Общение с мистером Кемпбеллом оказалось весьма и весьма успокоительным. Пережив множество войн и несмотря на славу в былые времена, он все же отлично осознавал, что живет в провинциальном городке, весьма отдаленном от столицы, и его репутация была вполне значительным фактором. Тюремщик, как хороший живописец, принялся рисовать картину, начиная с тех деталей, на которые более всего надеялся, и это обеспечило Хэтфилда некоторыми перспективами.
Преподобный Николсон совсем не удивился, увидев Мэри, когда он вышел из Лортонской церкви, хотя, если как следует поразмыслить, его должен был изумить такой факт. У нее совершенно не было причин оказаться здесь вечером во вторник. Прошло всего три недели с тех пор, как он похоронил ее маленького сынишку. Никогда прежде жителям Нортона не приходилось идти в скорбном шествии за женщиной, столь убитой горем и физически изможденной, как Мэри. Тогда-то она и обещала самой себе, что более никогда не появится в Лортонской церкви. Он воспринял ее приход как нечто само собой разумеющееся лишь по одной причине: он постоянно думал о Мэри. Он немедленно подошел к ней, и они вместе направились к Баттермиру, и косые лучи заходящего солнца били им в глаза.
Некоторое время они шли молча, не проронив ни единого слова, пока не миновали деревню.
— Ну что ж, — начала она разговор, как всегда, ей достало мужества заговорить первой, в отличие от преподобного, — его перевели в Карлайл.
— Судебное слушание состоится на следующей неделе. Уже совсем недолго осталось ждать.
— Я слышала столько разных мнений, — заметила Мэри, с головой бросаясь в те раздумья, что осаждали ее непрерывно с тех самых пор, как она узнала о прибытии Хэтфилда. — Я хочу повидаться с ним… могу вам сказать… — и она посмотрела на преподобного с тем выражением глубокой благодарности, кое весьма огорчило его; возможно, он был бы куда более рад, если бы ее сестринские чувства к нему, как истой прихожанки к своему пастырю, были не столь пылки, — одна лишь мысль, что я вновь увижусь с ним после всего пережитого… я писала ему, однако он так ни разу и не ответил, возможно, оттого, что письма мои до него так и не дошли, а потом я услышала о том, что… — какое-то мгновение она колебалась, и ему вдруг захотелось взять ее за руку, словно бы лишь с тем, чтобы помочь несчастной женщине преодолеть ухабистый отрезок дороги, но его природная робость не позволила ему сделать это, — его прежняя жена навестила его в тюрьме, и это известие заставило меня ненавидеть его даже больше, нежели я ненавидела его до того дня, и даже больше, нежели в ту самую ночь, когда я обнаружила письма, адресованные ему. Мне даже хотелось покинуть долину на то время, пока он находится в Карлайле, но куда же мне ехать? Весть о нем распространилась повсюду, и мне придется гораздо хуже, нежели здесь, хотя и здесь… — Молодой священник знал, что в ту самую минуту она думала о той «партии», что сложилась из завзятых любителей Озерного края, которая всякий день являлась на могилу ее ребенка. И пусть они относились к последнему пристанищу новорожденного с особым уважением, однако их посещения носили весьма назойливый характер. Они словно бы считали это маленькое надгробие у часовни законным пунктом своего паломничества, одной из прочих достопримечательностей. — Весь свет приезжает сюда посмотреть на меня, точно я какой-нибудь уродец, и после всего этого… куда же мне спрятаться?
Преподобный Николсон даже не нашелся чем утешить несчастную женщину, не мог подобрать слов. Просто Мэри было важно выговориться: что бы он сейчас ни сказал ей, все показалось бы незначительным. По мере того как они продолжали идти, солнце, все больше закатываясь за вершины холмов, отбрасывало косые лучи на волосы Мэри, словно бы образуя нимб над ее головой, и именно это яркое свечение вдруг выкристаллизовало в сознании священника совершенно очевидную мысль. Мэри никогда доселе не могла «спрятаться». Ее красота словно бы выделяла ее среди прочих людей; слава, которую эта девушка познала с ранней юности, сделала ее совершенно отличной от других. Та работа, которую ей доводилось исполнять в гостинице отца, подразумевала, что девушка всюду и всегда оставалась под пристальным наблюдением чужих глаз; и теперешнее неудачное замужество лишь в еще большей степени подхлестнуло нездоровый интерес к ее персоне. Даже когда она была на последних месяцах беременности, любители Озерного края частенько задерживались в деревне лишь для того, чтобы одним глазком посмотреть на местную знаменитость. И вся долина прекрасно знала, что, как только установится теплая погода, движение по дороге в Ньюленд через Кесвик станет и вовсе оживленным. Теперь же, в преддверии скандального процесса по делу Хэтфилда, ожидались целые толпы туристов.
Это внезапное откровение заставило его проникнуться еще большим уважением к высокой, грациозной и, как ему думалось, более прекрасной, нежели когда-либо, молодой женщине, которая шла рядом с ним по дороге. О, если бы только ему достало мужества, взяв ее за руку, поведать ей о собственных теплых чувствах к ней! Однако завеса общественных обязательств опустилась между ними, отделив друг от друга, и ему так и не хватило отваги преодолеть этот барьер.
— А разве вы не можете на некоторое время отправиться к родственникам?
Она даже не обратила внимания на его слабую попытку.
— Более всего от этого пострадал мой отец, — сказала она, вновь следуя собственным мыслям, которые, точно смертельно острое лезвие, пронзали ей душу, причиняя боль. — Этот человек, Хоуп, Хэтфилд, так и не заплатил по счетам, к тому же на свадьбу мой отец потратился гораздо больше, нежели мог себе позволить. Как он мне тогда сказал, ему думалось, будто такие траты окупятся, да к тому же еще есть счет в десять фунтов, такую сумму он задолжал моему отцу. И узнала я об этом только совсем недавно… всего около двадцати восьми фунтов, такие траты просто губительны для нашей семьи… однако ж даже такие расходы не смогли бы сломить его. Все дело в самом скандале. Он так и не может понять, как этот человек смог сделать такое со мной, его дочерью. Он может сидеть и час и другой, глядя прямо перед собой, и я знаю, он пытается понять, но не может, и поскольку он не способен осознать причину, он все быстрее уничтожает самого себя.
— А вы-то сами понимаете, Мэри?
Наконец-то его реплика была услышана.
— Иногда мне кажется, будто бы да. Когда я, случалось, раздумывала над мелочами, я вспоминала каждое слово, которое он говорил мне, каждое его действие, каждый взгляд, и тогда мне даже казалось, будто я знаю его. А затем словно бы что-то надвигалось на меня и вдребезги разбивало ту картину, что сложилась в моем сознании, точно камень, брошенный в пруд, от которого в разные стороны расходятся круги, нарушая зеркальное отражение поверхности вод. Однако в те редкие минуты, когда мне казалось, что я все же понимаю его, я начинала испытывать к нему жалость, но в то же время мне приходилось отказываться от этой жалости, ибо все, что он делал, было неверно. Это было гадко. Безнравственно. — Она выдохнула последнее слово почти шепотом, точно сама она подвергалась величайшей опасности, обвиняя в безнравственности кого-то другого.
И эта ее ненарушимая моральная чистота глубоко тронула молодого священника. В этом одном лишь слове «безнравственно», произнесенном на полувыдохе, заключалась вся любовь к Господу и желание противостоять дьяволу, который изо дня в день искушал грешников. Ее «безнравственно» являлось силой любви самого Христа, который противостоял всем превратностям мира. Ее «безнравственно» призывало ощутить жалость к тем, кто страдает от адского огня, к телам, что будут испытывать адские муки, и к душам, которые будут прокляты на веки вечные.
— Мэри, — сказал он, — несмотря на всю его безнравственность, нам надлежит молиться за спасение души его. И сколь бы ни был он виновен, я должен помнить, сколь польщен и рад был я сам, когда нашел в его лице приятную компанию. И нам надлежит осознать, что даже в безнравственности может быть нечто хорошее. Так же как и добрый человек способен поддаться злу, так и злой человек может в какие-то моменты познать блаженство и истину. — Он вытащил несколько писем из кармана. — Он очень сильно любил вас, и эта любовь была самым лучшим, что таилось в его душе. Возможно, именно это и спасет его в последний день. Когда вы были в Лонгтауне, он написал мне два письма, и в обоих он с невероятной любовью отзывается о вас. — Николсон прочел небольшой отрывок. — Он здесь пишет о своей «любимой Мэри» и рассуждает по поводу спора, что у вас был с мистером Грэхемом, и говорит: «Все это заставило Мэри сделать несколько скоропалительные выводы, однако ж не может быть ничего более притягательного, нежели ее манеры, которыми она всегда обладала», — и затем в том же самом письме он просит меня «совершенно заверить ваших родителей в том обоюдном счастье», которое вы испытали за время вашего брака.
