36. РАЙ ДЛЯ ДИПЛОМАТА
В октябре 1935 года, когда вопрос о моем уходе из «Автомотоэкспорта» окончательно решился, я поехал в отпуск на Кавказ в санаторий для высшего командного состава Красной Армии имени Ворошилова. Сотрудник Наркомвнешторга Власов, который занял мое место, уже через несколько недель был снят за халатность. Дело было в том, что он неосмотрительно разрешил отправить через Германию несколько парашютов, которые Турция заказала для своего национального праздника. И эти парашюты пропали в пути. Сталин, которому доложили об инциденте, вызвал Власова «на ковер» и объявил ему строгий выговор, а в Турцию тем временем была послана новая партия парашютов.
Санаторий командного состава, в котором я отдыхал, представляет собой пять великолепных пятиэтажных корпусов, каждый из которых выходит своим застекленным фасадом к морю. Роскошь и комфорт этих зданий строго соответствуют рангу тех, кто в них размещается. Высшее командование размещается в отдельном корпусе, оборудованном по последнему слову техники. Здесь созданы максимальные удобства для полного наслаждения свежим воздухом, солнцем и тишиной на террасах, которые оборудованы специальными устройствами для дозирования солнечного света с помощью подвижных перегородок. Специально сконструированный фуникулер доставляет отдыхающих на пляж, избавляя их от малейшего напряжения сил.
На сооружение этого замечательного комплекса, стоящего на вершине скалы, было затрачено десятки миллионов рублей. Не случайно Ворошилов приказал принять все меры, чтобы построенное не могли видеть со стороны. Эти здания и их внутреннее убранство могли созерцать только избранные. Я был поставлен в очень неловкое положение визитом моего бывшего клиента, военного атташе Турции, капитана Энвер-бея, которого в довершение всего сопровождал иностранный корреспондент. Было невозможно отказать этому иностранному гостю, но начальник санатория не скрывал от меня своего беспокойства по поводу возможных последствий для него этого визита.
Когда я приехал туда в 1935 году, строительство санатория только что было закончено. Тех из моих читателей, у кого описываемая роскошь, в которой отдыхали генералы и полковники Красной Армии, вызовет зависть, могут утешиться тем, что примерно девяносто процентов тех, кто отдыхал там, в ближайшие три года были расстреляны или просто исчезли в ходе чистки.
По возвращении в Москву я снова попросил направить меня в авиационную академию, и эта просьба была поддержана моими друзьями в Генштабе. Но Сталин, который сам решает, куда направить того или иного ответственного работника, сказал «нет». «Он уже достаточно образован», – это были его слова, как их мне передал заведующий отделом загранкадров Центрального Комитета партии. Литвинов, узнав, что я ушел из Наркомвнешторга, попросил откомандировать меня в распоряжение Наркоминдела. Так я был назначен первым секретарем нашей миссии в Афинах и в декабре 1935 года выехал в Грецию.
По пути я сделал остановку в Софии, где встретился с моим другом, посланником Раскольниковым. Он был еще достаточно молод, прекрасно выглядел и был в отличном настроении. В Болгарии он вел очень активную работу по привлечению славянских симпатий на сторону Советской России. В свободное время он писал роман, – помимо всего прочего, этот бывший командир красной флотилии на Волге и Каспии был неплохим литератором, – его пьеса «Робеспьер» была поставлена в Москве и имела успех.
Когда мы с Раскольниковым и его женой гуляли в саду миссии, мы не могли представить, что наша судьба скоро будет похожа на судьбу последователей Робеспьера, последних якобинцев, которые вынуждены были бежать от гильотины. Покоритель Казани и Северной Персии в 1938 году отказался вернуться в Россию. Более года он вынужден был скрываться и в июле 1939 года прислал мне письмо откуда-то с французской Ривьеры. Это было открытое письмо с разоблачением сталинской диктатуры, очень умное и страстное. Спустя несколько недель после публикации письма он умер в состоянии умопомешательства, по мнению его друзей, в результате отравления ядом. В ходе нашей встречи я с удовольствием рассказал ему, что его знаменитая военная операция в Энзели в 1920 году изменила мою жизнь, направив интересы на Восток.
На вокзале в Афинах меня встретил посланник Кобецкий, и мы вместе поехали в нашу миссию. После московской суеты и нервотрепки здесь было так спокойно!
В то время Греция переживала период непростых перемен. За несколько лет сменилось несколько режимов. За год до моего приезда сын крестьянина, генерал Кондилис, бывший друг Венизелиса, провозгласил себя диктатором. В ответ его прежние друзья в марте 1935 года подняли мятеж венизелистов, который он подавил. Страна в этот период была расколота почти поровну между сторонниками монархиста Салдариса и республиканцами, упорно поддерживавшими Венизелиса и Софулиса.
В ноябре 1935 года, думая, что он полностью контролирует ситуацию, Кондилис провозгласил реставрацию монархии и призвал на трон находившегося в изгнании в Лондоне короля Георга II. Воспитанный в либеральной английской школе и обладавший гораздо более тонким политическим чутьем, чем Кондилис, король понимал, что лучшим способом стабилизации монархического режима будет всеобщее умиротворение. Соответственно он амнистировал Венизелиса, восстановил политические свободы, провел демократические выборы и, добившись соглашения с республиканцами, положил конец диктатуре Кондилиса. Последний пытался напугать короля перспективой своей отставки, но король хладнокровно принял эту отставку и поручил возглавить правительство старому и мудрому адвокату Демердзису.
Демердзис провозгласил восстановление гражданских свобод. С островов возвратились эмигранты, легализовалась коммунистическая партия, снова стала выходить ее газета «Ризоспастис». Кондилис скоропостижно скончался, – возможно, от разрыва сердца Уставший от политической борьбы Венизелис оставался в эмиграции в Париже, где через год тоже умер. Вскоре за ними последовали Салдарис и Демердзис. В течение года Греция потеряла всех своих ведущих политических лидеров. В образовавшейся политической пустоте медленно стала обретать зловещие очертания фигура Матаксиса, будущего нового диктатора Греции.
К моменту моего прибытия в Грецию, в последние дни 1935 года, положение реставрированной монархии представлялось довольно шатким. Вместе с Кобецким мы отправились во дворец, чтобы поздравить короля с Новым годом. Дворец производил впечатление еще не полностью заселенного дома Главный церемониймейстер, граф Меркатис, представил королю членов дипломатического корпуса. Король пожал нам руки и сказал каждому по нескольку слов. Обладавший типично английской внешностью, он произвел на меня впечатление спокойного и твердого человека Он был чисто выбрит и носил монокль, что очень шло к рельефным чертам его лица Я в течение года наблюдал, как он существенно укрепил свои позиции монарха которые при нашем первом знакомстве казались такими шаткими. Постепенно он превращал роялистскую мечту в реальность. Дворец был обновлен, по улицам столицы снова стали ездить королевские экипажи в сопровождении конной стражи в национальных костюмах, состоялись внушительные парады, толпы горожан снова стали приветствовать королевский выезд на улицах. Короче говоря, король исполнял свою должность серьезно и эффективно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
