раз баронесса не стала закрывать глаза. В ее позе и внешности ничего не изменилось, но что-то произошло с самим местом. Вокруг поднялся ветер, с окаймлявших котловину кустов вспорхнули птицы, а по водной глади скользнула едва приметная рябь. Воздух над болотом дрогнул, словно кто-то легонько встряхнул огромный невидимый колокольчик и вернул его на место. А потом все стало как прежде. Только глаза баронессы сделались голубыми и слегка растерянными.
– Получилось? – спросила Дитя, посмотрев на Твилу и мастера фиолетовыми глазами.
Они только кивнули, не в силах выдавить ни звука.
– Что такое? Почему вы на меня так смотрите?
Она мягко отцепила руки Лубберта, шагнула к болоту и заглянула в отражение.
– О, теперь понятно. Надеюсь, вы не возражаете, ваша светлость?
Дитя нагнулась и, зачерпнув немного воды, потерла ею глаза. Снова глянув в отражение, удовлетворенно кивнула:
– Так-то лучше.
Когда она повернулась, ее глаза оказались густо-лимонными с изумрудными ободками.
Баронесса подошла к ней, больше всего напоминая очень красивую, но весьма обычную женщину.
– Спасибо, Дитя, – сказала она и, мягко взяв ее лицо в ладони, поцеловала в лоб.
Потом отступила и обернулась к своему бывшему управляющему.
– Грин, я его больше не чувствую… – растерянно сообщила она. – Но уже скучаю.
– Так и должно быть, – отозвался тот и вежливо добавил: – Вы позволите?
Прежняя смотрительница рассеянно кивнула. Управляющий снял с нее плащ и с поклоном накинул его на Дитя.
– Ваша светлость, – поклонился он.
Дитя повела плечами, устраивая его поудобнее, и оглядела себя.
– А его можно будет слегка укоротить?
– Конечно, как пожелаете, ваша светлость.
Дитя повернулась к своей предшественнице:
– Ваша светлость…
Та покачала головой:
– Теперь ко мне больше не нужно так обращаться.
– Простите, я по привычке. Только хотела уточнить: а мне обязательно выходить сейчас замуж?
– Нет, если не хочешь. Можешь сделать это позже или вообще не делать. Но со временем поймешь, что без этого скучно. Одной скучно.
– Ну, у меня еще есть господин Грин. Вы ведь никуда не денетесь? – обеспокоенно добавила Дитя.
– Я всегда буду с вами, ваша светлость, – ответил управляющий и снова поклонился – точно так, как всегда кланялся баронессе. Похоже, смена хозяек прошла для него безболезненно. Ничто не изменилось ни в его поведении, ни в обращении.
– Хорошо, тогда вы мне все расскажете и поможете освоиться.
Бывшая баронесса в последний раз окинула взором болото, глянула на тянущиеся вдалеке дымки над крышами Бузинной Пустоши, вдохнула полной грудью и медленно побрела вверх по склону, с каждым шагом становясь чуть более согбенной и дряхлой. Никто ее не останавливал.
Когда она была уже наверху, в зарослях мелькнул пушистый хвост. Женщина медленно, с видимым трудом нагнулась, взяла кошку на руки и, прижав к груди, продолжила путь. Вскоре она исчезла из виду.
– Куда она теперь? – спросила Твила у Дитя.
– Не знаю… а, нет, постой, – Дитя запрыгала на одной ножке, прижав голову к плечу и стуча ладонью по уху, как делают, когда внутрь попадает вода. – Я слышу какое-то слово… ш-ш-ш… р-р-р… а-а… аш… точно, Ашерраден! – заявила она уверенно.
– А что там?
Дитя снова стукнула по уху.
– Кажется… кажется, там вкусно пахнет, или вроде того. Представляешь, у меня в голове теперь звучат голоса. Неужели она их тоже постоянно слышала? Это можно как-то на время отключать, господин Грин?
– Да, ваша светлость.
– Хорошо, – успокоилась Дитя и снова повернулась к Твиле и мастеру: – Мастер Блэк, вы выглядите ужасно усталым. Наверное, всем нам пора.
Твила кивнула, и они двинулись наверх. Пока поднимались, она тронула подругу за руку:
– Дитя, а ты не могла бы еще разочек… – она указала глазами на огонек на том берегу и сглотнула, – пожалуйста, всего на минутку?
Дитя сочувственно покачала головой:
– Прости, кажется, теперь это будет нарушением правил.
Карета действительно ждала новую баронессу на дороге. Дитя предложила подвезти их с мастером до деревни, но Твила отказалась – сейчас ей хотелось не спеша пройтись пешком. Условившись непременно проститься перед отъездом, они разошлись каждый в свою сторону. Твила с мастером – к деревне, а Дитя с Луббертом и господином Кербером Грином[38] – к карете. Плащ волочился за ее светлостью по земле.
Оглянувшись в последний раз, Твила увидела, как управляющий подсаживает Дитя в карету, и услышала:
– Кстати, вы не думали о том, чтобы сменить камзол? Не обижайтесь, этот вам тоже очень идет, но мы могли бы подобрать расцветку повеселее.
– Как пожелаете, ваша светлость. Еще что-нибудь?
– Да, у вас найдутся петушки на палочках?
* * *
Когда обе эти группы оказались на равноудаленном расстоянии, из кустов вышли двое. На первом был расходящийся на животе красный камзол с засаленными манжетами, худую фигуру второго облегал желтый сюртук. Оба посмотрели на дорогу, по которой сейчас шли, держась за руки, две фигуры.
– Если хочешь знать, я вовсе не собираюсь повсюду таскаться за ней только потому, что она в нас верит и никогда про нас не забывает.
– Полностью разделяю твою точку зрения.
– Но херес она оставляла отменный. – Первый довольно похлопал себя по животу.
– Да, – мечтательно добавил второй, – и мясной фарш тоже был ничего.
– И он, – согласился толстяк. – А у тебя что-нибудь осталось с последнего раза?
– Кажется, пара кусочков сыра.
– Отлично, – воодушевился первый и потер ладони. – Давай-ка сюда! Жаль, мышь уже не сможет к нам присоединиться!
В этот момент из кустов раздался писк. А спустя секунду на дорогу выскочил мышь.
Все трое после положенных приветствий устроились на плоском валуне под кустом волчьей ягоды и немедленно претворили идею по поеданию в жизнь.
Эпилог
Гостям, пришедшим в тот день в дом Эмеральды Бэж, в жизни не забыть представшей глазам картины.
К назначенному часу группки надушенных и разодетых дам и господ начали подтягиваться к дому № 1 по Деловому переулку. Первоначальное оживление вскоре уступило место досаде и даже раздражению, когда стало ясно, что хозяйка не торопится им открывать. Она игнорировала вежливое постукивание медным кольцом, не менее вежливое позвякивание в колокольчик и даже более напористые удары трости о ставни.
Вскоре в дверь уже стучали, колотили, звонили и ломились рассерженные и растрепанные гости, чьи наряды стали чуть менее нарядными и чуть более помятыми.
Наконец кто-то догадался приоткрыть дверь – она действительно оказалась не заперта. Вот тут-то гости и поразились до глубины души.
Эмеральда Бэж восседала на кресле-троне, величественная, как королева, но при этом совершенно и абсолютно мертвая. Ее лицо было расцарапано, а оба глаза подбиты. Зато поверх чепца красовался изумительный парик. В
