столкновения она служила в специальном подразделении полиции, где занималась исследованиями причин девиантного поведения в своих рядах. Позже ее перевели в архив, где она стала обращать внимание на дела, сдаваемые отрядами грифов с грифом «СЕКРЕТНО» и решением «ОТСУТСТВИЕ СОСТАВА». В отряде грифов таких дел было большинство.
– То есть, как только начинаются беспорядки, тут же появляются грифы полиции? – предположил Глеб.
– Да. И если к этому моменту все не утихнет, то они уничтожают самого активного, хотя это может быть просто истеричная тетка, трясущая в панике голосовыми связками. Впрочем, в последнее время они стали более точно выделять зачинщиков.
– То есть они стали лучше в нас разбираться, – заключила Пелагея. – Тогда формулируем третью задачу: нам тоже нужно в них разобраться.
– А для этого нам нужно решить первые две задачи. Вторую хотя бы для того, чтобы захватить одного из них и изучить. А потом уже будем думать о глобальной борьбе.
Ладно. На сегодня все. Отбой! – закончил совет Глеб. – Палаша, мы расходимся по домам. Как слышишь?
– Вам хорошо! А мы только собрались. У нас на днях должно проясниться одно дельце. Мы уже два месяца без связи, вы, наверное, не в курсе. Но, не буду забегать вперед,… Не подумай, что я суеверная. Просто потом все по порядку расскажу.
– Договорились! Эта осень, я смотрю, выйдет богатой на события.
– То ли еще будет! Она только началась.
– Палаша, подожди, не отключайся. Я еще хотел спросить, как твоя сестра?
– Да, никак. От Эвелины по-прежнему никаких известий, – ответила Пелагея, потускнев глазами, которые увидели только в ее штабе, и голосом, который услышали все.
Она явно скучала и более того переживала. Но как-то все больше в себе, не очень хотела об этом говорить. Даже с близкими, такими, как Глеб. Возможно, ее больше всего напрягало то, что она ничего не могла поделать, а может, то, что она ничем не могла утешить мать.
– Мама привет передавала тебе и родителям, – все-таки продолжила Пелагея через некоторое мгновение. – Она знает, что у нас сегодня должна быть связь. Очень хотела бы вас увидеть. Говорит, скучает.
– И мои скучают, – ответил Глеб.
Разговор дальше не строился. Тема не легкая.
«Наверное, зря потревожил, – подумал Глеб. – Да сам тоже беспокоюсь, и мать спрашивала. Ну, хоть узнал, что никаких новостей. Хотя бы плохих».
– Ладно. Давай, наверное, на сегодня закругляться, – сказал Глеб. – Извини, что затронул больное.
– Да ничего. Все нормально. Пока.
***
Глеб вернулся домой не веселый из-за вечернего разговора, но с ощущением маленькой, но победы. Голову осаждали циклические мысли: «Если им нужны люди, тогда почему трупы с улиц не пропадают, их либо находят родственники, либо кремируют коммунальные службы. Нужны живые? Тогда почему двум третям населения было позволено вымереть. Не пепел же им нужен? Тогда бы кремировали всех. Но есть, кого по старинке хоронят. Цель? Должна быть цель».
– Мам, пап, привет!
Нонна вышла встретить сына.
– Твои дети сегодня замучили деда, – улыбнулась она и поцеловала сына в щеку.
– Что, с ним опять случи…?
– Да, нет, – перебила мать, спеша успокоить. – Он нормально. Просто они весь день с ним.
– Сегодня снова налажена связь! – доложил Глеб, войдя в комнату, где играли дети и дед.
– Надолго ли? – отозвался Ярик.
– Яр, что ты сразу, в самом деле, – суетливо попыталась сгладить скепсис деда Нонна.
– Надолго! – Глеб произнес слова уверенно. – Это не радиосвязь. Мы полгода над ней работали! Мы надеемся! Нам теперь важно следующее: нужно разработать прибор, который позволит нам достоверно отличать их. Нужен критерий. Мы слишком мало о них знаем. Планируем заполучить хотя бы один экземпляр. Не знаю пока как, но это нужно сделать. Будем работать.
Ярик слушал сына внимательно. Мысль Глеба медленно пробила ненадежные защитные барьеры от внешнего мира. И когда он осознал последнюю задачу, и попытался мысленно ее решить, его лицо снова исказилось, он взялся руками за голову, словно он что-то видел и при этом беспомощно зажмурил глаза. А, может, он слышал какие-то звуки, которые его беспокоили. Или…
Глеб всегда пытался, но так и не смог этого понять. Он просто включил музыку: Лист «Грезы любви». Добавил громкости и оставил отца в покое. Но старался не упускать его из вида.
Именно живая запись концертного рояля. Всего несколько мелодий: звучащая, «Вокализ» Рахманинова и «Сон одного человека» Хрисомаллиса могли перехватить внимание отца своими эмоциональными выплесками между фантастическими по широте фрагментами поистине умиротворяющего настроения.
Глеб прочувствовал эту музыку через отношение к отцу. Когда отец безрезультатно сдавливал синеющими ладонями уши, он чувствовал, как у него синеет сердце. И только в те моменты, когда в музыке появлялось Солнце, отца постепенно отпускало, волна за волною. А мать вообще не могла на это смотреть и очень боялась, когда это случалось с мужем только в ее присутствии.
Больше отцу ничто не помогало. Даже врачи. Большинство сходились на одной версии:
– Слуховые галлюцинации, – повторяли они, – их нельзя заглушить берушами, они возникают внутри, а не снаружи. Даже если он оглохнет, он все равно продолжит их слышать.
Отец надрывно прохрипел, глотая окончания:
– …нави…тскре…
Глеб не полностью разобрал его слова. Впрочем, он их уже давно выучил. За четыре с небольшим минуты легендарной музыки отец успел повторить их несколько раз с убывающей долей агрессии. Ярик и сам прекрасно знал, как помогает ему эта музыка. Поэтому он вслушивался в нее, отдаваясь полностью.
Вернулась Нонна, чтобы помочь мужу удержать состояние покоя. Ярик сидел на стуле, оперев голову на руки, а руги локтями на колени. Услышав ее шаги, он поднял взгляд. Они безмолвно посмотрели друг другу в глаза, и Нонна с любовью обняла его за голову. Она хотела что-то сказать, но как всегда не могла найти полезных в этой тисуации слов.
Глеб тревожно смотрел на них. Мать и отец поймали его взгляд. И в этот момент они каждый немного на свой манер подумали об одном и том же: «Как хорошо, что есть такие вещи на свете, которые очень сложно выразить словами, но которые можно молчать. И даже так они согревают изнутри. И может быть так они даже понятнее и дороже».
***
От былого чванства и статусности заведения, с присущей чистотой и аккуратностью во всем, теперь осталось только сожаление. А прежде даже сопли у пациентов должны были быть самой высокой категории.
Однако, получить здесь работу по-прежнему стремились многие врачи с большой буквы, а уж докторишки просто грезили. Одновременно сюда стремились и пациенты, так как все-таки
