Что бедолаге оставалось делать? Спрыгнул он с коня и зашлепал на ближайшее болото обедать комарами. И так бы бедолага и помер, но судьба дураков и героев для чего-то хранит. До поры — до времени.
Приказал местный царь своим сыновьям в срочном порядке создать ячейку общества, то есть, короче говоря, ожениться. Попечалились сыновья, покручинились, простились с многочисленными любовницами и отправились судьбу пытать. Пытку для судьбы выбрали, надо признать, донельзя странную, шмаляли из лука в белый свет, как в медяшечку. Попали все трое, белый свет большой, промазать трудно. Но двое попали просто, а вот третий, дурак, конечно, попал конкретно. Потому что у тех стрелы к нормальным небедным девкам прилетели, а у этого — в болото. Причем поцелил как раз в героя, тот, правда, воин был преизрядный, и отпрыгнуть успел.
В общем, картина маслом, сидит себе на кочке лягушка, материт колдуна, стрелка идиотского и весь мир впридачу нехорошими словами...
— Какими словами? — полюбопытствовала Лани.
...которых молодым девушкам знать не полагается, и тут вываливает наш Иван-дурак весь грязный, в тине и прямиком к стреле чешет, едва на героическую лягушку не наступив. Ну, герой ему, ясень пень, и высказал все, что думает. Иван, конечно, дурак был, но вежливый, царский сын все-таки, вон как принц наш. Воспитанный, да. Извинился перд лягушкой, и сделал ей куртуазное предложение неприличного толка. То есть, предложил выйти за него замуж. Герой от удивление онемел, совсем как вон то тело, и что ответить, не нашелся. А дуракам закон не писан, молчание, как есть, знак согласия, и пока рыцарь заколдованный квакал что-то и глазами лупал, схватил его Иван-царевич в охапку и в губы смачно поцеловал, охальник такой. Нет бы сначала пол выяснить у незнакомой лягушки.
Чары, само собой, спали. Такова уж сила поцелуя у принцев, даже, скаывают, девки мертвые в хрустальных гробах оживают порой, так зомбями и ходят, дуры. Вот и герой мигом расколдовался, взял дурака под белы рученьки да закинул в болото, пиявкам на радость. Только дуракам и море по колено, и царское происхождение здесь не причем. Вылез он из болота, герой за это время остыл, и стали они решать дальше, что делать. Потому как нравы в королевстве были строгие, поцеловать и не жениться — навек опозорить. Вот Иван сдуру и ляпнул, что будь он девицей запросто за героя бы замуж вышел. Слово не крокодил, выскочит — не слиняешь. Тут же нарисовался колдун, успешно косящий под болотную кочку. И пришлось Ивану за базар ответить, злыдень в два приема махнул рукой, колданул что-то, и не успел бывший царевич, а ныне дурак, губой шлепнуть с отвисшей челюсти, как стал девицей красоты неописуемой. Герой даже поначалу решил, что это кикимора из болота вылезла, больно уж Иван на нее смахивал.
А колдун тут же свалил, будто его и не было. Погоревал Иван, потом достал косметичку из сумочки, и давай красоту наводить. И навел ведь, подлец, да такую, что бедный рыцарь неминуемо в него влюбился. Хочу, говорит, жениться на тебе, красная девица, и все тут.
А Иван, ну, то есть, теперь Иванна, ему и отвечает, дескать, много вас тут ходит, хоть что делай, а за тебя не пойду. И ушла к батюшке-царю. Тот, кстати, обрадовался, был, дескать, раньше сын-дурак, а теперь дочь-красавица. А ум царевне и не к чему особо.
Вот так оно все и закончилось.
— А герой? — поинтересовалась Лани, захваченная увлекательным рассказом.
— А герой умер, — сообщил топор. — Потому что настоящий герой не может жить, если он никому не нужен.
— Грустная сказка, — пожаловался Нанок, которому героя было жаль до ужаса. Такая уж у него была душа, чувствительная и не чуждая высоким чувствам. Чего иные цивилизованные нипочем не хотят понять и оценить.
— Да, веселого мало, в натуре, — согласился Боресвет. — Эк пацана заколбасило, просто атас. Так, в натуре, все герои передохнут, Блин.
Гоблин молчал. Он пытался вспомнить, как по-людски сказать «засада», но упорное слово упрямо не шло в его зеленую голову. Тогда он заревел во всю мощь и потянулся к ятагану.
Известно давно и наверняка, что бесшумных засад не бывает. На эту тему написаны диссертации по тактике и стратегии, даны четкие ориентиры, какие звуки надо улавливать в какой местности, существует даже специальные курсы для повышения слуха. И все равно люди раз за разом в засады умудряются попадать. Когда с вершин деревьев одна за другой полетели сети, только Лани успела уклониться. Фараданцы выбегали из-за деревьев с обеих сторон дороги. Яростно ругался Боресвет, не в силах обнажить меч, ему вторил пронзительный голосок топора, доносившийся из сапога. Варвар рычал от бешенства, разом забыв все человеческие слова. Гоблин тоже рычал, так же как и Щенок Тьмы. Впрочем, как раз Щенка сеть не удержала. Освободившись, он бросился следом за Лани, фараданцы метнулись было в погоню, но девушка легко от них ускользнула.
— Нет, ну это просто форменное свинство! — к Болу неожиданно вернулся голос, и он поторопился им воспользоваться. — Опять в плен! За что, Блин?
— А ну заткнись, козел! — посоветовали ему. Обидно посоветовали, никакого такта и сочувствия к человеку, попавшему в неприятный плен. Неплохому человеку, кстати сказать, доброму, образованному и почти магу вдобавок. Да еще и скромному к тому же.
— Нет уж, хватит, намолчался! Лучше отпустите нас по-хорошему! А то уйдем сами...
Ему дали сапогом под ребра, чтобы заткнулся. Но заставить Бола замолчать можно было только особыми колдовскими чарами, вроде кляпа. Или же хорошим ударом по голове.
— Вы просто не знаете, с кем связались, — продолжал распинаться Бол, предварительно охнув и ощупав ребра рукой. — Я вообще вашему маршалу троюродным внучатым племянником прихожусь! Вот развесят вас, гадов, на ближайших осинах или, скажем, березах... Вам какие деревья больше нравятся? Ну, неважно. Вот я тогда посмеюсь!
Ему снова предложили заткнуться, но как-то не очень уверенно и без ударов по ребрам. Кто его знает, долдона этого, может и впрямь маршалу родня. Тот тоже поболтать любит преизрядно, только не так пространно. Но «равняйсь!» и «смирно!» постоянно говорит, а под хорошее настроение и на «вольно!» расщедриться может.
— А ну отдайте меня Хозяину! — завопил топор. — Нет, ну что за беспредел, в самом деле! Руки убери, лохматый, ты мне рукоять испачкаешь!
Всех пленных аккуратно перевязали довольно прочными веревками. По невозмутимому виду Боресвета, Таль догадался, что порвать путы для него не проблема, только он не в курсе, что делать дальше.
Сам Ларгет тоже не очень понимал, что делать дальше. Оружие у них отобрали, хотя топор громко протестовал и грозился поотрубать всем головы и прочие ненужные части тела. Пытался даже по примеру Бола выдать себя за родню маршала, но ему не поверили ввиду слабого сходства. Впрочем, фараданцы отнеслись к говорящему топору с должным почтением, убрав его вместе с сапогом в золоченый ларец. Вопли топора тут же утихли, возможно, оказанные почести его успокоили. Или просто ларец попался звуконепроницаемый.
— Куда вы нас тащите? — рискнул спросить Ларгет.
Ответ был вполне адекватен — древком тяжелого кавалерийского копья по хребту. Таль охнул и обозвал фараданца гнусным скорпионом, за что получил вторично.
Варвар зарычал и врезал колено в неудобное место солдату, чересчур сильно затянувшему веревки. Тот охнул и согнулся, как перочиный ножик. Похоже, у него как-то появились проблемы со здоровьем. Мысль насчет того, что око за око, пах за пах, ему в голову отчего-то в этот момент не пришла. Зато она посетила то, что скрывалось под шлемами у его товарищей. Варвару мигом наваляли по самое небалуйся, использовав для этой цели древки копий. Тот зарычал громче, одним рывком порвал веревки и разжился на халяву копьем. Бывший хозяин оружия возражал не очень, тихонько подвывая и баюкая сломанную руку.
Нанок отпрыгнул в сторону, треснул древком очередного фараданца, подхватил ларец с топором и бросился наутек. Фараданцы азартно завопили и бросились в погоню, но догнать сильно спешащего варвара непростое занятие даже для породистого скакуна. А преследователи не озаботились оседлать коней, поэтому довольно быстро потеряли Нанока среди дикорастущих деревьев.
Зашевелился было Харкул, но тут же застыл, когда ему к груди приставили сразы четыре пики. Что и говорить, аргумент был весомый и доступный для любого вменяемого гоблина. Каковым Харкул, вне всякого сомнения, и являлся.
— Пива не найдется? — спросил Бол, которому хотелось поговорить после долгого и вынужденного молчания. На него посмотрели неодобрительно и на всякий случай треснули древком копья.
— Ну, зачем так сразу? — обиделся тот. — Могли бы сказать по-человечески — мол, пива мало, только для своих.
Ему по-человечески добавили ногами. Бол окончательно обиделся и замолчал, с презрением глядя в землю. Он хотел бы посмотреть с презрением на своих мучителей, если бы не стойкое необоснованное подозрение, что любое движение вызовет с их стороны новые бесчеловечные репрессии.
