Судя по ним, восточнопрусские леса нельзя было использовать для базирования разведгрупп. Они невелики и больше похожи на приусадебные парки, расположенные в многоугольниках между мощеными, асфальтированными дорогами и бетонными магистралями, да к тому же сильно прорежены и разбиты на небольшие участки аккуратно расчищаемыми просеками. Домики лесников — с каменными цоколями и снабжены телефонной связью. Для разведчиков возможность обнаружения врагом и быстрого окружения во много раз вероятнее, чем в Белоруссии.
Население связано круговой порукой, среди него развито доносительство. К тому же оно напугано геббельсовской пропагандой и уверено, что будет истреблено наступающими советскими войсками.
Итак, на помощь населения надежды питать опасно.
Самые новые карты районов Восточной Пруссии были восьмилетней давности. За прошедшее время строительных и фортификационных работ, которые велись непрерывно, облик этих районов значительно изменился.
Значит, и на карты особой надежды не было. А поскольку выброска нашей группы будет произведена ночью, то, куда на самом деле мы попадем и как нам ориентироваться на месте, было неясно.
В этих условиях, когда к тому же все строения в Восточной Пруссии были каменные (даже стены коровников строились в два кирпича, половину его стоимости оплачивала администрация) и вписывались в схему многочисленных укрепрайонов, двигаться без разведки вперед и наступать наши войска не могли. ТАКИХ укреплений даже Берлин не имел.
Мы попали в одну из первых групп, десантировавшихся на территорию Германии.
Разумеется, я не мог тогда знать, что еще 4 июля ровно в 19 часов на рабочий стол И.В. Сталина в Ставке Верховного Главнокомандования лег план мероприятий по организации работ разведывательно-диверсионных групп в Восточной Пруссии, который, в свою очередь, породил следующий документ:
«Командующему 3-м Белорусским фронтом. Лично. Секретно.
...Настоящим вам предписывается в срок до 20 июля 1944 года организовать и обучить по полной программе не менее 7 разведывательно-диверсионных групп для работы в Восточной Пруссии. Группы комплектовать исключительно на добровольных началах, использовать как имеющийся наличный состав, так и дополнительные кадры из числа партизан и подпольщиков. Желательно знание немецкого языка. Группы усилить двойным радиообеспечением.
Инструкции прилагаются.
Выполнение операции взято под контроль Ставкой. Подписи: начальник Генерального штаба, начальник Главного управления разведки».
...Как ни ждешь отправки, сигнал о ней приходит неожиданно.
Быстро собираемся, осматриваем друг друга. Потом нас осматривают. Долго, придирчиво. Затем мы отправляемся на аэродром, где уже вращаются пропеллеры двухмоторного «Дугласа».
Взмываем в воздух. Ночь темная, но звездное небо заменяют яркие точки строчащих внизу автоматов и пулеметов. Словно кометы, врезающиеся в землю, отбрасывают огненные «хвосты» артиллерийские залпы. Низкими траекториями летят очереди трассирующих, пуль. Мигают красноватые взрывы. Видим, что немцам есть, чем заняться на земле, и им не до нас. Линию фронта мы минуем благополучно.
[...] Световой и звуковой сигналы. Прыгаем в обе двери одновременно. Я и Михаил Солодников — первыми. Николай Прусаков и груз — следом.
Приземляюсь удачно, сразу же «гашу» парашют. Вижу, что неподалеку опустился еще один парашютист. Лихорадочно освобождаюсь от парашюта, легонько подзываю товарища условным свистом. Он подползает.
Это — Прусаков. Я ему очень рад. Может, его фамилия принесет удачу?
Но дальше начинаются неприятные «сюрпризы». Михаил пропал!
Начинаем шарить по местности, расширяя круг поисков. Обнаруживаем рядом морской залив. Михаила нигде нет. Неужели он попал в воду? При нашей экипировке это смертельно опасно. Намокший парашют камнем тянет на дно, если в него набирается вода.
Допустим, это так. Но почему тогда Михаил не кричал?
Стоп! Может ли опытный разведчик в такой ситуации во весь голос звать на помощь? Не может. Погибая, он не издал ни звука.
И все-таки разум отказывается верить в такой исход. Мы продолжаем цоиск. Но всё напрасно.
Набредаем на перелесок. Здесь нам предстоит дождаться утра, а затем продолжить поиски Михаила и груза, хотя, по всем правилам, из места выброски нам надо убираться немедленно. Обнадеживает лишь то, что признаки жилья вокруг нас отсутствуют, не слышно даже далекого лая собак.
Немного остынув от поисков, обнаруживаю, что на мне нет сумки с батареями к рации. Это — второй «удар», от которого холодеет спина. Неужели сумка оборвалась в воздухе от рывка раскрывшегося парашюта?.. Да это и неважно. Важно другое: моя рация БЕСПОЛЕЗНА.
Пытаемся спать по очереди, но от таких переживаний не уснуть. Сидим. Ходим.
Вновь пытаемся свистеть, но, опомнившись, прекращаем.
Серый дождливый рассвет являет нам третий «сюрприз»: нас явно забросили не туда. Вокруг — ни одного из признаков местности, на которые нас ориентировали. Жилья тоже не видно.
На всякий случай, действуя совершенно не логично, остаемся в этом же перелеске до следующего утра. Но вновь — безрезультатно.
Издалека послышался шум разгоравшегося боя. Используя его как ориентир, мы двигаемся, решив пробираться за линию фронта.
Как наивны мы были! Нам, партизанам, никакой боевой опыт не мог подсказать ТАКОЙ линии обороны, которую занимали пруссаки (со всех направлений на оборону Восточной Пруссии были направлены ее жители, дабы лучше защищали свой дом).
Двигаясь, мы все пытаемся представить, куда же нас выбросили. Залив не должен был оказаться рядом!..
Вначале мы шли только ночью. Ночи стояли темные, и порою не было видно ни зги. И вот под утро заметили какой-то населенный пункт.
Что-то во внешнем облике жилья, в исходивших от него запахах подсказывало нам, что здесь живут не немцы. С огромными предосторожностями мы дождались, когда из дома вышел первый его жилец. Занимаясь хозяйством, он заговорил сам с собой... по-польски.
Но это мог быть работник у немцев. Мы дождались, когда из дома покажутся другие его обитатели, Лишь убедившись в том, что вся проживающая в доме семья польская, мы вступили в контакт.
Встретили нас хорошо и с огромным любопытством. Эта семья люто ненавидела гитлеровцев, здесь мы почувствовали себя спокойно.
Поглощая угощенье, поставленное на стол хозяевами, мы расспросили у них про дорогу, по которой решили двигаться.
Наши опасения подтвердились: нас выбросили совсем не туда, куда направляли. Это был залив под Кенигсбергом, куда ошибочно были выброшены и другие группы.
Так мы, одну за другой, прошли несколько «деревень», в одной из которых даже переночевали.
На четвертый день пути мы оказались вблизи линии фронта. У встретившихся поляков расспросили дорогу. Они не только подробно ответили нам, но и предложили «на дорожку» хлеб, сало и молоко.
Сверившись с картой, мы двинулись дальше, удивляясь тому, что за все время пути не встретили ни одного немца. Видимо, они сидели по гарнизонам.
И вдруг мы увидели человека в форме бойца Красной Армии, который «аккуратно» двигался по пересеченной местности. «Не иначе — сбежавший военнопленный!» — решили мы. И ошиблись.
Это был разведчик нашего 3-го Белорусского фронта, пробиравшийся в тыл к немцам. Разговорились. Рядом появились другие разведчики. «Идемте с нами, если хотите, — сказал их командир, — или идите во-от так, до самой передовой. Немцев здесь нет, они все стянулись к Кёнигсбергу».
Оказалось, что это случилось как раз накануне нашего появления. Иначе пробраться через линию фронта было бы немыслимо.
Вскоре мы вышли на нашу заставу. Рядом с ней стоял «виллис», а в нем — группа офицеров. Пришлось безо всяких «легенд» рассказать, кто мы такие. Врать было бесполезно, с рацией-то.
Офицеры любезно отвезли нас в штаб полка. Там поудивлялись нашему рассказу и отправили нас в штаб дивизии. Оттуда удалось связаться с разведотделом штаба фронта.
В тот же день я уже докладывал о нашей одиссее своему начальству, писал отчет»8.
«ВОЛ» — специальная диверсионно-разведывательная группа. В/ч «Полевая почта 83462»Группа 3-го (диверсионного) отделения Разведывательного отдела штаба 3-го Белорусского фронта, активно действовавшая в тылу Восточно-Прусской группировки немецко-фашистских войск де-факто с 17 июля (но де-юре — 20 сентября) по 9 октября 1944 года.
Де-факто как самостоятельное боевое подразделение оперативной разведки возникла сразу после не совсем неудачной заброски в ночь с 16 на 17 июля 1944 года в тыл противника (район литовского города Таураге) ДРГ «Сокол» (1-го формирования): первая десантная группа, возглавляемая заместителем командира ДРГ «Сокол» (1-го формирования) старшиной П.М. Валуевым, после приземления не сумела соединиться со второй десантной группой, возглавляемой командиром ДРГ «Сокол» гвардии лейтенантом И.Т. Шуляком, и по этой причине стала действовать самостоятельно, но, не имея при этом радиосвязи с Центром по причине утраты радиостанции. Последнюю с радиста красноармейца В.Г. Калинина сорвало внезапным динамическим ударом, возникшим в результате резкого раскрытия парашюта во время совершения слепого прыжка с борта самолёта.
