По главной лестнице они поднялись на верхнюю палубу. Заглянув через перила, Белль увидела лестничную клетку глубиной почти в сто футов. Они прошли по всей палубе. Он показал ей клуб в каюте № 736, кафетерий и танцзал, театр и квартал магазинов, двухъярусный туалет на корме. Хотя Белль знала, что никогда не взорвет гранаты, она понимала — Рейкс внушил — надо быть готовой и к этому. И она слушала, а он показывал, куда подбросить капсулы, как их взорвать и где встать, чтобы беспрепятственно уйти. Рейкс объяснял спокойно и буднично, а рядом ходили люди, разговаривали и смеялись. Белль и Рейкс прошли вдоль правого борта до конца, а потом вернулись обратно к лестнице.
— Вот твой опорный пункт, — сказал он. — Отсюда можно спуститься и на лифте до четвертой палубы, а там рукой подать до твоей каюты. Этажом ниже кают-компания: большая комната отдыха с окнами на бак. Там и бар есть. Если все будет в порядке, сегодня ночью ты сможешь оттуда увидеть, как поднимут золото. Когда увидишь, что настал черед поднимать с палубы и меня, иди и спи спокойно.
Он провел ее в кают-компанию и показал через окно бак. Потом они пошли на первую палубу.
— Здесь мы будем ждать сигнала Бернерса. Потом я уйду, а ты останешься до первой нашей ракеты. Если ее через определенное время не будет, ты знаешь, что делать. — Рейкс взял Белль за руку и заглянул ей в глаза. — Не стоит повторять все снова, правда?
— Конечно, Энди.
— Хорошо. Когда от рубки взовьются одна за другой еще ракеты, выбросишь гранаты за борт, пойдешь в кают-компанию, посмотришь, как поднимают золото. И помни: после этих ракет ты выбываешь из игры. Просто плывешь в Нью-Йорк и знать ничего не знаешь. А теперь возвращайся в каюту. Скажи стюарду, что у тебя морская болезнь, ты будешь отдыхать и не хочешь, чтобы тебя беспокоили первые несколько часов. Когда корабль выйдет в открытое море, я приду и останусь с тобой почти до самого Гавра. И не забывай, как мы договорились вести себя в каюте. Если при мне постучит стюард, мы уйдем в ванную, включим душ, ты высунешь голову из двери и позволишь ему войти.
Белль нашла свою каюту без труда. Рейкс пошел в бар, где заказал бренди с содовой.
К полудню буксиры развернули «Королеву Елизавету 2», поставили ее кормой к причалу. Пассажиры прощались с оставшимися на берегу родными, друзьями. Заиграл оркестр, разноцветные ленты между берегом и кораблем натянулись и в конце концов лопнули. Завыла сирена, загудели буксиры, таксисты на берегу нажали на кнопки клаксонов. Над головой вились чайки, солнце проглядывало сквозь высокие облака, освещало белые палубные скамейки. Когда судно разворачивалось, по палубе от шлюпок в серо-зеленых шлюпбалках бежали тени. От причала уходил не просто корабль, а целый курортный город, целый мир. За соседним столиком сидел какой-то забулдыга и пил уже четвертый бренди. Скульптура владычицы морей перед рестораном «Британия» смотрела на поворотные двери, забыв о своих древних сестрах, которые некогда стояли на бушпритах и постоянно ощущали на губах соленый привкус моря. В одной из кают «люкс» пожилая дама с наклонностями крохоборки обнаружила, что все плечики в гардеробе закреплены намертво, их нельзя украсть на сувениры. Так кунардцам удавалось сохранить до восьмисот плечиков в год. Несколько человек, что восхищались лайнером, еще не успев ступить на борт, теперь уже ругали тусклую полувоенную форму стюардов — куртки цвета хаки и темно-синие брюки, неуместные цветные витражи, слабое освещение и прочее. Другие скучали по аристократизму старых «королев», по тем дням, когда можно будет спрашивать: «Скоро ли наш город прибудет в Нью-Йорк». Люди покупали сувениры и подарки в киосках и магазинах. Четверо молились в синагоге, маленькая очередь тянулась к картинной галерее, где висели полотна на сорок пять тысяч фунтов. В грильбаре официант уже разбил фарфоровый набор для специй, сделанный по проекту лорда Куинсбери, а отпускники — любители путешествовать беззаботно, но с удобствами, уже искали уютный ресторанчик со своим парнем-барменом, чтобы не пить по вечерам в «Британии». Словом, из тысяч людей, наблюдавших, как их корабль выходит из Саутгемптонской бухты — а многие видели на своем веку десятки судов, старых «королев», «Карманию» и «Франконию», — лишь немногие из тысяч остались к нему равнодушны и хотели бы поскорее сойти на берег.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Итак, под разноголосый хор свистков, сирен и гудков лайнер развернулся к морю и начал свой первый трансатлантический рейс. А в спецкаюте лежало три тонны золотых слитков и полторы — серебряных. Подвыпивший сосед перегнулся через стол и обратился к Рейксу:
— Пусть они строят свои авиалайнеры и «конкорды». Я люблю прочувствовать путешествие. И не люблю безвкусного цыпленка в проклятом целлофановом пакете, сидеть и караулить паспорт — ведь времени хватит только на то, чтоб потерять его, а на поиски уже ничего не останется. Я считаю, что судно — как женщина, а джентльмен всегда должен путешествовать с дамой. Поверь мне, эта штука поистине голубых кровей. Современная, со всеми причиндалами. За нее!.. — Он поднял стакан, увидел, что тот пуст, и подозвал официанта.
…Белль прилегла и размечталась, совсем забыла, зачем она здесь. Где-то в Девоне стоит дом только для них двоих, у девочки будет няня… Да, первой она видела девочку, сначала ее.
А потом Белль родит ему целую кучу мальчишек… сделает все, что он захочет. Постарается не раздражать разговорами. Наберет в рот воды. Будет ходить в лучшие парикмахерские и салоны одежды, по уши залезет во все модное. Костюмы из твида, простые, но дорогие коротенькие платья… охота и рыбалка…
Она научится делать ставки на скачках, драться, как тигрица (Белль открыла рот и показала потолку зубы), если придет беда.
Да, она станет жить для него, а он должен жить для нее. Если он потребует ее пять раз в день или только пять раз в год, она все равно будет счастлива. Миссис Рейкс… Белль потянулась к столу, включила радио, потом легла и размечталась вновь: яркий свет, мягкая музыка, победа любви.
Когда два часа спустя Рейкс постучал в каюту, она все еще грезила.
— У меня есть несколько бутербродов из кафетерия, — сказал он. — Тебе надо поесть. Нельзя работать на пустой желудок.
Рейкс запер дверь, снял башмаки и лег рядом.
— Если постучат, не забудь — душ.
Через десять минут он уже спал.
Усадьба, что они арендовали, лежала милях в пяти от города Лоудак. Там стоял небольшой замок; уже немного обветшалый, он скрывался за деревьями. Позади простиралась широкая долина, где и поставили вертолет. На нем не было опознавательных знаков. Его не пытались маскировать или прятать: завтра после полудня след Бернерса уже простынет.
А теперь он сидел в маленьком кабинете и смотрел в окно. В десять утра ему позвонил человек из Бреста и передал сводку погоды: ветер вест-норд-вест, сила — три балла.
— Это двадцать узлов, — перевел Бернерс стоявшему рядом Бенсону.
В полдень прогноз не изменился. Облака над Нормандскими островами немного сгустились и опустились с трех до двух с половиной тысяч футов.
— Где бы вы предпочли быть? — спросил Бенсон. — Здесь или там, на корабле?
Бернерс улыбнулся в ответ.
— Я здесь. И он тоже, хотя никогда не видал этих мест. Но я и там, потому что он верит в меня, знает, как я буду мыслить и действовать. Мы изучили друг друга вдоль и поперек.
— Но вы никогда близко не были с ним знакомы, правда?
— Зачем? Я работал с ним. Хватит и этого. Не обязательно знать, сколько у человека пиджаков в гардеробе.
— Что он делает сейчас?
— Спит в каюте мисс Виккерс.
— Вы не можете этого знать!
— Могу. Вы с Манделем посвящены в дело только в общих чертах. А мы с ним не успокаиваемся, пока не разработаем план от корки до корки. С точностью примерно до десяти минут я могу рассказать вам все, что он сделает на корабле. Позвони ему в половине первого и застанешь в кают-компании.
— Вам бы близнецами быть, — улыбнулся Бенсон.
