— Отдайте рацию капитану второго ранга, мистер Дормер.
Капитану второго ранга он сказал:
— Доложите мне, когда груз будет на первой палубе.
Дормер достал две рации. Одну он отдал капитану. Тот засунул ее в карман.
Это было то самое устройство, которое несколько недель назад дружественно настроенный офицер показал ему на корабле. Называлось оно «Сторнофонз № 5», с передачей и приемом на расстоянии до двух миль.
Капитан второго ранга ушел. Другой офицер стоял у окна и смотрел на освещенный бак. Рулевой, словно бело-голубая статуя, не отрывал рук от штурвала, а юнга снова и снова водил тряпкой по одному и тому же месту — он тоже понимал, что дела идут не так, как надо. Но это почти не трогало мальчика, он все еще с удовольствием вспоминал, как стрелял из ракетницы. Капитан, не обращая внимания на Рейкса, подошел к карте и вместе с капитаном третьего ранга уточнил координаты корабля.
Первый раз в жизни Рейкс испытал весь ужас одиночества, лед его объятий. Они были холоднее его собственных раздавленных чувств, это был нарочитый, унизительный холод. Каждый, кто находился на мостике, преданно служил своему кораблю и пренебрегал Рейксом. Они были вынуждены терпеть его присутствие, но уже забыли о нем как о личности. Он стал для них насильником, разрушителем той гордости, что наполняла их жизни. Они уже не смотрели на него, а когда слушали, воспринимали только голос, не замечая человека, который стоял за ним. А ведь Рейкс когда-то считал, что любит одиночество. Но то было милое сердцу, одинокое времяпрепровождение у реки, одиночество собственной привязанности к мести за отца и возвращению в Альвертон… Теперь он понял, что это не одиночество в полном смысле слова. Отчуждение — вот оно, здесь, на корабле. Рейкса неожиданно осенило: если бы рядом с ним сейчас оказались его братья, слышали и видели бы все, узнали то страшное богохульство, какое он проповедует, то и они отвернулись бы от него, заклеймили бы имя «Энди» вечным позором… Первый раз в жизни он презирал и самого себя, и свое дело. Он понял, что стал злой пародией на человека, хотя душил и гнал от себя эту едва зародившуюся мысль.
Чтобы хоть как-то разбить лед, окружавший со всех сторон, он сказал, что хочет спуститься вместе с капитаном на бак, и был поражен — столь сильно изменился его голос.
Капитан не повернул к нему головы, никак не выказал, что услышал его. С таким же успехом можно было обращаться к мертвецу.
Рейкса ободрили слова, которые он вдруг услышал по рации:
— Мы в спецкаюте, сэр. Уже грузимся.
Капитан поднял передатчик и ответил:
— Очень хорошо.
Потом он подошел к Рейксу, встал перед ним, прищурив с презрением глаза, да так сильно, что они почти исчезли с его лица, произнес:
— Вам больше нет нужды околачиваться на моем мостике. Мы спустимся на палубу. — Он обернулся к капитану первого ранга: — Возьмите управление на себя, мистер Дормер.
— Слушаюсь, сэр.
— Держитесь этого курса и скорости.
Рейкс, теперь уже почти не в силах сдерживать свою ярость, сказал:
— Когда слитки будут на палубе, нужно выпустить две ракеты.
Не вымолвив ни слова, капитан протянул руку. Рейкс вложил в нее ракетницу и два патрона. Тот подошел к капитану третьего ранга:
— Когда первые слитки доставят на палубу, выпустите две ракеты с левого крыла мостика.
— Есть, сэр.
Капитан вернулся, прошел мимо Рейкса. Уже у порога он, не обернувшись, сказал:
— Ваши сигналы будут поданы.
Рейкс последовал за ним. Через каюты офицеров они вышли к главной лестнице, миновали клуб и опустились на первую палубу. Два-три пассажира с любопытством взглянули на них.
Двери лифта на первой палубе были уже открыты. Трое матросов под наблюдением вахтенного выгружали деревянные ящики. Рейкс и капитан прошли мимо них, не сказав ни слова. Рация в руке у капитана ожила, когда они переходили на правый борт вдоль кают-команды.
— Говорит капитан второго ранга. Первые ящики на палубе, сэр.
— Благодарю вас, — ответил капитан, не останавливаясь. Рейкс для него словно не существовал. Они повернули в коридор, прошли мимо комнаты стюардов и через железную дверь попали на бак. Ветер и мелкий дождь ударили им в лицо. Слева за ними в небо взвилась зеленая ракета, потом другая. Внутренний голос холодно подсказал Рейксу: «Все идет так, как и должно быть. Не думай о людях. Не позволяй этому типу, что безмолвно осуждает тебя, задеть твои чувства. Это не ты, не ты ходишь и командуешь здесь, а просто человек, которого заставили. Через несколько часов ты снова вернешься к желанному одиночеству».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
С первой палубы Белль тоже увидела, как в небе вспыхнули два зеленых огня. Она уже не чувствовала ни беспокойства, ни облегчения. Все прошло так, как говорил он. Обдумать план, а потом выполнить его — вот главное достоинство Рейкса. Он знает, как захватить и удержать людей, как сделать их игрушками в своих руках. Есть ли у него настоящая нежность, та, что кормит и растит любовь… любовь к ближнему… к ней? Сейчас, может быть, и да, потому что все гладко подходит к концу. И возможно, потом то, что росло в нем, распустится и быстро зацветет… Боже, она так на это надеется. Так надеется…
Белль повесила сумку на поручень, открыла ее и одну за другой выбросила гранаты за борт. Потом поднялась на верхнюю палубу и пошла в кают-компанию.
Ей не пришлось поднимать шторы. Две занавеси были уже вверху, у окон собралась горстка людей. Они смотрели на бак. Белл сразу узнала его, высокого, в шляпе, пальто чуть-чуть шевелил ветер. Вертолет качался над палубой, шум мотора и винта проникал в каюту. Она увидела матросов, сгибающихся под тяжестью ящиков с золотом, троих офицеров. Одного, невысокого, с четырьмя кольцами на рукавах кителя, она узнала. Это был капитан.
— Что такое? — спросил кто-то. — Что случилось?
— Похоже на аварию. А может, рекламный трюк?
— Ночью — и без кинокамер? Как вы думаете, бармен?
Бармен подошел к окну, посмотрел и сказал:
— Кто его знает… Во всяком случае, ничего страшного. Вон капитан и младший офицер безопасности.
— А кто этот, в штатском? И что это за ящики?
Белль могла бы им все объяснить. Но, выглянув в окно, она поняла: у нее не хватит духу даже смотреть. Вон он стоит, в мыслях своих за тысячу миль от нее, а когда его поднимут на вертолет, эта тысяча превратится в две, в три, в бесконечность. Он улетит, и она никогда его больше не увидит. Этот приговор настолько тяготил Белль, что она не находила сил ждать его исполнения.
Лучше уж уйти в свою каюту с тщетной надеждой, чем на всю жизнь запомнить, как его уносят с палубы, прочь из ее жизни, в темноту облаков. Она отступила от окна и пошла к себе.
…Ящики лежали у основания теперь убранной складной мачты, перед цепями двух поднятых якорей. Вертолет, висевший над палубой, заглушал все звуки. Взглянув вверх, Рейкс увидел, как открылся боковой люк. Оттуда высунулась стрела лебедки, на несколько футов спустился трос. Незнакомый ему человек показался в проеме люка и бросил сеть. Трос начал медленно разматываться, тихонько покачиваясь на ветру вместе с вертолетом. Когда он спустился ниже, Рейкс заметил, как мелькнуло у люка лицо Бернерса. Они узнали друг друга, но вида не подали.
Стоявшему рядом капитану Рейкс сказал:
— В каждую сеть — не больше двадцати слитков.
Не обращая на него внимания, капитан повернулся и кивнул офицеру, когда понял, что тот слышал слова Рейкса.
— По десять ящиков, ребята. Берегись троса.
Матросы расстелили сеть, сложили в нее ящики, потом подтянули концы к середине и надели на крюк троса. Рейкс вскинул голову, поднял руку. Трос натянулся, сеть поднялась с палубы. Главный винт вертолета закрутился быстрее, сорвал ветром с матроса бескозырку, она покатилась по палубе, как белое колесико.
…Капитан первого ранга мистер Дормер смотрел вниз на палубу, не сводил глаз с Рейкса и думал: «Почему они не растерзают этого мерзавца?»
