Андреас отступил на несколько шагов, осмотрелся и наконец отыскал подходящую палку. Затем, переложив пистолет в левую руку, вновь прижался спиной к стене и попытался этим орудием поддеть задвижку. Пришлось повозиться, но в конце концов его усилия увенчались успехом. Толчок — и дверь со скрипом отворилась.
Когда она приоткрылась настолько, чтобы пропустить человека, раздался металлический щелчок. Сработал пружинный механизм, и изогнутое острое лезвие смертоносным взмахом прошлось по дверному проему, распоров пустоту на высоте паха. Непрерывно раскачиваясь, лезвие описало почти полный круг и глубоко вонзилось в наружную стену. Если бы кто–то из предосторожности затаился сбоку, ему пришлось бы несладко. Палка в руке Андреаса разлетелась в щепки.
Он усмехнулся и вернул пистолет в правую руку. Мимо лезвия протиснулся в проем — боком, стараясь не задеть дверь. Обшарил взглядом пол в поисках натяжной проволоки или силков, но ничего подобного не заметил. Внутренность хижины тускло освещал только попадавший снаружи закатный свет, однако Андреас различил человеческую фигуру — она скорчилась на земляном полу, возле массивного каменного очага. Рядом с очагом был виден неглубокий тайник, который, судя по всему, раньше прикрывала облепленная комьями земли доска. Прищурившись, Андреас разглядел, что там лежит пара пистолетов, но человек у очага даже не сделал попытки потянуться за ними.
Кто это? Роза? В сумраке разобрать было невозможно, но у самой двери в полосе закатного света влажно блестели редкие алые капли.
— Неужели ты проделала такой путь, только чтобы без сил рухнуть на пороге? — вслух проговорил Андреас.
Никакого ответа.
Наведя пистолет на неподвижную фигуру, он неспешно тронулся вперед.
Да, можно не сомневаться, это женщина. Безопаснее всего было бы сначала выстрелить, а уж потом приступать к осмотру… но, если Серая Роза на самом деле затаилась в засаде, после выстрела он на время окажется безоружен. И потому он осторожно двигался боком, зорко всматриваясь в каждый уголок дома. Никто не таился в темноте, и замершая на полу фигура по–прежнему не шевелилась. Подойдя совсем близко, Андреас легонько толкнул ее носком сапога. 'Га чуть заметно дрогнула, но не издала ни звука.
Агент прицелился, пинком перевернул безвольное тело на спину и торопливо отступил.
Это была… нет, не женщина. Огромная кукла, чучело, набитое соломой и обряженное в платье. И без лица: на месте глаз и рта красовалась роза, вышитая черным и серым шелком.
— Умно, — пробормотал Андреас, медленно поворачиваясь. — Но все же, я думаю, недостаточно умно. Ты едва держишься на ногах. Может, уже закончим это состязание?
Он, разумеется, не рассчитывал, что Сот и в самом деле сдастся, но эти слова могли побудить ее хоть как–то отозваться.
И ровно в это мгновение сработало другое устройство, приведенное в действие дверной задвижкой. Десять бочонков черного пороха, зарытые в земляном полу, взорвались одновременно — и превратили саму хижину и все, что в ней находилось, в исполинский фонтан огня. Он взмыл под кроны деревьев, отрясая с них пылающие листья. Заповедные угодья содрогнулись от оглушительного грохота, прокатившегося до самых стен дворца.
Орланко
К моменту, когда герцог Орланко по приставной лесенке поднялся в уютное чрево своей личной кареты, он уже взмок от пота и пребывал в чрезвычайно дурном расположении духа.
Сейчас, по прошествии времени, он понимал, что покинуть министерство следовало гораздо раньше. Как только выяснилось, что солдаты Вальниха одержали верх над норелдраями, — но как, черт возьми, это произошло? — клерки Паутины занялись экстренными сборами. Архивы первостепенной важности паковались для вывоза, мусоросжигательные печи на нижних этажах раскалились докрасна, пожирая горы менее значимых документов. Орланко всегда загодя готовился к любым неожиданностям, так что планы у него имелись на все случаи жизни, даже на случай гибели самой Паутины. Там не хранилось ничего, что впоследствии нельзя восстановить.
Люди Вальниха, однако, воздержались от дальнейших действий, и потому Орланко медлил отдать приказ о полной эвакуации. И лишь получив вести из Кафедрального собора, он окончательно смирился с тем, что по меньшей мере этот раунд проиграл. Мятежная толпа разогнала и отряд, который герцог послал арестовать депутатов, и миерантаев Вальниха; к тому времени, как это известие доставили, она была уже всего в часе пути от ворот Онлея.
В окрестностях дворца до сих пор рыскали подручные Вальниха, и Орланко не мог открыто покинуть Онлей в карете. Вместо этого он выбрался из Паутины туннелем, который выходил на поверхность возле тайного форпоста в королевских охотничьих угодьях. Там герцога и его охранников ждали оседланные кони, и верхом оттуда было недалеко до Мидвейлского тракта. Наездником Орланко был, мягко говоря, средним, при его невысоком росте сама попытка взобраться на лошадь уже представляла собой жалкое зрелище. Всадники рысью проехали через леса, а затем, прибавив ходу, вверх по тракту до того места, где их поджидала карета, и герцог последними словами проклинал каждую минуту, проведенную в седле.
На полпути закатную тишину леса разорвал оглушительный грохот. Вглядываясь в столб дыма над кронами, Орланко терялся в догадках, что бы это значило. Взрыв, судя по всему, произошел в глубине охотничьих угодий; непонятно, кому и зачем понадобилось бы хранить в тех местах такой запас пороха. Еще одно необъяснимое событие в день, и без того полный необъяснимых событий. Поскольку герцог многие годы кичился своей осведомленностью обо всем, что творится в городе, это обстоятельство бесило его неимоверно.
На тракте беглецов ждали два больших почтовых фургона, битком набитые секретными документами, и черная карета с затененными окнами, предназначенная для самого Орланко. Там же были и два десятка «черных шинелей» — верхом и при карабинах. Вместе со взводом, который сопровождал Орланко из Паутины, такой охраны хватало, чтобы герцог ощутил себя в относительной безопасности. Не без труда — мышцы уже ныли после недолгой поездки верхом — он вскарабкался в карету и плюхнулся на мягкое сиденье.
Напротив него уже устроились двое в бурых плащах с капюшонами. Брата Никулая и его подопечную вывезли из Паутины в первую очередь, закутав с ног до головы, чтобы их не могли узнать даже сотрудники Конкордата. Именно сейчас Орланко меньше всего хотел бы лишиться связи с Курией. Правда, при виде черной искрящейся гранями маски Никулая герцог ощутил прилив раздражения: повесть о том, что произошло в зале Генеральных штатов, содержала некие весьма любопытные подробности.
Хорошеньких дел вы натворили, брат Никулай! — злобно процедил он.
Священник пожал плечами.
— Я здесь ни при чем, ваша светлость, и это вам хорошо известно. Но, думаю, его преосвященство желает поговорить с вами именно об этом случае.
Брат Никулай похлопал по бедру сидевшую рядом девушку:
— Он еще здесь?
Девушка откинула капюшон. Повязка из черного шелка обвила ее голову, полностью скрыв изувеченные глазницы.
— Да, — сказала она. — Минуту.
И уже другим, одышливо–хриплым голосом понтифика Черного произнесла:
— Орланко.
— Ваше преосвященство, — отозвался герцог, — полагаю, до вас уже дошли последние новости?
— Да, — ответил понтифик с другого конца света. — И должен сказать, я теряю уверенность в вашей преданности делу.
— В моей? Но ведь мне обещали полную свободу действий!
— И вы были полностью свободны в своих действиях.
— До сегодняшнего дня! Это ваш служитель убил Дантона и вверг толпу в ярость!
— У него не было другого выхода, — проговорил понтифик (верней, причудливо зашевелились губы девушки, передавая слова его преосвященства). — Дантон — как вам следовало бы знать — был одержим демоном, причем особенно опасным. Его необходимо было уничтожить.
— Я контролировал ситуацию!
