Начальником своего штаба он назначил хорошо знакомого с Иберией, примерно одного с ним возраста римлянина из сословия всадников Луция Марция Септима. Того самого Луция Марция, столь любимого войсками и заслуженно пользовавшегося большим авторитетом. После трагической смерти братьев Сципионов именно энергичный и смелый Марций, а не ближайший помощник погибших полководцев, тоже очень достойный военачальник легат Тиберий Фонтей, был избран легионерами своим командиром. Напомним, что, действуя очень решительно, а порой и отчаянно смело, этот харизматический вожак смог превратить беспорядочную массу чудом ускользнувших от гибели солдат в боеспособную силу и удержать римскую линию обороны по долине реки Эбро до приезда нового главнокомандующего из Рима. Дерзкие нападения Марция на карфагенян и серьезный урон, наносимый им врагу, как известно, вызвали в римском сенате переполох: там не привыкли, чтобы солдаты сами выбирали себе полководцев – этим правом обладало только Народное Собрание Рима. Но ситуация в Испании была такова, что Луцию Марцию сочли нужным до поры до времени простить его «дерзости». Знакомясь с обстановкой, Сципион ни на шаг не отпускал от себя Марция – человека, который сумел хоть как-то отомстить карфагенянам за гибель его отца и дяди – поскольку присутствие этого героя и любимца солдат рядом с ним и уважительное отношение к его боевым заслугам не только не вредило его репутации, а наоборот, даже поднимало его престиж в глазах легионеров. Но своей правой рукой Публий Корнелий все же оставил хорошо знакомого ему по битвам с Ганнибалом легата Гая Лелия, которому еще предстоит сыграть существенную роль в войнах с пунами и самим Одноглазым Пунийцем.
…Так сложилось, что нам весьма немного известно о мощной фигуре атлетически сложенного молчуна и вояки до мозга костей Гая Лелия, а ведь он был ближайшим и, скорее всего, единственным близким соратником Публия Корнелия Сципиона-Младшего. По сути дела, Лелий был единственным человеком, с которым Публий Корнелий Сципион-Младший делился своими планами, как военными, так и политическими. Такова была его степень доверия к этому небогатому и незнатному человеку и еще к тому же не римлянину по происхождению. И это при том, что у Сципиона была одна весьма своеобразная черта: он никогда и ни с кем (кроме Лелия) ничем не делился. Все его замыслы всегда бывали окутаны непроницаемой тайной. Не исключено, что все это еще больше усугубляло загадочность, которой так любил себя окружать Сципион. Так вот с Лелием он крепко дружил с детства и до самой смерти. Они почти всегда рядом: словно один всего лишь тень другого. Это впечатление еще больше увеличивается благодаря тому, что во всех дошедших до нас рассказах Гай Лелий почти всегда молчит, действительно как безмолвная тень. Не исключено, что одной из причин их истинно мужской дружбы была столь важная для Сципиона… скрытность и молчаливость Лелия, который не только никогда не болтал лишнего, но заставить его говорить-то было весьма трудно. Так что все тайны Сципиона оставались при Лелии «как за семью печатями». Но что бесспорно, так это то, что ясный и проницательный ум делал Гая лучшим советчиком Публия. В то же время, когда пришло время заговорить (уже после смерти Сципиона), его старый друг поведал знаменитому античному историку Полибию много из того, что знал лишь он один об этой поистине легендарной (и в силу ряда обстоятельств, к сожалению, недооцененной) фигуре из римской истории. И тем самым он внес свою немалую лепту в создание портрета Первого Гражданина Рима – так потом величали благодарные сограждане Публия Корнелия Сципиона-Младшего. Именно с его слов стало окончательно ясно, что Публий вовсе не был тем баловнем судьбы, которому все досталось легко и безболезненно, как это могло показаться: каждый свой план действий он взвешивал буквально пошагово и именно потому шел к цели «семимильными шагами». Сам же Гай вошел в историю как символ верного друга, и, надо сказать, что это во все времена ценилось очень высоко! Античные авторы утверждали, что Гай Лелий намного пережил своего знаменитого друга…
В Испании Сципион оказался на огромном полупустынном плоскогорье, где города находились на большом расстоянии друг от друга, а снабжение было скудным. Здесь на огромных пространствах больше пользы приносила стремительная кавалерия, чем медлительная пехота, которая так хорошо зарекомендовала себя в небольших итальянских долинах. Он очень быстро понял, почему карфагеняне держались тремя отдельными армиями – чтобы обеспечить своих солдат пропитанием. Правда, располагаясь по отдельности, они сражались все вместе. Это означало, что стоит только начать преследовать одну из армий, как две других тут же пойдут за ним, как они сделали это, уничтожив его отца и дядю.
И он решил пойти иным путем.
Секрет его будущих успехов в войне с пунами лежал в том, что он правильно построил свои взаимоотношения не только с местными царьками и вождями, но и с простолюдинами. Запретив своим солдатам грабить местное население, он быстро привлек его на свою сторону, и очень скоро это даст ему весомую поддержку. И наконец, он вел войну не как все, а постоянно применяя нестандартные ходы, многие из которых оказались «домашними заготовками», адекватные ответы на которые его противникам не удавались.
С момента появления в Испании Публия Корнелия Сципиона-Младшего Капризная и Непостоянная Девка по имени Фортуна окончательно повернулась к карфагенянам своим… аппетитным «нижним бюстом», а к римлянам – смазливым личиком.
Глава 4. Тем временем в Италии…
В самой Италии не прекращающиеся который уже год военные действия несли разорение, а значит, и недовольство народа. Поля оказались опустошены либо вытоптаны вражеской конницей. Население истощено неоднократными мобилизациями. А войне не было видно конца и края. Когда подошло время очередных поборов, среди плебеев, истощенных податями и уже ничего не имеющих, приказ отдать последних рабов в качестве гребцов для римского флота… бесплатно вызвал такое негодование, что, как говорили очевидцы, не хватало скорее вождя, чем повода к бунту! «У кого ничего нет, у того ничего и не возьмешь!!!» – орала доведенная до отчаяния огромная толпа плебеев, собравшаяся на Форуме, опешившим консулам. Действительно, для открытого бунта не хватало самой малости – вождя! Властям пришлось снова заставить раскошелиться патрициев и всадников, чтобы страсти улеглись и полностью озверевший народ «не взялся за топоры и вилы».
Но и положение Ганнибала к 210 г. до н. э. в Италии было очень шатким.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
