мой дом стоит в луче звезды Соломона, Юпитер в семи восьмых… Да ну этого монтёра в задницу.
Во-вторых, мы как бы живём в двух мирах — реальном, где этого монтёра надо выгнать и починить пробки с помощью другого монтёра, скучного и неразговорчивого, и втором мире — мире романов Брэма Стокера и Толкиена. По мне, так лучше отделить мух от котлет. Починить материальным способом пробки, а потом при электрическом свете заниматься чтением.
Мобильный так и не заработал, а подозрительно попискивал в кармане, а мальчик, почуя надежду, забился в цепких руках парочки.
— Пу-у-cи-и-к, — протянула девушка, — ну ты пойми, человечество, Вселенная, не захочешь, никто ведь не узнает. А я помнить буду — ты мой герой навсегда, а? Тебя вся мировая культура к чему готовила? Ты знаешь, как единорог выглядит?
— Не знаю я никаких единорогов, — оживившись, ответил Раевский.
— И Борхеса не читал? — язвительно произнесла девушка, но её перебил старик:
— Дорогой ты наш товарищ Раевский, ты убедись сам — мы этому оборотню сейчас ножом в голову саданём, он сразу обратится в прах — вот оно, решительное доказательство.
— Это детский сад какой-то, прямо. Вы ребёнка сейчас зарежете, а потом уж обратного пути не будет. А принцип Оккама никто не отменял. Он, я извиняюсь, замечательный логический инструмент. И работает вполне хорошо и в том, и в этом случае. Никого мы резать сегодня не будем. Сейчас вы мне ещё сошлётесь на процессы над ведьмами, что были в Средние века — и о которых вы знаете всё по десяти публикациям газеты «Масонский мукомолец», пяти публикациям в «Эспрессо-газете», и одной — в журнале «Домовый Космополит». Увеличение числа конспирологических версий ведёт к превращению человека в параноика. Или в писателя…
Раевский в этот момент оторвал, наконец, от урны длинную металлическую рейку, и, размахнувшись, треснул старика по голове.
Девушка вскрикнула, а мальчик упал на песочную кучу.
— Беги, малец! Фас, фас! — завопил Раевский, хотя его такса уже и так визжала, дёргая старика за штанину.
Девушка, разрыдавшись, спрятала лицо в ладонях.
Мальчик удирал, не оборачиваясь. Он бежал резво, шустро маша руками и совершенно не касаясь ногами земли.
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Извините, если кого обидел.История про то, что два раза не вставать
01 июня 2017
Память воды (День мелиоратора. Первое воскресенье июня) (2017-06-04)
Я был на тех дачах и разглядывал знаменитого академика через кусты смородины. За вечерним чаем долго расспрашивали о жизни — одни умно, другие не очень умно. Мне рассказывали про него разное, но академик мне нравился. Я, к несчастью, не испытывал трепета, не склонен был к особому почитанию публичных людей, и задавая вопрос кому бы то ни было, не дрожал от восторга.
Но чем-то веяло от этого академика архаическим. Он был похож на путешественников прошлого, что возвращаются из азиатских пустынь с коллекцией бабочек в красивых деревянных рамках. При этом я задумался о том, что сам спросил бы у него.
Пожалуй, я стал бы говорить с ним о кризисе научного мировоззрения — ровно о том, что меня занимало последние несколько лет. О том, как наука с её методами медленно отступает прочь, а на смену ей приходит мистика. Не кончится ли то, что называется «научным мировоззрением».
Да только мне закричали в спину, что баня готова, и я побрёл прочь от чужой освещённой веранды.
— Только я тебя умоляю, Вова, не спорь с моими соседями, — сказал Гамулин. — Что бы они ни говорили, не спорь. Я было, как дом здесь купил, ввязывался во всякие разговоры, да ничем хорошим это не кончилось. Учёные люди — они такие, так вывернут, что мало того, что в дураках окажешься, так ещё потом два дня землю щупаешь — на ней ли стоишь или в космосе летаешь.
— Да что мне спорить, я сумасшедших люблю, — отвечал Раевский, задумчиво глядя через стакан на свет. «Нет, не буду мыть», — решил он расслабленно.
Над дачным посёлком дрожало летнее марево лени и неспешности.
Торопиться было некуда — никто не ездил отсюда на службу. Место было отдалённым и уединённым — заехал раз, так и сиди неделю. Что живут тут люди образованные, было видно сразу — первый же дом был покрыт солнечными батареями. Правда, загаженными птицами до полной белизны.
Гамулин поселился здесь давно и сперва хвастался, что живёт в посёлке академиков, но потом как-то поутих.
— Ты понимаешь, они ведь не сумасшедшие. Просто у каждого свои тараканы в голове. Я так думаю: у учёного человека со временем мозги раскручиваются, да так, что на пенсии никак не могут остановиться. Вот сидит человек уже лет десять на даче, а в голове — беспокойство. Поэтому они ходят друг к другу, ну и ко мне тоже. Я ведь благодарный слушатель — не спорю.
— Что, американцы не были на Луне?
— Да нет, кажется — были. Они с этим, по крайней мере, не спорили. Но один вот верит в мировой заговор, вернее в то, что ему должны отомстить за генетические эксперименты.
— А кто мстить-то должен? Американская военщина? Гринпис?
— Да нет, подопытные обезьяны. Детей своих в зоопарк не пускал, скандал устроил, как мне рассказывали. А с виду — нормальный, так что я и не верю в эти сплетни. Мы с ним даже яблочный самогон вместе производим. Видел бы ты, какое у него фантастическое оборудование…
А вот другой сосед любит про тайну воды и её информационную память завернуть. Фокусы всякие показывает. Его ты сегодня услышишь.
— Это какой сосед? Тот, про которого ты рассказывал, мелиоратор?
— Ну. Только он не просто мелиоратор. Мелиоратор с большой буквы «М». Да что там — он ведь повелитель воды. При этом, скажу тебе, у нас места странные — с одной стороны осушенные торфяники, с другой стороны песок и сосновые рощи. Я как стал наново строиться, сосед пришёл ко мне, ткнул пальцем — тут, говорит, скважину делай, а вот тут по контуру нужно дренаж, иначе фундамент поплывёт. Мне работяги говорят — ничего не поплывёт, у нас всё схвачено, не боись. На следующий год повело, вся работа к чёрту. После я уж не спорил — из скважины вода идёт, что твой хрусталь. Видно, этот мелиоратор на родник какой-то подгадал.
Когда начало смеркаться, действительно пришёл сосед. Это
