Встречные машины приближались. Через несколько минут обнаружилось, что они огромны, куда больше любого звена каравана Рашмики. Расплывчатые полоски движущихся гусениц, длинные цепи катков, уродливые надстройки из устройств для уборки льда и камня.
Встречный караван был выкрашен в пыльно-желтый цвет, с поперечными полосками, как у пчел; над кабинами крутились предупреждающие маячки. Некоторые части машин были ей смутно знакомы, например массивные ковши мощных экскаваторов, вроде тех, что в ее поселке применялись на раскопках. Были тут и экскаваторы-тянуши с ковшами, как разинутая пасть, и ножи грейдеров, и могучие отбойные молотки, и вращающиеся проходческие щиты – огромные, с машину каравана, зубчатые диски. А еще конвейерные ленты с выступами, как хребет у динозавра. А еще плазменные горелки, лазеры, бозеры, высоконапорные водяные резаки, паровые буры. На высоких стойках покачивались крохотные кабинки с операторами. Навстречу каравану ехали бункерные рудовозы и здоровенные решетчатые машины с трубами, о назначении которых Рашмика не могла даже догадываться. Генераторы, транспортеры с оборудованием и жилые контейнеры, раскрашенные все в ту же желто-черную полоску.
Огромные машины одна за другой мощно и уверенно катили мимо, предоставив каравану прыгать по ухабам на обочине.
Рашмика сочла это в высшей степени унизительным.
Позже, когда караван снова набрал ход, она попыталась выяснить, в чем дело. Это мог знать Петр, но разыскать его не удалось. Девушка нашла квестора Джонса, но тот отмахнулся от ее вопросов: мол, в таких встречах нет ничего необычного.
– Этот караван не похож на нас, – сказала Рашмика.
– Такая наблюдательность делает вам честь.
– Вы знаете, куда он едет?
– Мне кажется, это очень простой вопрос, в особенности если учесть, чем вы намерены заниматься. Разве не очевидно, что эти машины – часть основного парка для обслуживания Вечного Пути? Конечно же, они спешат убирать очередной завал или чинить инфраструктуру. – И квестор Рутланд Джонс сложил руки на груди, закрывая тему.
– Значит, это церковная техника? У меня сложилось мнение, возможно ошибочное, что каждая дорожная бригада принадлежит той или иной церкви.
– Именно так. – Квестор забарабанил пальцами по столу.
– Тогда какой церкви принадлежит эта бригада? Ни на одной машине я не заметила клерикальной символики.
Квестор пожал плечами – по мнению Рашмики, чуть энергичнее, чем следовало для демонстрации равнодушия.
– Это грязная и хлопотная работа – в чем ты скоро убедишься. Когда у бригады сплошные авралы, рисование картинок не стоит вверху списка приоритетов.
Рашмика вспомнила, что ремонтные машины облеплены пылью и краска на них выцвела. По большому счету квестор сказал правду, но отчего-то девушка была уверена, что ни одна из этих машин не носила церковного герба – по крайней мере, с тех пор, как их красили в последний раз.
– Еще один вопрос, квестор.
– Да, – устало произнес собеседник.
– Мы едем к Пути с севера, потому что выбрали короткую дорогу через Пропасть Искупления. Мне кажется, если бы эти машины в самом деле ехали расчищать завал, они вряд ли направлялись бы в ту сторону, откуда явились мы.
– Что вы хотите этим сказать, мисс Эльс?
– Почему-то я уверена, что эти машины едут с совершенно другой целью. Уж точно не Путь расчищать.
– Вы тщательно обдумали свое заявление? И ваша уверенность основана на личном опыте обслуживания Пути, которое отличается чрезвычайной сложностью организации?
– Квестор, спасибо, но я обойдусь без вашей иронии.
Джонс покачал головой, придвинул к себе компад и с преувеличенной сосредоточенностью уткнулся в работу, от которой его отвлекло появление Рашмики.
– Мисс Эльс, мой скромный опыт подсказывает, что вам следует сделать выбор. Одно из двух: либо вы очень далеко пойдете, либо очень скоро с вами произойдет несчастный случай из тех, что очень часты во льдах. Но какой бы путь вы ни выбрали, долгий или короткий, вам удастся вызвать крайнее неудовольствие у очень многих людей.
– Значит, я внесу в этот мир какое-никакое разнообразие, – заявила она, бравируя против воли, и повернулась к выходу.
– Мисс Эльс…
– Квестор?
– Если вы однажды решите вернуться на Равнину Вигрид, не согласитесь ли оказать мне услугу?
– Какую? – спросила она.
– Воспользуйтесь любым другим караваном, – ответил Джонс и снова уткнулся в компад.
Глава тридцать первая
Близ Арарата, год 2675-й
Как только шаттл надежно закрепился в одной из причальных ниш субсветовика, Скорпион вышел через шлюз. Сопровождавший их корабль, не такой большой, как шаттл, и более обтекаемый, стоял рядом, черный, как сама космическая мгла. Свинье удалось разглядеть лишь его силуэт, длинное заостренное пятно вроде тех, что используют в психологических тестах. Этот корабль шипел и распространял острый запах антисептиков, точно в больнице, и выглядел двумерным, как будто был вырублен из листа черной жести.
Казалось, при неосторожном движении о него можно порезаться.
Силы безопасности уже выставили у обоих кораблей охранение. Офицеры узнали шаттл, но на темный корабль смотрели настороженно. Как догадывался Скорпион, этот летательный аппарат тоже получил приглашение на «Ностальгию», но охране не хотелось рисковать. Скорпион отпустил офицеров, оставив только двоих на случай неприятных сюрпризов.
Подняв рукав, он проговорил:
– Антуанетта? Ты неподалеку?
– Я иду к вам, Скорп, – ответил браслет. – Буду через минуту. Гости уже на борту?
– Похоже на то.
Скорпион двинулся к черному кораблю. Тот был чуть больше капсулы, в которой прилетела Хоури. Внутри, по оценке свиньи, места хватало только для двух человек. Скорпион постучал костяшками пальцев о черный корпус. На ощупь металл был очень холоден, волоски на копыте свиньи поднялись дыбом, словно наэлектризованные.
В фюзеляже вдруг образовалась розовая щель, и часть корпуса отошла в сторону, открыв тускло освещенное нутро. Пилот уже выбирался из своего противоперегрузочного кресла, облепленного устройствами управления. Это, как и ожидал Скорпион, был Ремонтуар. На взгляд свиньи, сочленитель постарел, но в остальном был прежним: очень высокий и совершенно лысый, в облегающей черной одежде, которая только подчеркивала его паучье сложение. У Ремонтуара была голова странной формы – вытянутая, словно капля.
– Мистер Пинк, если не ошибаюсь?
Скорпион чуть помедлил с ответом. Время, когда эта фамилия что-то значила для него, минуло десятки лет назад. Он тянул за ниточку памяти, пока не размотал ее полностью. Когда-то, давным-давно, он отправился вместе с Ремонтуаром на Ржавый Пояс, а потом и в Город Бездны, взяв себе вымышленное имя. Преследуя сбежавшего от сочленителей Клавэйна, Скорпион решил назваться мистером Пинком. А под каким именем выступал Ремонтуар? Никак не вспомнить.
– Мистер Клок, – сказал он, когда пауза затянулась почти до неприличия.
В ту пору они люто ненавидели друг друга. Да разве могло быть иначе? Ремонтуар на дух не выносил свиней (когда-то побывал у них в плену, и его пытали), но был вынужден взять с собой Скорпиона, поскольку тот великолепно знал и Город, и Пояс. Скорпион не любил сочленителей вообще (тогда никто не любил пауков, кроме них самих) и Ремонтуара в частности. Но тот добился от свиньи содействия, а в обмен пообещал свободу. Отказ от помощи означал передачу Скорпиона в руки властей, у которых уже был подготовлен показательный процесс, не сулящий подсудимому ничего приятного.
Вначале дружбы между ними не было, но постепенно взаимная ненависть сошла на нет под влиянием уважения, которым оба прониклись к Клавэйну. И вот теперь Скорпион понял, как приятно увидеть старого знакомого, – когда-то это чувство изумило бы его и вызвало отвращение к самому себе.
– Мы с тобой пара динозавров, – сказал Ремонтуар.
Выбравшись наконец из кресла, он потянулся и помахал руками, словно хотел убедиться, что не переклинило суставы.
– Боюсь, у меня плохие новости, – сказал Скорпион.
– Клавэйн?
– Мне очень жаль.
– Не сомневаюсь, что жаль. Только сейчас, увидев тебя, я понял, что он мертв. Когда это произошло?
– Пару дней назад.
– И как он умер?
– Очень тяжело. Но он погиб за Арарат. Клавэйн ушел из жизни героем, Рем.
На несколько мгновений Ремонтуар замкнулся в себе, пустился в странствие по внутренним воображаемым ландшафтам, доступным только сочленителям. Он закрыл глаза, постоял так секунд десять, потом снова открыл. В них светилось живое внимание, печаль ушла.
– Я его оплакал, – сказал он.
Скорпион нисколько не усомнился в словах Ремонтуара: сочленители – существа особенные. Ремонтуар сказал последнее «прости» старому другу и соратнику, отдал ему положенную меру горя и печали. После чего ему не составило труда перенастроиться на спокойное и вдумчивое восприятие происходящего. А оттого, что траур по Клавэйну продлился всего десять-двенадцать секунд, он не стал менее глубок и искренен.
