Ясу покачала головой. На обратном пути она увидела из автобуса вывеску ресторанчика, где подают жареного угря, вспомнила, что не обедала, а сейчас уже близился вечер.
Как долго находилась она в состоянии растерянности и оцепенения!
Она поставила пионы в вазу в комнате Тобы и молитвенно сложила над ними руки. Что еще ей оставалось?
Как головную боль, Ясу чувствовала, что ей не к кому взывать о помощи. Ее охватила апатия, и она долго сидела перед пионами в полутемной комнате…
Как-то раз Тоба сказал:
— Поедем куда-нибудь?
— Не знаю…
— Не хочется? Или собак жалко оставить?
— И это тоже, но…
— Что еще? Боишься, что не так на тебя посмотрят? Пустяки все это.
— Пожалуй, но как выглядит это со стороны?
— А нас примут за хозяина и служанку, — беспечно ответил Тоба. — Разные ведь бывают служанки.
— Нет, так я не хочу.
— Или же примут тебя за вторую жену, а меня за страстного мужчину, взявшего с собой любимую вторую жену. Все равно. Я человек честный и не назову черное белым.
Ясу промолчала. Да, конечно, он прав.
— О собаках не беспокойся. Их покормит жена садовника. Я хорошо заплачу ей.
— А разве можно так сразу купить железнодорожный билет?
— Не знаю. Ведь если даже решить за неделю вперед, все равно неизвестно, как получится… Потому-то я и хочу осуществить свое желание сразу…
— Совершенно верно. Решать все заранее чересчур хлопотно.
— Давай поедем на машине. Я думаю, что ее можно взять хоть сегодня, а завтра поехать. Закажи на два дня комфортабельную машину.
— Если на машине, то можно вернуться в тот же день.
— Утомительно… Впрочем, иногда хочется позволить себе и такое… Ведь я ни разу не сводил тебя в театр. Ты никогда меня ни о чем не просила. Даже неинтересно как-то.
Ясу вспомнила, в какой роскоши жила его прежняя жена, ее хозяйка, и с какой готовностью Тоба выполнял любое ее желание. Это было для него удовольствием. Когда же это перестало быть удовольствием, исчезло и то, что их сближало.
С того времени и начались отношения Тобы и Ясу. И все же у Тобы нет-нет да и появляется желание немного рассеяться.
— Хорошо, я договорюсь с таксистом. Куда поедем?
— Куда угодно. Хочется в поле, ну хотя бы пособирать астрагал.
— Астрагал растет возле дачи у реки…
— До чего прямодушна. А ведь уже не ребенок… Может, лучше отправиться в Асакуса, в храм Каннонсама? Сколько лет я там не был.
— В самом деле. Я тоже в детстве…
— Хорошо, хорошо. Значит, решено. И все же закажи машину, так будет проще… Выходит, в общем, что нам некуда ехать, — с грустью сказал Тоба.
Весь следующий день они кружили по городу, делали покупки, посмотрели Асакуса и вернулись домой поздно вечером. На обратном пути Тоба сладко спал. Ясу казалось, что день тянется чересчур долго, освещенные улицы города для нее все равно, что чужая страна.
— Ну, как, интересно тебе было? — вдруг спросил Тоба.
— Очень.
— Вот и хорошо.
Тоба опять заснул. Ясу вспомнился давний летний вечер, когда отец возил ее в Йоцуя на храмовой праздник. Тоба стал для нее как бы вторым отцом, и в этом Ясу черпала уверенность и спокойствие.
Вернувшись домой, Тоба оживился и сам стал распаковывать свертки.
— Хорошо, что купили два зонтика. Терпеть не могу, когда один и тот же зонтик служит и от солнца, и от дождя. Да еще этот безвкусный рисунок. Завтра же выбрось старый зонтик и пользуйся этим. В последнее время зонтики стоят недорого, а выглядят не хуже шелковых… И это кимоно прямо сейчас надень. Теперь у тебя три кимоно, и ты всегда можешь выглядеть свежо и опрятно.
Ясу отметила про себя, что все это Тоба покупал быстрее, чем покупают редьку или баклажаны.
— Все эти вещи — мелочь, пустяк. И одной тарелки не стоят. Испачкаются, — новые купим. Я с причудами и нарочно ношу всякое старье, а тебе надо ходить в новом, красивом…
— Правда? У меня еще никогда не было сразу трех кимоно.
Полными слез глазами Тоба взглянул на улыбающуюся Ясу. Все его прошлое — тщетные хлопоты и душевная пустота. Впервые в жизни женщина по-настоящему оценила его заботы и внимание.
— Хочу, чтобы все-все было в моем вкусе, как говорится, от макушки до пят.
— Ну, ну… Плохая привычка все делать по-своему…
— Знаю, кончится тем, что я опротивею и от меня сбегут.
— Вы правы. Не всегда у человека получается так, как он хочет. Смиритесь с этим, и вам будет легче.
— Не все то радостно, что легко.
Они пили чай, сиди перед свертками, и каждый чувствовал, что гнетет сейчас душу другого.
— Не надо тревожиться о завтрашнем дне…
— Подумать только, какая ты смелая…
— А что толку грустить…
Ясу и в самом деле никогда не грустила, не волновалась.
Тоба и Ясу свел случай, и вся их жизнь была ненадежной, как блуждающий огонек, но это им не внушало тревоги, напротив, такая неопределенность таила в себе безграничные возможности.
Но Тобы не стало, и их поездка всего десять дней назад казалась теперь Ясу маревом в весеннем поле…
Ясу взяла хлеб, положила в тостер.
Зазвонил телефон. Ясу сбежала вниз.
— Это Сога. Вам уже сказали?
— Нет.
— Вот как? Я слышал, что сегодня будет ночное бдение у гроба покойного, а завтра похороны в храме Бодайдзи. Говорят, будут лишь самые близкие родственники. Вам, вероятно, тоже хотелось бы там присутствовать, но…
— Нет, я совершу заупокойную молитву дома.
— Пожалуй, вы правы, бывают разные обстоятельства. Говорят, официальная панихида будет после похорон…
— Я ничего не знаю, поступлю так, как вы скажете.
— Нет, нет, я тоже не в курсе их семейных дел. И если они обратятся ко мне за советом, смогу быть вам полезен.
— Теперь уже ничего не сделаешь.
Ясу говорила с трудом — кружилась голова.
Кому там в доме прощаться с Тобой? В доме, куда он наверняка никогда не вернулся бы? И вот те, кому он живой давно был чужд и душой, и телом, имеют право приблизиться к нему мертвому лишь потому, что они родственники. И Ясу тут совершенно бессильна.
Да, ничего не поделаешь.
Все, что осталось у Ясу, это воспоминания о коротких счастливых днях, неожиданно начавшихся и так же неожиданно закончившихся. Но об этом никто не знает. Разве что их собаки. С болью и страхом думала Ясу о том, что ей нельзя больше жить в доме Тобы.
Куда ей идти? Как-то Тоба сказал невзначай, что им некуда ехать, и теперь эти его слова вдруг обрели зловещий смысл.
Прошла неделя.
Дул сильный ветер, дождем осыпались сосновые иглы, когда однажды днем к ней пришла уже немолодая худощавая женщина.
— Ох, какая ужасная погода, — сказала она, бесцеремонно остановившись возле галереи. Ясу как раз приводила в порядок одежду. Она оставила свое занятие и вышла к гостье.
— Прошу прощения, что пришла, не предупредив вас. Я младшая сестра Тобы, — непринужденно сказала женщина. Видимо, она привыкла держаться подобным образом, уверенно, с холодным спокойствием.
— Прошу вас наверх.
С плохо скрываемым смятением, словно она ждала, что к ней придут, Ясу первая стала подниматься по лестнице, ощущая на себе взгляд идущей вслед за нею гостьи и мучаясь мыслью о том, не грязные ли у нее ноги, на которых не было даже таби.
— Какой прекрасный вид. Совсем как в то далекое время… больше двадцати лет я не была в этом доме.
Ясу не знала, что ответить. Пожалуй, раз это сестра Тобы, следовало бы выразить соболезнование, впрочем, нет, это она, Ясу, должна услышать слова соболезнования.
— Меня зовут Ясу… У вас, вероятно, сейчас много хлопот…
— Брат вам очень обязан… Вы давно здесь поселились?
— Лет семь назад.
— Вот как? Брат ни о чем подробно не рассказывал…
Ясу кивнула. Все верно. Их отношения были тайной, так что вполне естественно, что гостья, по ее словам, ничего не знала.
— Собственно говоря, я пришла познакомиться с вами.
Ясу и на это ничего не ответила, лишь кивнула. Познакомиться, казалось ей, тоже вполне естественно.
— Не оставил ли он какого-нибудь письма, завещания?
— Да нет, что, собственно, оставлять? Мы ни о чем с ним не договаривались, жили сегодняшним днем; о том, что будет, не думали.
— Да, брат всегда был таким, о других не заботился. Но сейчас надо как-то уладить вопрос с продажей этого дома.
Ясу подняла голову, посмотрела на гостью.
— Поскольку это касается также и вас, на меня возложили неприятную обязанность просить у вас согласия.
— Я согласна.
Глаза Ясу наполнились слезами. Она быстро встала, взяла чайные принадлежности, спустилась вниз. Там достала из шкафа и надела таби.
Элегантно одетая, уверенная в себе гостья застала Ясу в растрепанных чувствах, с босыми ногами. И теперь Ясу решила надеть хотя бы таби.
