Ho, внимательно — оценив обстановку и посоветовавшись с представителем Ставки, мы пришли к убеждению, что останавливаться и на этот раз ни в коем случае нельзя. Ведь тогда противник получит возможность создать прочную оборону и нам придется организовывать ее прорыв, а это вызовет огромный расход боеприпасов и неоправданные потери в людях.
Итак, решено хотя бы и медленно, но непрерывно идти вперед. И мы с согласия А. М. Василевского отдали соответствующие указания командармам.
К 19 июля 6-я гвардейская продвинулась лишь на несколько километров, а 43-я, серьезно потрепав главные силы 2-го армейского корпуса группы армий «Север» и 9-го армейского корпуса группы армий «Центр», вышла к реке Швянтойи, где у противника имелся подготовленный оборонительный рубеж. Генерал А. П. Белобородов, проявив большую изобретательность и настойчивость, с ходу сумел захватить плацдарм на этой реке в районе Сведасай, что весьма облегчало нам преодоление этого рубежа обороны. К этому времени 39-я армия, перешедшая в состав 3-го Белорусского, значительно продвинулась на запад и вела бои за овладение важным узлом дорог Укмерге, а главная группировка войск этого фронта продолжала развивать наступление на запад от Вильнюса.
Все возраставшая угроза выхода войск 1-го Прибалтийского фронта в глубокий тыл группы армий «Север» и заметное ослабление обороны ее войск в полосах наступления 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов вынудили гитлеровское командование сузить фронт обороны главных сил группы путем их отвода на новый рубеж. Неудивительно, что на 2-м Прибалтийском фронте и в Генеральном штабе этот маневр противника был расценен как его общее отступление. Генерал Антонов, сообщив мне об оставлении войсками группы армий «Север» первого оборонительного рубежа «Пантера», с нескрываемым удовлетворением сказал:
— Ну, кто был прав, Иван Христофорович? Уходит ведь противник из Прибалтики! Теперь от вашего фронта зависит, успеет он ускользнуть в Восточную Пруссию или нет.
Тон моего старого товарища был настолько уверенным, что я невольно засомневался: неужели Гитлер решил наконец исправить ошибку и пытается спасти свои войска в Прибалтике.
И все-таки, поколебавшись мгновение, я убежденно заявил:
— Нет, Алексей Иннокентьевич, не уйдет противник из Латвии. Еременко и Масленникову немало придется потрудиться, чтобы преодолеть его сопротивление на новом оборонительном рубеже.
— Ну смотри, Иван Христофорович! Не простит тебе Верховный, если упустишь противника.
Я был уверен, что этого не произойдет еще и потому, что у нас были средства, чтобы воспрепятствовать уходу врага. Две свежие армии — не шутка! Как выяснилось впоследствии, вопрос о выводе группы армий «Север» из Прибалтики в стане противника не снимался с обсуждения. Теперь нам известно, что именно 18 июля генерал Фриснер снова обратился в ставку Гитлера с мольбой о разрешении отступить в Восточную Пруссию. И снова фюрер, приказав выделить Фриснеру подкрепления, потребовал от него во что бы то ни стало удержать Прибалтику.
Таким образом, к 19 июля войска 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов вступили в пределы Латвии на всем протяжении ее восточной границы. В числе первых на родную землю вступили воины 30-го Латышского стрелкового корпуса под командованием старого, испытанного бойца генерал-майора Д. К. Бранткална.
А мы тем временем готовились к вводу в сражение армий генералов Я. Г. Крейзера и П. Г. Чанчибадзе.
В этих армиях я провел 19 и 20 июля, знакомясь с ходом подготовки соединений к предстоящему вводу в сражение. Когда я приехал в штаб 2-й гвардейской, развернувшейся к северо-востоку от литовского города Укмерге, все командиры корпусов собрались там, как мы и условились с командармом. Начальник оперативного отдела привел меня к большой палатке. Пригнувшись, я нырнул под приподнятый сопровождавшим меня офицером брезент и оказался в просторном помещении, в котором, несмотря на яркий июльский день, светились электролампочки.
Коренастый бритоголовый генерал-лейтенант подал команду и, сделав несколько шагов навстречу мне, чеканя слова, но выговаривая их с заметным акцентом, отрапортовал.
Это был Порфирий Георгиевич Чанчибадзе, который уже второй месяц командовал 2-й гвардейской армией. О нем очень лестно отозвался генерал Антонов, когда сообщал о решении передать нам его армию. Он назвал его блестящим тактиком и отчаянно смелым человеком. Впервые Порфирий Георгиевич отличился под Сталинградом, командуя сначала 49-й гвардейской стрелковой дивизией, а затем 13-м гвардейским стрелковым корпусом, во главе которого прошел с боями от берегов Волги до Севастополя. Хорошо говорил о генерале Чанчибадзе и маршал А. М. Василевский.
Однако в роли командарма Порфирию Георгиевичу предстояло держать свой первый экзамен. Меня, естественно, беснакоило, как проявит себя молодой командующий в предстоящей операции? Ведь от его армии, как и от 51-й, во многом зависит главное: удастся ли нам запереть группу армий «Север» или нет?
Поэтому я с особым интересом присматривался к Чанчибадзе. Генерал уверенно излагал замысел предстоящей операции, правильно оценивал роль своей армии, с командирами корпусов всегда держался твердо, умело подводя их решения к единой цели. Руководствуясь общим замыслом командования фронта, Чанчибадзе добился сосредоточивая большей части своих сил и средств на стыке с армией Крейзера, намереваясь общими усилиями взломать оборону противника к северу и югу от Аникшчяя и развивать наступление южнее Паневежиса в общем направлении на литовский городак Титувенай. В связи с тем что 39-я армия соседнего фронта должна была наносить главный удар на Каунас, между ней и 2-й гвардейской мог образоваться разрыв, и я порекомендовал Чанчибадзе обратить на это особое внимание и держать постоянную связь с И. И. Людниковым. Когда все детали предстоявшего наступления были обсуждеиы, мне были представлены командиры корпусов и дивизий. 11-м гвардейским стрелковым корпусом командовал генерал-майор Серафим Евгеньевич Рождественский. Это был молодой генерал, но он уже успел зарекомендовать себя хорошим командиром корпуса. Рождественский представил мне командиров дивизий: 2-й гвардейской — генерал-майора Никиту Сергеевича Самохвалова, 32-й гвардейской — генерал-майора Николая Кузьмина Закуренкова и 33-й гвардейской — генерал-майора Павла Михайловича Волосатых.
Когда П. Г. Чанчибадзе начал говорить о командире 13-го гвардейского стрелкового корпуса, я прервал его, сказав, что прекрасно знаю генерал-лейтенанта Антона Ивановича Лопатина. Глядя на могучую, словно высечен-ную из гранита фигуру комкора, я невольно подумал, как давно свела нас вместе война. Еще в самом начале войны на Юго-Западном фронте Антон Иванович уже был командиром корпуса. В штабе бытовало мнение: если необходимо во что бы то ни стало удержать рубеж, то поручить эту задачу следует Лопатину. Он выполнит ее, если даже рядом с ним останется в живых хотя бы горстка людей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
