Уходила я от него в еще более подавленном состоянии. Я поняла, что он такой же беспомощный, как и все остальные, к кому я обращалась раньше и кто уже разделил судьбу тех, кто был арестован раньше.
Бессердечная бестактность
Как-то вечером зашел наш друг дома. Тоже старый большевик, герой Гражданской войны, воевавший на Южном фронте — на груди орден, один из первого десятка, с облупившейся уже эмалью. Мы на него смотрели как на музейную редкость — как это он не попал в эту мясорубку? Он, как только вошел, с возмущением заявил:
— Надо дойти до такого цинизма, до такой бессердечной бестактности, чтобы семьям тех, кого уже нет в живых, говорить, что осужден как враг народа на 10 лет и сослан в дальние лагеря НКВД без права переписки.
И вся моя радость померкла в одну секунду.
От кого зависит, в чьих руках находятся справедливость и судьба — я тогда уже знала — не сотен тысяч, а миллионов таких же невинных людей, как мой отец. Появилась какая-то эпидемия на «врагов народа», аресты шли направо и налево, и все, все старые соратники отца, все, кто состоял в обществе старых большевиков и политкаторжан, все, все, кого я знала, любила и уважала с детства, превратились во «врагов народа».
Ежов, его заместитель Фриновский и многие их сотрудники в апреле 1939 года были арестованы, а в январе — феврале 1940 года были все расстреляны.
Значит, все эти люди, или нелюди, слишком много знали, и в один прекрасный день у них могли бы развязаться языки, и тогда многое выплыло бы на свет божий, поэтому их, как свидетелей, надо было скорее убрать. Спрашивается, зачем и почему этот мудрейший из мудрых мудрецов назначал и держал во главе органов внутренних дел явных предателей и держал их там столько времени, сколько ему нужны они были для проведения массовых репрессий. Почему он не разоблачал их до того, как назначал на такие ответственные должности? Ведь с его благословения был снят и ликвидирован предатель Ягода и заменен таким же исполнителем массовых репрессий предателем Ежовым. Так кто же должен отвечать за такую преступную близорукость, когда он назначал предателей, из-за которых погибло столько прекрасных незаменимых людей?
И тогда мне уже казалось, что я ищу правду не только об отце, но и о тысячах тысяч таких, как он.
Я не могла понять, не могла постичь: что же, все «они», будучи «врагами народа», вступили в партию в те годы, когда принадлежность к Коммунистической партии означала дорогу на виселицу или пулю в затылок, совершили революцию, защитили вместе с народом в Гражданскую войну новую народную Советскую власть, и те, кто случайно остался после этого жив (а сколько их погибло!), через 20 лет вдруг все сразу оказались «врагами народа».
Почему никто не задал себе вопрос, каким образом сумела удержаться Советская власть 20 лет при наличии повсюду в стране такого количества врагов народа. Ведь не было в нашей стране предприятия, не было учреждения, не было села, деревни, города, где бы эта «чума» не затронула кого-нибудь. Как же могла наша страна не только удержаться, но и стать великим, могучим государством и оказать огромное влияние на судьбу человечества во всем мире? Так почему же они, эти враги народа — а ими впоследствии, по сталинским меркам, оказались миллионы, миллионы!!! — почему же эти миллионы не уничтожили Советскую власть в самом ее зародыше, почему помогли ей стать мощной державой и укрепиться до такой степени, чтобы она могла через 20 лет пустить их всех в эту страшную мясорубку?
Трудно было понять: Почему молчат люди?
Почему молчит такая великая и мудрая партия? Почему превратили Сталина в сверхчеловека? Почему дали ему право и позволили, спекулируя великими лозунгами этого великого происшедшего в мире события для всего человечества, вести завоеванную народом Советскую власть, вести всю страну к гибели, когда надо было кричать, вопить, остановить Сталина, убрать единственного убрать единственного человека и спасти страну от катастрофы, на которую он ее толкал?
Последнее известие об отце
И наконец мой муж набрался смелости и рассказал мне то, что мой брат боялся рассказать мне и маме.
Когда один из друзей брата, который по такому же набору, от которого отказался мой брат Шура, уже работая в НКВД, получил командировку на Украину, брат попросил его:
— Пожалуйста, Коля, разыщи, если сможешь, дело моего отца и узнай, что там с ним произошло.
Друг выполнил его просьбу. Он нашел «дело» отца и передал брату следующее: в протоколе при аресте отца было записано, что у него изъяли при обыске: 1-е издание сочинений Ленина под редакцией Бухарина и «Историю Гражданской войны» под редакцией Максима Горького.
Но к «делу» отца был приложен еще протокол о том, что во время допроса отец выхватил у следователя наган, следователь в панике выскочил в окно. В этот момент в кабинете раздался выстрел, и когда вбежала стража, отец лежал на полу с раздробленной челюстью, истекая кровью. Его отправили в тюремную больницу. И ничего больше он не сумел узнать.
Зная темперамент моего гордого отца и его реакцию на явную, жестокую несправедливость, я уверена, что он никогда в жизни и ни при каких обстоятельствах не позволил бы никакому ничтожеству издеваться над собой. И никакие пытки не заставили бы его давать какие-либо ложные, вымышленные показания на себя или оклеветать кого-нибудь.
А как раз в это время, 7 августа 1937 года, Сталин издал приказ «о применении специальных мер воздействия и усилении тюремного режима». После этого многие известные политические деятели, такие, как Панас Петрович Любченко, Ян Борисович Гамарник, Михаил Павлович Томский и многие другие, кончали жизнь самоубийством, чтобы избежать ареста с применением специальных мер воздействия и недозволенных методов ведения следствия.
У отца явно дрогнула рука от сильного волнения, и он не попал в висок, а раздробил себе челюсть. Мне было жутко все это выслушать. И до сих пор мне страшно даже об этом думать, и до сих пор сердце кровью обливается, как же он мог, как же он мог выдержать боль и мучения, с раздробленной челюстью, в тюремной больнице?! И как долго он там лежал, и как долго мучился от нестерпимой боли, и никто, никто из нас не в состоянии был ему помочь. И как можно было не сообщить об этом семье?
И несмотря даже на все это, я все еще надеялась, что он остался жив, ведь ему было только 42 года.
Днем на работе, дома с детьми я кое-как переносила эту пытку, но ночью меня душили кошмары.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
