— Да, это, без сомнений, очаровательная виньетка, — кричала Руперта, -— но, роднулечки мои, музыка!
«Наркотик» Бридлав и его «Веселые негры» — оркестр этого заведения, и у всех было предостаточно времени, чтобы прокомментировать вкусы Руперты. Несколько посетителей даже подошли и пригласили ее танцевать, этого было достаточно, чтобы повергнуть ее в странное улыбчивое оцепенение, из-за чего они уходили с недоумением во взгляде, после чего она оглядывалась на Рифа с возмущением, если не в панике.
— Ты собираешься просто сидеть тут, пока эти ухмыляющиеся негры оскорбляют нас обоих?
— Это как? — достаточно добродушно спросил Риф. — Взгляни, видишь, что делают эти люди? Это называется «танцуют». Я знаю, ты танцуешь, я видел.
— Эта музыка, — проворчала Руперта, — годится только для самого скотского совокупления.
Он пожал плечами:
- Это ты тоже делала, я видел.
— О Боже, как вы мерзки. О чем я только думала? Впервые мои глаза открылись, и вы предстали передо мной во всей красе — ты и твоя психически больная страна, фактически разорвавшая себя на части за пять лет этих гонок возвращения в джунгли. Элджернон, мы уходим отсюда немедленно.
— Увидимся в отеле?
— Думаю, вряд ли. Твое место — где-нибудь в вестибюле.
Вот так вот просто она и ушла.
Риф закурил сигарету с табаком и марихуаной и начал обдумывать свое положение, а вокруг заразительные мелодии и ритмы продолжали перекраивать ночь. Чуть погодя, расправив плечи, он подошел к улыбающейся молодой женщине в ошеломительной шляпе с перьями и пригласил ее танцевать. Он заметил беглый оценивающий взгляд, которым она его наградила, но этот внимательный взгляд всё же был на полторы секунды дольше, чем те, которыми его одаривала когда-либо Руперта.
Когда «Наркотик» со своей бандой решил сделать перерыв, Риф спросил у него:
— Что это пили все за вашим столом? Можно мне попробовать?
— Джин с тоником «Рамос». Возьми себе один тоже.
Бармен долго взбалтывал коктейль в длинном серебряном шейкере под медленную внутреннюю синкопу.
Когда Риф принес напитки, за столом кипела дискуссия о теории Анархизма.
— Ваш собственный Бенджамин Такер писал о Земельной лиге, — говорил юноша с явным ирландским акцентом, — в таких пылких выражениях, дескать, мир ближе всего подошел к идеальной Анархистской организации.
— Здесь нет внутреннего противоречия, — прокомментировал «Наркотик» Бридлав.
— Я заметил то же самое, когда играл ваш оркестр, невероятная социальная согласованность, словно у всех вас один мозг.
— Конечно, — согласился «Наркотик», — но это нельзя назвать организацией.
— Как вы это называете?
— Джаз.
Ирландец представился Рифу как Вольф Тоун О'Руни, странствующий мятежник, хотя нет, быстро добавил он, фений — более точное определение, хотя ему это определение казалось, поскольку он из семьи, члены которой состоят в Земельной лиге, его отец и дяди с обеих сторон — среди учредителей, далеко не полным.
— Эти люди изобрели бойкот, — Риф сделал вид, что вспоминает.
— И замечательный метод, если вы бывали в нашей глубинке, в Слиго и Типперари, и всё такое. Будоражит ум кровожадных бриттов, кроме того, иногда заставляет их прекратить свои злобные неистовства. Но в городах сейчас...
Немного помолчав, Вольф Тоун начал взволнованно щебетать:
— В любом случае, спасибо небесам за эти великие и прекрасные США и всё их изобилие, водопад пенни, монет в пять и десять центов, потому что без них мы замерзли бы и погибли, как картошка в сезон крепких морозов.
Он как раз вернулся из турне по американским городам, где собирал деньги для Лиги, особенно его впечатлила борьба за свои права шахтеров Колорадо.
— Я надеялся, пока буду там, как-то встретиться со знаменитым бомбистом Дикого Запада, известным как Кизелгур Кид, но, к сожалению, с некоторых пор о нем ничего не слышно.
Риф не очень-то знал, что ответить, но, понимая, что отвести взгляд прямо сейчас — плохая идея, сидел молча, смотрел в лицо ирландца, на котором, как ему показалось, на мгновение увидел некий свет. Но вскоре Вольф Тоун вновь погрузился в свое любимое состояние черной меланхолии, которое Риф со временем научился распознавать как метафорическое устройство, в недрах которого таится смертельный механизм в ночной мгле.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Эти белые — народ угрюмый, — заметил «Наркотик» Бридлав.
— А вы, парни, слишком много улыбаетесь, — парировал Вольф Тоун. — Ни за что не поверю, что кто-нибудь может быть всё время так счастлив.
— Сегодня ночью, — ответил «Наркотик», — мы счастливы, потому что у нас закончился ангажемент в «Бастионе» на Ред-Онион, — на мгновение закатив глаза, музыкальное братство было наслышано об этом синониме угрозы, — и после этого остались живы, чтобы рассказать о пережитом. Кроме того, не хотим разочаровывать множество белых любителей музыки, пришедших сюда ради этого зубного блеска. А еще, конечно, мне нравятся здешние свиные отбивные! — добавил он громче, заметив, что владелец заведения его слышит и пытается намекнуть, что «Веселым неграм» пора возвращаться к работе.
Когда джаз-банд снова начал играть:
— Сначала я тебя принял за очередного чертова английского идиота, как вся эта толпа, с которой ты сюда пришел, — сказал Вольф Тоун O'Руни.
— Она меня выгнала, — признался Риф.
— Нужно где-то остановиться? Наверное, не первый класс, к которому ты привык...
— Я тоже жил не в отеле «Сент-Чарльз», если подумать.
Вольф Тоун ночевал на «Ду Эспесез», ранчо для путешественников в луизианском стиле в недрах квартала красных фонарей, где было полно различных сорвиголов, большинство из которых ожидало пароходов, чтобы уплыть из страны.
— Это Флако, у него, возможно, то же пристрастие, что у тебя.
— Он имеет в виду химию, — сказал Флако, понимающе нахмурившись.
Риф метнул взгляд на ирландца, жестами указывавшего на себя с видом оскорбленной невинности.
— Это такое сообщество, — сказал Флако, — и все парни спустя некоторое время друг друга знают.
— Я — скорее подмастерье, — предположил Риф.
— Сейчас все говорят о Европе. Все Власти планируют, как лучше перемещать войска, естественно подумать о железной дороге, но кругом эти горы, которые всё замедляют, так что нужны туннели. Вдруг по всей Европе принялись взрывать большие и маленькие туннели. Когда-нибудь работал на проходке туннелей?
— В некотором роде, — ответил Риф. — Возможно.
— Он, — начал Вольф Тоун.
— Да, брат O'Руни. Я ... ?
— Не политический, как мы, Флако.
— Не знаю, — сказал Риф. — Впрочем, вы тоже. Надо об этом подумать.
— Нам всем, — сказал Вольф Тоун O'Руни. В его глазах горел тот же свет, что и прошлой ночью, когда зашла речь о Кизелгуре Киде.
Это была уже старая уловка, естественная, как проглотить слюну. Где-то в глубине души он пожал плечами. Пытаясь не вспоминать о Стрэй и Джесси.
— Мы смотрим на мир, на правительства во всем их разнообразии, одни с большей степенью свободы, другие — с меньшей. И мы считаем: чем более репрессивно Государство, тем больше жизнь в нем напоминает Смерть. Если смерть — это переход в состояние полной несвободы, значит, государство находится в пределах Смерти. Единственный способ решения проблемы Государства — контр-Смерть, известная как Химия, — сказал Флако.
Он выжил в Анархистских битвах по обе стороны Атлантики, в частности, в Барселоне в 90-х. Разозлившись из-за взрыва в театре «Лисеу» во время представления оперы Россини «Вильгельм Телль», полиция устроила облаву не только на Анархистов, но и на всех, кто каким-либо образом мог противостоять режиму или хотя бы помышлял об этом. Тысячи человек арестовали и отправили «в горы», в крепость Монжуик, склонившуюся над городом, словно головорез, только что на этот город напавший, а когда темницы были заполнены, узников начали приковывать цепями на военных суднах, превращенных в плавучие тюрьмы, стоявшие на якоре в гавани.
