— Ставлю, — сказал он.
— Лотти, подайте кости!
Джо изо всех сил напряг мозг. Сила победно взревела в его правой руке, и тогда Джо бросил кости…
На стол они не упали. Они поднырнули вниз, по какой-то немыслимой траектории взметнулись вверх и, словно рубиновые метеоры, врезались в лицо Большого Игрока, прямо в глазницы, где и замерли, поблескивая красными точками “азов”.
Глаза змеи.
Все насмешливо смотрели на Джо, а потом послышался шепот:
— Джо Слаттермил, кости вылетели за пределы стола. Большими и средними пальцами обеих рук Большой
Игрок достал кости из глазниц и небрежно бросил их на одетую в белую перчатку ладонь Лотти.
— Да, Джо Слаттермил, кости вылетели за пределы стола, — повторил он спокойно, — а вы теперь можете застрелиться, — и он дотронулся до серебряного пистолета. — Или перерезать себе горло, — он достал из-под полы кривой кинжал с золотой насечкой и положил его рядом с пистолетом. — Или отравиться — к оружию прибавился флакон с черепом и скрещенными костями на этикетке. — Или мисс Распутница зацелует вас до смерти, — он подтолкнул вперед самую хорошенькую и самую злобную девушку. Она выгнула спину, одернула короткую фиолетовую юбчонку и одарила Джо провоцирующей улыбкой, раздвинув карминные губки и обнажив длинные белые клыки.
— Или еще, — добавил Большой Игрок, со значением кивнув в сторону затянутого черным крепом стола, — можете выбрать Большой Прыжок.
— Выбираю Большой Прыжок, — ровным голосом произнес Джо.
Он поставил правую ногу на опустевший столик для фишек, левую — на край стола, наклонился вперед… и неожиданно, оттолкнувшись от бортика стола, тигром бросился через стол и вцепился в горло Большого Игрока, утешая себя мыслью, что до него парнишка-поэт мучился недолго.
Когда он пролетал над серединой стола, в мозгу его отпечаталась моментальная фотография того, что в действительности было там, внизу, но он не успел этого осознать, ибо в следующий миг врезался в Большого Игрока.
Жесткое ребро коричневой ладони по-каратистски, со стремительностью молнии ударило его в висок… и коричневые пальцы тут же рассыпались, словно были созданы из воздушного теста. Левая рука Джо утонула в груди Большого Игрока — кроме пиджака там ничего не было, — а правая вцепилась в череп под широкополой шляпой и разнесла его на куски. Не встретив сопротивления, Джо рухнул на пол, сжимая в руках черные лохмотья и коричневые осколки.
Он тут же вскочил и попытался ухватить горсть фишек Со столика Большого Игрока. Как назло, под руку не подвернулось ни золота, ни серебра, поэтому он сунул в левый карман брюк горсть светлых фишек и рванул к выходу.
И в тот же миг на нем повисли все обитатели игорного дома. Сверкали ножи, клыки, отливающие медью костяшки пальцев.
Его били, пинали, рвали на куски и топтали каблуками. Какой-то черномазый с налитыми кровью глазами нахлобучил ему на голову золоченую трубу. Кто-то старался ткнуть ему в глаз сигарой. Лотти, шипя и извиваясь как белый удав, пыталась одновременно его задушить и выколоть ножницами глаза. Распутница, выскочив словно чертик из коробочки, плеснула ему в лицо едкой кислотой из широкогорлой квадратной бутылки. Мистер Кости всаживал в него пулю за пулей из серебряного пистолета. Джо зарезали, ослепили, пристрелили, разодрали на куски, искрошили в капусту, переломали все конечности.
Но почему-то все это не имело никакой силы. Это было похоже на драку с призраками. Было похоже, что вся команда, даже вместе взятая, не способна его одолеть. Наконец он почувствовал, как множество рук поднимают его, проносят сквозь дверь и бросают на тротуар. Но даже и это не было больно. Не больнее, чем ободряющее похлопывание по плечу.
Он перевел дыхание, перевернулся на спину и осторожно пошевелился. Ничего особенного. Он встал и огляделся. Заведение было темно и молчаливо, как могила, как Плутон или как весь остальной Айронмайн. Когда же глаза его привыкли к свету звезд и изредка проплывающих по небу кораблей, он увидел, что дверь, через которую его вынесли, закрыта на ржавый железный засов.
Он стоял и смотрел прямо перед собой, а потом вдруг обнаружил, что жует что-то хрустящее и вкусное, как хлеб, который его Жена пекла для постоянных покупателей. И память тут же вернула картину, увиденную им, когда в тигрином прыжке он пролетал над черной пропастью стола. Он увидел высокую стену пламени, заполнявшую всю поверхность стола, а за ней — удивленные лица его Жены, Матери и Мистера Пузана. Он посмотрел на то, что сжимал в правой руке и от чего откусывал и жевал — это был кусок черепа Большого Игрока, и вид его напомнил Джо тот каравай, который Жена сажала в печь, когда он уходил. И он понял волшебство, которое она совершила, разрешив ему отлучиться ненадолго, чтобы почувствовать себя хотя бы наполовину мужчиной… и вернуться домой с обожженными пальчиками…
Он выплюнул все, что оставалось во рту, и бросил осколки хрустящего черепа на дорогу.
Из левого кармана он достал светлую фишку. Большинство их раскрошилось в драке, но вот эта уцелела. Оттиснутый на ней знак был крестом. Джо механически поднес ее ко рту и надкусил. Вкус был нежный и восхитительный. Он съел всю фишку и почувствовал прилив сил. Похлопал себя по туго набитому карману. Итак, у него достаточно провизии на дорогу.
Он развернулся и прямиком отправился домой, правда, длинным путем — вокруг света.
А Я ПОЙДУ ДАЛЬШЕ…
Перевод А. Безуглого
© перевод на русский
язык, Безуглый А.Ю., 1992
Часто под вечер Маот охватывает беспокойство, и она отправляется туда, где черная земля сливается с желтым песком, и стоит, глядя в пустыню, пока не поднимется ветер.
А я сижу, прислонившись спиной к тростниковой ограде, и гляжу на Нил. Не то чтобы Маот молодеет, просто она тоскует по полям. Их обрабатываю я, а она отдает всю себя стаду. Каждый день она уводит овец и коз пастись все дальше.
Долгое время я наблюдал за переменами. Одно поколение сменяло другое, скудели поля, приходило в негодность орошение — тем более участились дожди. И становились проще жилища — пока не превратились просто в шатры с тростниковой изгородью вокруг. И каждый год какая-то семья собирала свои стада и отправлялась на запад. Почему я должен быть так крепко привязан к этим несчастным остаткам цивилизации, я, который видел, как рабы фараона Хеопса разбирали на блоки великую пирамиду?
Я часто удивляюсь, почему не становлюсь молодым. Для меня это такая же тайна, как и для бронзовокожих крестьян, которые благоговейно падают ниц, когда я прохожу неподалеку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
