Ломинадзе открыл дверь кабинета и предложил:
— Располагайтесь, господа, а я дам знать Янусу, чтобы подошел.
Переводчик приткнулся на диване и зарылся в стопку журналов. Перси занял место за столом Ломинадзе и стал готовиться к явке с агентом. Перед поездкой он прочитал от корки до корки его дело и представлял, с кем имеет дело. Два года назад, подставленный на вербовку разведчикам ГРУ, он исправно сливал информацию, подготовленную в Специальной службе внешней разведки Грузии. Перси с нетерпением ждал встречи с тем, кто в течение трех месяцев успешно водил за нос того, кто стал его самой большой головной болью. Прошло больше десяти минут, как ушел Ломинадзе, когда за дверью раздались шаги. Перси включил диктофон и постарался придать лицу значительное выражение.
В кабинет вбежал запыхавшийся Ломинадзе и выпалил:
— Идет!
Не успел он отдышаться, как тихо скрипнула дверь, и на порог вкатился капитан-колобок. Эдакая неприметная серая штабная мышка, и Перси стало кисло. Но первое впечатление оказалось обманчивым. Присмотревшись, он обратил внимание на твердый подбородок, говоривший о воле, и цепкий взгляд маленьких глаз, спрятавшихся за выступающими скулами.
— Познакомься, Вахтанг, это наш большой друг э… — замялся Ломинадзе.
— Кахабер, к чему церемонии, будем проще, — меня зовут Генри, — пришел ему на помощь Перси, а затем представил переводчика: — Это — Ираклий, и пригласил агента к столу: — Присаживайтесь, Вахтанг!
Янус сел на стул и, постреливая взглядом то на Ломинадзе, то на американца, с напряжением ждал продолжения разговора.
Перси начал его с пафосной ноты:
— Вахтанг, мы ценим вашу работу. Я не побоюсь высоких слов: с вашей помощью мы откроем еще одну славную страницу в истории Грузии, — и, заметив, как поскучнело лицо агента, свернул речь и перешел к делу: — Как вы считаете, насколько доверяет вам и вашей информации русский подполковник?
Агент пожал плечами и уклончиво ответил:
— Трудно сказать, но в последнее время мы стали встречаться чаще.
— Что значит трудно? Если бы не доверял, то не дал бы тысячу долларов! — отрезал Ломинадзе.
— Наверно, доверяет. На последней явке обещал в два раза больше, если достану мобплан бригады, — согласился Вахтанг.
— То есть если вы сообщите ему, что имеете подобные материалы, то он немедленно прибудет на явку? — оживился Перси.
— Да, мы обговаривали такую ситуацию.
— А где она должна состояться?
— На абхазской стороне, в лечебнице.
— А на нашу сторону его можно выманить?
— Затрудняюсь сказать, он осторожный человек.
— И все-таки? — допытывался Перси.
Вахтанг задумался. В кабинете воцарилась такая тишина, что было слышно, как в соседней комнате в кране капает вода. Первым иссякло терпение у Ломинадзе, и он насел на агента.
— Ты же только вчера говорил, что он клюнет?
— Говорил, но я же ему в голову не залезу? Вчера так, а завтра…
— Ваха, ты че крутишь?! Я тебе за что плачу?! — обрушился на него Ломинадзе.
— Погоди, Кахабер! — остановил его Перси и снова обратился к агенту: — Вахтанг, а что надо сделать, чтобы он перешел на нашу сторону.
— Н-у… — и мучительная гримаса появилась на лице агента.
— Ну, давай-давай, телись! — подгонял его Ломинадзе.
— Если в последний момент позвонить ему и сказать, что мне плохо — ну, сломал ногу или руку.
— И что дальше? — допытывался Перси.
— Я уверен, он придет на помощь. Я русских знаю, служил с ними, они такие.
— Прибежит, никуда не денется! — присоединился к агенту Ломинадзе.
Перси задумался. Все, что он сейчас увидел и услышал, говорило о том, что Вахтанг, а в большей степени Ломинадзе переоценивали свои возможности. Поэтому ему приходилось больше полагаться не столько на их хитроумные уловки, сколько на ситуацию. 7 августа 2008 года ее накал и острота должны были подтолкнуть Фантома к рискованным действиям.
Глава двенадцатая
И на войне бывают мир, покой и отдых
Кавказ сбросил с плеча автомат, передернул затвор и ждал решения Кочубея. Тот бросал взгляды то на окно, то на Багратиона. Бедолага-агент угодил как кур во щи. Худшей участи, чем оказаться в руках грузинских спецназовцев, для него трудно было представить. С какой жестокостью они расправлялись с предателями, Багратион знал не понаслышке. В последнее время во второй бригаде только и было разговоров о жуткой смерти Миро Алпаидзе. Его истерзанное тело обнаружили неподалеку от базы. Командование по этому поводу хранило гробовое молчание, и по батальонам ползли слухи: рейдовая группа спецназа застукала Миро на абхазской стороне, после чего он оказался в особом секторе. Оттуда о его судьбе не поступало никакой информации, а те, кто с ним раньше общался, как будто воды в рот набрали. Все было понятно: страшный конец Алпаидзе служил назиданием тем, кто поглядывал в сторону России, и об этом для «затаившихся врагов Грузии» на совещании недвусмысленно намекнул начальник штаба бригады.
Являлся Миро русским или абхазским шпионом — для Багратиона не имело значения: в десятке метров находился грузинский спецназ, и он как заведенный твердил: — Надо уходить! Надо уходить! — Сейчас, Вахтанг! Сейчас! — искал выход Кочубей. Кавказ взял автомат на изготовку и ждал только команды. Черты его лица заострились, а ноздри затрепетали. Настоящий «волкодав», за спиной которого был не один десяток схваток, он рвался в бой.
— Кавказ, мы с Вахой отходим, прикрой нас! — решил не ввязываться в бой Кочубей, так как Багратион с его информации стоил больше десятка головорезов.
— Хорошо, командир! — подчинился он.
— Вахтанг, за мной! — позвал Кочубей, выскочил в коридор и бросился к дальнему крылу здания — оно было ближе всего к лесу.
Багратион не отставал ни на шаг. Николай слышал за спиной его прерывистое дыхание и легкую поступь Кавказа. На выходе из подъезда они остановились. До зарослей орешника было не больше двадцати метров — хорошему стрелку хватило бы времени сделать несколько прицельных выстрелов. Кочубею не пришлось давать команды, Кавказ понял все без слов: ящерицей скользнул под защиту парапета и взял на прицел участок, где расположилась диверсионная группа.
— Теперь мы, Вахтанг! Не отставать! — потребовал Николай.
Их бросок остался незамеченными: густая листва надежно укрыла от диверсантов, и, не сбавляя скорости, они продолжали бежать. Впереди жарким серебром блеснула гладь реки, за ней начиналась территория Грузии, и тут гулкая автоматная очередь разорвала хрупкую тишину, затем ухнул разрыв гранаты.
Николай замер. В голове вихрем пронеслось: «Как там ребята?» Но времени строить догадки не оставалось, и он распорядился:
— Все, Вахтанг, расходимся, дальше сам! Как доберешься, сообщи!
— Постараюсь, — прохрипел тот и по откосу соскользнул к реке.
А Кочубей, сбросив с плеча автомат, ринулся к лечебнице. Там шла яростная перестрелка, то затихая, то нарастая, она откатывалась к ущелью. На одном дыхании он промчался по парку и выскочил к центральной аллее, когда стрельба внезапно оборвалась. Лечебный корпус и летний павильон безжизненными глазницами-окнами уныло смотрели на него, и только запах пороха, витавший в воздухе, напоминал о том, что здесь произошло несколько минут назад.
Не обнаружив ни одной живой души, Кочубей короткими перебежками подобрался к месту, где располагалась диверсионная группа, взглядом пробежался по поляне и отпрянул назад. В десяти метрах от него залегли два диверсанта. Сжавшись в комок, он перекатился под прикрытие груды кирпича и вскинул автомат, но на курок так и не нажал. Диверсанты не подавали признаков жизни.
«Минус два! Сколько же их еще осталось?» — гадал Николай, когда за спиной раздался шорох. Он стремительно откатился в сторону и поискал цель. В лучах солнца стена и серый расплывчатый силуэт слились в одно. Палец нажал на спусковой крючок. Громыхнули выстрелы, и стена брызнула каменной крошкой.
— Командир, это я! — отозвался Кавказ.
Рука Кочубея с автоматом плетью упали на траву, и с губ сорвалось:
— Слава богу, промазал.
— Все нормально, командир! Все нормально! — успокаивал его Кавказ.
Отдышавшись, Кочубей, спросил:
— Где ребята? Как они?
— Нормально, Юру только слегка зацепило.
— Куда?
— В бедро, но вскользь.
— Где он?
— С Олегом, закончат перевязку и подойдут.
— Что по диверсантам?
— Двоих положили.
— Те, что валяются, — Николай кивнул на трупы.
— Они самые, — подтвердил Кавказ.
— Остальные?
— Ушли в ущелье. Но одного точно зацепило, остался след на земле.
— Ладно, считать не будем, надо сматываться, пока другие не объявились.
