1 Собственно: «воины морской пехоты».
2 См. IV 58 ел.; VI72,2.
33. «Возможно, вы сочтете, что я, как некоторые другие, рассказываю небылицы, если я скажу, что неприятельский флот действительно идет на нас. Я знаю, что люди, которые приносят или распространяют недостоверные слухи, не могут внушать доверия и даже слывут глупцами. Но все же, когда городу грозит опасность, страх прослыть глупцом не заставит меня молчать, так как я убежден, что мои сведения — самые достоверные. Афиняне (как это ни кажется вам странным) в самом деле идут на нас с большим флотом и многочисленным сухопутным войском якобы на помощь союзным эгестянам и для того чтобы возвратить леонтинцев в их город, а в действительности потому, что стремятся завоевать Сицилию и в особенности — наш город. Они думают, что, захватив наш город, легко овладеют всем островом. Афиняне довольно скоро будут здесь, и поэтому вам следует подумать, как с имеющимися у нас средствами дать отпор наиболее успешно и не дать застигнуть себя незащищенными, преуменьшая опасность, или проявить беспечность, вообще не желая верить в появление афинян. Но если кто верит этому, то пусть не боится их смелости и мощи. Ведь они могут причинить нам не больше вреда, чем мы им. Небесполезно и то, что на нас идет столь огромная сила: это может благотворно повлиять на поведение остальных сицилийцев (ведь из страха перед афинянами они охотнее перейдут к ним). И если мы победим или, во всяком случае, оттесним афинян, расстроив их планы (а в том, что им не удастся достигнуть своей цели, я совершенно уверен), то для нас это будет блистательным успехом. Я, по крайней мере, возлагаю на это большие надежды. Ведь редко великие походы эллинов и варваров в отдаленные страны имели успех. Действительно, пришельцы обычно не превосходят численно местных жителей и их соседей, которые все объединяются из страха перед ними. И если врагов постигнет неудача из-за недостатка съестных припасов в чужой стране, то, хоть они сами виновны в своей беде, они оставляют славу победителей тем, кого они хотели завоевать. Так и мидийский поход пошел самим афинянам на пользу, после того как нападение мидийского царя, направленное против Афин, окончилось, против его ожидания, неудачей. И можно надеяться, что таковой же будет участь и нынешнего похода.
34. Итак, будем мужественно готовиться к войне, и не только здесь, но отправим послов к сикулам, чтобы еще крепче привязать к нам старых друзей и постараться приобрести новых. Пошлем посольство и в остальную Сицилию, чтобы открыть всем глаза на обилую опасность, а также к италийс-ким городам: склоним их к союзу с нами или, по крайней мере, убедим не принимать афинян. Разумно было бы, по-моему, отправить послов и в Карфаген1. Ведь для карфагенян поход афинян не будет неожиданностью: они живут в вечном страхе, как бы афиняне рано или поздно не пошли и на их город. Быть может, карфагеняне, убедившись, что им самим грозит беда в случае, если они покинут нас на произвол судьбы, захотят тайно или явно как-либо нам помочь. Ведь из всех существующих государств они наиболее способны оказать помощь, пожелай они только сделать это. Действительно, у них больше всего золота и серебра (что на войне, как и во всем, весьма важно). Отправим также посольство в Лакедемон и в Коринф с просьбой возможно скорее помочь нам и здесь, и возобновив враждебные действия против афинян в Элладе. У меня есть главное предложение, в настоящем положении, по-моему, вполне своевременное. Хотя оно при нашей привычке к мирной беспечности меньше всего может встретить внимание с вашей стороны, тем не менее я изложу его вам. Если мы, сицилийские эллины, все вместе или, по крайней мере, большинство согласимся спустить на воду все имеющиеся у нас корабли с двухмесячным запасом продовольствия, встретить афинян у Таранта и мыса Иапигии и этим показать, что еще до борьбы за Сицилию их ждет борьба за переправу через Ионийское море, то этим мы ошеломим их и дадим понять, что мы на страже в дружественной стране (ведь Тарант примет нас)2, им же, напротив, предстоит далекое плавание через море со всем войском и снаряжением. Из-за долгого пути они едва ли смогут держать боевой строй, и их медленно, по частям подходящая эскадра будет легко уязвима для атаки. Даже если они, облегчив свои корабли и действуя веслами, встретят нас сомкнутым строем, то мы атакуем их, когда они будут утомлены переходом. Если же мы предпочтем уклониться от боя, то можем отступить в Тарант. И если они, высадившись с малым запасом провианта, захотят дать сражение, то будут страдать от голода в этих пустынных местах. Там мы сможем их блокировать, а если, пытаясь прорваться, они поплывут дальще вдоль побережья, то им придется бросить свои транспортные суда. Тогда, не будучи уверены в том, примут ли их италийские и сицилийские города, они утратят решимость продолжать поход. Потому-то, если, как я предлагаю, преградить путь афинянам, то они и не отплывут из Керкиры, а сначала взвесят положение дел и соберут сведения о наших силах и местонахождении. Это их задержит до зимы; или же, угнетенные непредвиденным оборотом событий, они вообще откажутся от этой экспедиции, тем более что, как я слышал, их самый опытный военачальник принял командование против воли и будет рад всякому серьезному противодействию с нашей стороны, получив, таким образом, предлог для отступления. Я совершенно уверен, что молва преувеличит наши силы. А настроения и мысли людей зависят от слухов. Люди больше боятся нападающего первым или, по крайней мере, того, кто ясно показывает, что в случае нападения готов дать отпор. Это теперь и должны будут испытать афиняне. Они ведь идут на нас в уверенности, что мы не в силах оказать сопротивление, и столь невысокое мнение о нас справедливо, потому что мы не помогли лакедемонянам сокрушить могущество афинян. Если же теперь афиняне увидят, что мы против ожидания способны на смелые поступки, то наше неожиданное сопротивление поразит их еще сильнее, чем наша истинная мощь. Итак, примите мой совет и решитесь на этот смелый шаг или, по крайней мере, готовьтесь как можно скорее к войне. Всем и каждому необходимо помнить, что пренебрежение к противнику проявляется делами и считать, что меры, принятые в расчете на наличную опасность, всегда могут оказаться весьма полезными. Неприятель идет на нас и, как мне определенно известно, находится уже близко».
1 Ср. VI15,2.
2 Эти слова Гермократа оправдались (VI44,2).
35. После такой речи Гермократа среди сиракузян начались бурные препирательства. Одни утверждали, что афиняне ни в коем случае не придут, и все утверждения Гермократа ложны. Другие спрашивали: «Какой вред они могут причинить нам, сами не пострадав еще больше?» Были и такие, кто пренебрежительно высмеивал речь Гермократа. Лишь немногие верили Гермократу и со страхом взирали на будущее. Тогда выступил вождь демократической партии Афинагор1, человек в то время наиболее уважаемый в народе, и сказал следующее.
1 Об Афинагоре из других источников ничего не известно.
36. «Всякий, кто не обрадуется, услышав, что афиняне оказались столь безумными, чтобы прийти сюда и самим отдаться в наши руки, тот трус или изменник. Дерзость людей, разносчиков таких слухов, сеющих панику, меня не удивляет, удивительна лишь тупость, не позволяющая им понять, что их намерения очевидны. Ведь это люди, которые боятся за себя и хотят посеять тревогу во всем городе, чтобы самим скрыться под покровом всеобщего страха. Таково назначение этих слухов. Они не возникли случайно, но распространяются людьми, постоянно возбуждающими волнения в нашем городе. И если вы благоразумны, то должны сообразовать свои выводы не с сообщениями этих людей, но с тем, какой образ действия можно приписать разумному и многоопытному народу, каким в моих глазах являются афиняне. В самом деле, совершенно невероятно, чтобы афиняне оставили у себя в тылу пелопоннесцев и, не завершив прочным миром тамошней войны, сами бросились в новую, не менее опасную войну. Напротив, по-моему, афиняне довольны уже тем, что мы не нападаем на них, учитывая численность и мощь наших городов.
37. Но если бы даже они, как нам говорят, и пришли, то все же я уверен, что Сицилия скорее, чем Пелопоннес, выдержит большую войну, потому что весь остров во всех отношениях лучше подготовлен к ней. Ведь только один наш город обладает военной силой, далеко превосходящей мощь якобы грозящего нам теперь врага, будь он даже вдвое сильнее. Я знаю, что они не возьмут с собой конницы, да и здесь они найдут лишь небольшой отряд всадников из Эгесты. Афиняне не смогут даже обеспечить себе достаточно гоплитов, потому что их придется перевозить на кораблях (а пройти столь дальний путь сюда даже и легким судам без груза нелегко); к тому же, как известно, для войны против такого большого города, как наш, потребуется еще множество транспортных судов с продовольствием и снаряжением. Я даже думаю, что если бы афиняне по прибытии сюда могли создать на нашей земле такой же город, как Сиракузы, и, опираясь на него, начать войну с нами, то и в таком случае едва ли избежали бы гибели. А в существующих условиях, когда вся Сицилия (которая объединится) будет против них, они не рискнут, даже в страхе перед нашей конницей, удалиться от своих лагерных бараков, сколоченных из корабельных досок, и палаток. Короче говоря, я полагаю, что афиняне не смогут укрепиться на нашей земле. Настолько, по-моему, наши боевые силы превосходят афинские.
