Численность немецкой миссии на Босфоре значительно выросла, на ее содержание требовались все большие средства. Через территорию Румынии и Болгарии была привезена и значительная сумма в золоте – 5 млн марок, причиной посылки которой, кстати, был отказ турецких коммерсантов принимать германские ассигнации от адмирала В. Сушона102. Переброска военных специалистов и крупной партии золота не прошла незамеченной, русские военные и военно-морские агенты в Бухаресте и Софии своевременно известили об этом Ставку103. Интересно, что немцы должны были расплачиваться золотом даже тогда, когда они формально находились уже на турецкой службе. Деньги были размещены в константинопольском филиале «Дойче Банка» под охраной германской морской пехоты.
Готовность турок выступить на стороне центральных держав вовсе не была еще очевидной, 10 сентября гросс-адмирал А. фон Тирпиц записал в своем дневнике: «В Турции дело не продвигается вперед. Часть вины падает на тех, кто пугает турок по поводу Дарданелл, что мне совершенно непонятно. На Балканах ожидают крупного поражения австрийцев. Если это случится, мы можем оставить всякие надежды на этот уголок Европы и на ислам»104. Вскоре эти опасения развеялись. «В Константинополе были те, кто симпатизировал сближению с Антантой, но доминировало подозрение, – отмечал австрийский министр иностранных дел. – Все державы Антанты алчно смотрели на турецкую территорию, и Турция знала, чего будет стоить гарантия территориальной целостности, если она будет «спасена» Антантой. У нее уже был такого рода опыт в близком и далеком прошлом»105.
Младотурки готовились к войне. 6 (19) августа был реализован австрийский план, предложенный Францем-Иосифом Вильгельму II еще в начале июля 1914 г. – в этот день был подписан болгаро-турецкий договор о дружбе и союзе. София и Константинополь обязались уважать территориальную целостность друг друга (статья 1), в случае войны с одной или двумя балканскими державами оказывать военную помощь (статья 2), причем болгарское участие в наступательных действиях ставилось в зависимость от достижения соглашения с Румынией относительно ее нейтралитета (статья 5), а София могла самостоятельно выбрать момент для начала мобилизации (статья 6). Соглашение действовало до завершения европейской войны и демобилизации армий ее участников (статья 7)106.
Теперь младотурецкое правительство могло быть спокойно относительно своей европейской границы. Оно немедленно попыталось максимально использовать мирное еще состояние своей страны. 6 (19) августа министр финансов Турции Джавид-бей предложил М. Н. Гирсу вступить в переговоры, целью которых была бы отмена капитуляций. На следующий день такое же предложение было сделано французскому и английскому послам. Ни Россия, ни Англия, ни Франция не проявили интереса к этим планам, заявив о готовности гарантировать территориальную целостность Турции и максимум о возможности обсудить «переходные меры», то есть продлить действие капитуляций под другим названием107.
22 августа 1914 г. Эдуард Грей инструктировал Луи Маллета, что в случае поддержки со стороны русского и французского представителей он мог пойти на значительные уступки: письменную гарантию трех союзных держав о соблюдении независимости и целостности Турции в ходе войны и по ее завершении, соблюдение ее экономических интересов (за счет германских концессий и турецкой части железной дороги Берлин – Багдад – Басра). Кроме того, предполагалась возможность отказа от режима капитуляций. В качестве ответной меры предлагалось немедленное списание с «Гебена» и «Бреслау» всех немецких офицеров и матросов, обеспечение бесперебойного движения торгового мореходства через Проливы и гарантий сохранения нейтралитета в войне108. 29 августа послы России, Франции и Великобритании встретились с великим визирем и вместе повторили эти условия. 3 сентября младотурецкое руководство провело секретное совещание в доме у Саида Халима-паши, в ходе которого было принято решение о подготовке вступления в войну на стороне Германии109. Настрой младотурецкого правительства становился все более очевидным.
Направление, откуда исходила наибольшая опасность первого удара, также не вызывало сомнений – это было море. Очевидным был и метод предупреждения этой опасности. 21 августа (3 сентября) 1914 г. генерал М. Н. Леонтьев телеграфировал в Петроград: «Единственный способ помешать внезапному выходу турецкого флота в Черное море – объявить блокаду и поставить минное заграждение»110. Из Турции и пограничных с ней областей приходили все более тревожные новости. «По словам приезжающих, – сообщал «Правительственный вестник», – в Эрзеруме и Зивине сосредоточены крупные отряды войск, кормящихся за счет местного населения. На границе турецкими властями чинятся проезжающим на Кавказ невероятные препятствия»111. Сезонные турецкие рабочие стали массами покидать Батумскую область, несмотря на то что местные власти специально обратились с заявлением о желании России сохранить с Турцией мирные отношения112.
Уже 23 августа (5 сентября) русский МИД официально предупредил всех подданных России за границей при возвращении домой избегать пути через Константинополь по причине его небезопасности113. 8 сентября вышел султанский ираде об отмене режима капитуляций. Ликвидации подлежали все судебные, налоговые, административные и прочие привилегии иностранцев114. 9 сентября Турция разослала в столицы великих держав ноту, в которой говорилось об односторонней отмене режима капитуляций с 1 октября 1914 г. Протесты остались без внимания115, при этом следует отметить, что в них приняли участие Германия и Австро-Венгрия116.
Позиция, занятая Берлином, оказала безусловное влияние на появление указа от 8 сентября. Кайзер рассчитывал на вхождение Турции в войну и ради этого готов был поступиться в вопросе о капитуляциях. Германская дипломатия давала понять туркам, что больше всего она заинтересована в сохранении единства Оттоманской империи и свободе «промышленной деятельности»117. Любое решение об отмене капитуляций не было вопросом, относящимся исключительно к внутренней политике Османской империи, и поэтому оно все равно не могло стать законным без согласия великих держав. Немцы предпочитали оттянуть вопрос о капитуляциях до окончания войны, их отмена должна была стать наградой за союзнические усилия Турции, и внезапное решение младотурок вызвало в Германии раздражение118.
Для Берлина данный вопрос носил исключительно тактический характер. Он действительно был заинтересован в «промышленной деятельности» больше других европейских держав – капитуляции были выгоднее пришедшим ранее других на рынок Оттоманской империи конкурентам. Между тем с конца 1880-х гг. Германия и Австро-Венгрия быстро наращивали свое экономическое присутствие в Турции. С 1887 по 1910 г. доля Берлина в местном импорте возросла с 6 до 21 %, Вены – с 13 до 21 %. По уровню капиталовложений в османскую промышленность немцы вышли на первое место – 45,4 %, в то время как доля Франции составляла 25,9 % и Великобритании – 16,9 %. Но Франция и Великобритания безраздельно господствовали в другой области119. Основным внешним кредитором Турции перед войной неизменно оставалась Франция – ей принадлежало около 2,5 млрд франков (60,3 %) османского долга, за ней следовали Германия – 850 млн франков (21,3 %), Англия – 600 млн франков (14,2 %) и Италия – 120 млн франков (3 %)120.
Вступая в войну с кредиторами государства, младотурки рассчитывали на своего основного экономического партнера. Уже 9 сентября 1914 г. кайзер выпустил прокламацию, направленную к мусульманам – подданным враждебных Германии государств. В ней объяснялось, что они не рассматриваются немцами в качестве врагов и в случае сдачи в плен будут отпущены к халифу, то есть султану Турции121. Поддержка Берлина, конечно, не ограничивалась такими жестами и не осталась без благодарности. Пятничная молитва закончилась пожеланиями благополучия падишаху и «хаджи Вильгельму»!122 Следует отметить, что в Османской империи за использование этого титула христианином полагалась смерть. Кайзер, конечно, не совершал хадж в Мекку, но летом и осенью 1914 г. это было не важно. В Турции распространялись памфлеты, в которых утверждалось, что немцы не являются христианами, как англичане и французы, тем более русские, а потомками пророка Мухаммеда. Европейцев и немусульман, проживавших в это время в пределах Османской империи, отмена капитуляций сразу же сделала объектами нападок123. Местное население как бы сводило счеты с теми, кто пользовался правами экстерриториальности и неподсудности турецким властям.
Активизация действий Германии и Австро-Венгрии в Турции привела к усилению внимания обоих противостоящих блоков к Греции. С самого начала войны Вильгельм II обратился к королю Константину с призывом поддержать борьбу с «сербскими убийцами», который был мягко отклонен. Король сослался на явную невозможность проведения враждебной Антанте мобилизации в связи с явным господством ее флота в Средиземном море124. 31 июля 1914 г. последовало официальное заявление правительства королевства о нейтралитете в текущей войне125. Это отнюдь не означало отказа Афин от возможного участия в войне. Сразу же после прибытия «Гебена» и «Бреслау» премьер-министр Греции Э. Венизелос известил английское правительство о том, что его страна готова предоставить свою армию (около 250 тыс. человек), флот и базы для атаки Константинополя.
