– Как же красиво…
– Что? – спросил он поверх ее головы.
– Закат… Не видишь, бестолочь?
Он хмыкнул.
– Так он почти всегда такой. Ну… хотя бы раз в неделю.
– Дикарь, – огрызнулась она. – Не ценишь красоту. А у меня все пять роскошных палат на первом этаже дворца. В какое окно ни посмотришь – цветущий сад, ухоженные дорожки, редкие птицы на ветках, красиво одетые придворные на прогулке…
– А-а-а, – сказал он насмешливо, – тогда смотри, разрешаю. Бить не буду. Не испорти только, закат в самом деле… ничо. И не трогай руками.
Она повертела головой, поймала взглядом стремительно приближающуюся рощу.
– Смотри, там красиво!
– Ага.
– Что ага? Можно там остановиться на ночлег.
Он сказал успокаивающе:
– К ночи успеем в город. Там гостиница, постель с периной.
Она фыркнула.
– Сейчас жарко, даже ночью нехолодно. А в гостинице всегда душно, даже с открытыми окнами. Или ты боишься ночевать в лесу?
Он подумал добросовестно, она терпеливо ждала, наконец он ответил нерешительно:
– Да вроде бы нет.
– Тогда чего? – потребовала она. – Боишься задницу наколоть на голой земле? Так у тебя одеяло.
Он снова подумал, Мелизенда затаила дыхание, наконец он буркнул с неудовольствием:
– Хорошо, заночуем в лесу. Мне что, даже лучше – не сворачивать с дороги.
– И мне, – сказала она. – Быстрее окажусь в Вантите!
Однако роща проскочила мимо, Мелизенда уже изготовилась напомнить, что у него что-то с памятью, как их конь свернул чуть, навстречу помчалось небольшое ухоженное село, все домики аккуратные, утопают в садах, улица замощена бревнами, поверх которых положены толстые доски.
Молодежь после окончания трудового дня уже собралась на околице, слышится игривый смех, шуточки, двое парней старательно и не очень умело дуют в самодельные дуды, а молоденькая девушка вышла в круг и запела чистым нежным голосом щемящую песнь о любви и верности.
Ютланд соскочил на землю и пошел в один из домов, а Мелизенда встрепенулась и вся вошла в тот дивный мир, что создала песня, где все иначе, где все искренне и чисто, без примеси лжи и лукавства, где люди любят и верят…
Песнь звучала и звучала, Мелизенда как наяву видела эту картину: прекрасная хрупкая принцесса Итания бежит босая за оскорбленным Придоном, раня нежные ступни о камни и орошая их алой кровью, а он пускает гоня в галоп, гордый, непреклонный…
Ютланд вышел с двумя ковригами свежего хлеба, Мелизенда ощутила аромат, а Ютланд сказал довольно:
– Сыра и молока я тоже взял, вот в мешке. Ты чего?
– Почему так? – спросила она со слезами в голосе. – Почему они не помирились?
– Кто?
– Ты совсем дурак? Поют про Итанию и Придона!
– Не знаю, – ответил он глухо.
– Они оба неправы, – заявила она. Ютланд сунул в седельный мешок хлеб и сыр с большим кувшином молока, повернулся к ней и увидел блестящие, как жемчужины, слезы и в глазах капризной принцессы. – Они не должны были так… А Итания… почему не побежала за ним до самой Арсы?
Ютланд поморщился.
– Умолкни. Ты бы побежала?
– Побежала, – заявила она твердо. – Я настойчивая. От меня не ушел бы тот, кого я изволила бы выбрать!.. Я бы отыскала его и на краю света и заставила бы взять меня в жены.
Ютланд поднялся в седло, конь тут же пошел через село дальше, Мелизенда тихонько всхлипнула.
Он сказал саркастически:
– Да? Но ты же сказала, что можешь выйти только за тцарского сына?
Она гордо вскинула мордочку.
– Да. Но я не дам навязать себе того из них, кто мне противен! Ты зря думаешь, что я тряпка.
– Этого я не думаю, – ответил он честно. – Ты сильная. Я считал тебя избалованной дурочкой, но ты…
– …не совсем дурочка?
– Не совсем, – согласился он. – И ты даже… красивая.
Он выдавил эти слова с усилием, словно признавался в чем-то стыдном, так артанину трудно признаться в слабости или промахе на охоте.
Она снова посмотрела на него свысока.
– Ах-ах, спасибо!.. Я не даже красивая, я очень красивая! Посмотри на меня лучше!
Он посмотрел и, сглотнув слюну, произнес тихо:
– Да. Ты очень красивая. Ты красивее всех, кого я видел.
– И кого увидишь, – закончила она победно.
Глава 9
Алац несся вольно и свободно. Мир струился сквозь них и оставался позади, а впереди медленно и торжественно выросла стена дубровника. Они влетели под сень плотных ветвей, грохот копыт стих, сменившись шуршанием листьев.
Хорт гавкнул и остановился на поляне возле могучего клена с неимоверно толстым стволом и потрескавшейся корой так глубоко, что они уже и не трещины, а ущелья.
Ютланд придержал коня, огляделся.
– Неплохое место, – заметил он. – Сухо, чисто, много сучьев…
– Собачка умеет выбирать места лучше тебя? – спросила Мелизенда. – Хотя чего это я удивилась…
Ютланд спрыгнул на землю и протянул к ней руки.
– А еще она ласковая, – добавил он, – и ни разу меня не укусила.
– Значит, – сказала она обвиняющее, – ты ее бьешь!
И упала в его руки, он подхватил, придержал и настолько нежно и бережно поставил на землю, словно у нее там не ноги, а какие-то тонкие хрупкие лапки, как у дохлого кузнечика.
– Значит, – сказал он задумчиво, – бить все-таки надо?
– Нет! – вскрикнула она. – Дикарь, ты все не так понимаешь!
– А как надо?
– Я тебе потом расскажу, – пообещала она.
Он кивнул.
– Хорошо, побудь здесь и никуда не смей, существо. Я сперва соберу хворост.
– Я могу…
– Нет, – оборвал он.
Она запнулась, наконец-то сообразив, что он идет не ради хвороста, которой тоже соберет заодно, а проверяет, нет ли вблизи хищных зверюк, как будто они только и думают, как бы напасть, такой наивный, но как приятно, что о ней заботятся искренне, не выставляя это напоказ, как в ее дворце.
Вернулся он сравнительно быстро, на скуле царапина, да еще дыхание сбилось, но высыпал гору сучьев и сказал уже почти ровным голосом:
– Да, теперь можешь…
Когда она отдалилась за ближайшие кусты, ей показалось, что трава сильно примята, пара веток сломаны. На земле некие мелкие зеленоватые пятна, в другое бы время не обратила внимания, но сейчас, любопытствуя и чувствуя странную защищенность, на цыпочках прошла по едва приметным следам, там небольшой овраг, густой заросший высоким бурьяном…
Трава примята, а в тех кустах лежат друг на друге тела трех закованных в прочные костяные щитки чудищ. Все крупнее человека, толстые, с виду ужасные и несокрушимые, но их панцири жестоко разбиты, расколоты, через щели все еще сочится зеленоватая жижа, головы как будто попали под молоты дюжих молотобойцев: расплюснуты, смещены…
К костру она вернулась тихая, присмиревшая, свалила небольшую горку сучьев.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
