— Елицы оглашении изыдите, оглашении изыдите, елицы оглашении изыдите-е-е…
И нужно сказать, к позору служивого сословия, что первым, бросив заступ, пустился наутек отставной солдат-кавалер Никанор Прохоров, за ним мужик Ермил, весь хмель позабывши, а последним, по старости лет, но с поспешением, заговорщик Герасим. И пока не скрылись из вида бегущие, дьякон не переставал изображать своей духовной особой страшное привидение.
* * *
Тут было бы кстати досказать, как догадливый дьякон, вырывши сундук, полный денег, разбогател и вышел в попы, а то и в митрополиты. Но из хроники села Ендово-Ендовищи, которою мы пользуемся, ничего такого не следует. Вместо этого есть целый ряд вариантов. По одним выходит, что наутро нашли дьякона в поле в вырытой яме бесчувственна и насилу откачали, по другим — что мужики, догадавшись о своей глупости, вернулись к кладу и что всю ту ночь видели и слышали прохожие люди, как по полям носилось белое привидение, а за ним бегали мужики с лопатами и как то привидение, добежав до села, скрылось в церковном доме. Достоверно же одно: никакого сундука в яме не оказалось, а нашли там только корневище, кругом окопанное и заступом порубленное.
Когда же пришла из консистории бумага, затребовавшая дьякона Вукола Померанцева явиться в город самолично на архипастырскую расправу, и когда, напутствуя его, отец Афанасий пожелал ему отишия в пучине скорбей и начальствующих гнева избавления, — бедный дьякон-кладоискатель голосом смиренным и убитым до крайности сказал:
— Виждь смирение мое и грехи вся! Не утаилась от вас, отец Афанасий, ниже капля моя слезная, ниже капли часть некая. Но одно скажу: вкушая вкусих мало меда — и се аз умираю!
О дальнейшей судьбе его ничего не сказано в хронике села Ендово-Ендовищи.
ТАРТАРАРЫ
История, которую мы сейчас расскажем, произошла достаточно давно, чтобы каждый патриот города Воронежа мог сказать: «Ну, мало ли что могло тогда быть! Да, кстати, и не было никогда в нашем городе полицеймейстера Поросятникова!»
И действительно не было. Подполковник Поросятников лишь временно исполнял обязанности полицеймейстера, так как состоял при губернаторе для особых поручений. Наконец, фамилия могла быть перепутана, да и не в ней дело. Но сама история наделала немало шума и, как и все, что мы пишем, отразилась в воспоминаниях старожилов и в документах эпохи.
У очень почтенного обывателя города, точнее — у его жены пропала коробочка с драгоценностями: бриллиантовой брошью, таким же кольцом, еще кольцом обручальным, ниткой жемчуга, похожего на настоящий, яхонтовыми сережками и мужниной медалью, полученной за деятельность по просвещению и по откупным делам, одним словом, целое богатство. Коробочка хранилась в одном из ящиков пухлого комода, набитого предметами тайного туалета, отрезками материй, шелками для вышиванья и разными вещами и вещичками, вышедшими из употребления, но соблазнительными для воров. Комод оказался в полном порядке, и ничто не пропало, кроме драгоценной коробочки. Вор знал, что брать. И однако, заподозрить было некого: прислуга старая, испытанная, из дворовых. Обыск, конечно, сделали, старая нянюшка ревела и клялась, обе девки ходили с распухшими носами, а слуга Григорий сказал: «Разрази меня Господь!» Впрочем, и сама барыня утверждала, что против своих людей у нее подозрений нет, коробочка была накануне вечером и исчезла утром из спальни, куда никто не входил. А вот окно — хоть и второго этажа — было, по случаю жары, всю ночь открыто, кто-нибудь чужой мог залезть, например — приставить большую лестницу.
А так как барыня закатила мужу истерику, и не по-столичному, а по-провинциальному — с визгом и криками в окно для сведения всех проходящих, — то муж решил, не тратя времени на поиски вора и пропавших вещей своими способами, заявить о пропаже губернатору и просить его поставить на ноги всю воронежскую полицию. С губернатором он приятельствовал и по делам просветительным, и по делам откупным.
И вот тут выступает на сцену подполковник Поросятников, временный воронежский полицеймейстер. Прежде всего, конечно, созываются все полицейские чины для обсуждения вопроса, кто мог отважиться на подобную кражу? Хорошая и дельная полиция знает приблизительно всех местных воров и состоите ними в постоянном общении. Квартирный вор Антип Болезный как раз сидел в это время в тюрьме — заподозрить нельзя. Другой, поплоше, хотя по прозвищу и Аховый, уже три дня был в запойном состоянии, и обычно это у него тянется недели полторы. Братья Сукины, главным образом работавшие на базаре, не столько воры, сколько жулики, прямо сказали знакомому будочнику, что это дело не их, да и вообще словно бы не здешнее и что они никаких разъяснений дать не могут. Единственный громила и взломщик Сенька Ухватов в ночь покражи играл в карты с полицейским канцеляристом и имел алиби. Дело получалось крайне запутанным.
И однако, приказ губернатора был категоричен: воров найти немедленно. Терпимо ли, чтобы у почтеннейшего в городе человека произошла такая кража и полиция о ней ничего ни заранее, ни после не знала!
Подсадили в общую камеру уголовной тюрьмы своего человека — способ старый, испытанный, сохраняющийся до наших дней. В тюрьме всё знают, хотя и сидят под замком. Три дня просидев под видом пьянчужки, наседка вышла и решительно поведала, что тюремная компания сама заинтересована случившимся, горячо его обсуждает, но высказывает предположение, что не иначе как обокрал барыню ее собственный муж, потому что настоящего мастера на такое дело сейчас нет. По части лестницы просто смеялись: кто же полезет в открытое окно, со всеми неудобствами и на верный провал! И окно то выходит прямо на улицу. Главное — и лестницы не найдено, неужто же вор, сделав дело, унес с собой и лестницу! Прямо даже стыдно полиции предполагать такое!
Одним словом — никаких следов. Между тем для временного полицеймейстера это — настоящий провал. Мало того что представлялся хороший случай выказать свои таланты, — могла быть и денежная благодарность от потерпевших. Пренеприятнейшая неудача.
В таком отчаянном положении пойдешь на все. И когда рыжий будочник, также лично заинтересованный, потому что как раз из обокраденного квартала, дал подполковнику Поросятникову некую новую идею, — полицеймейстер, немного поколебавшись, махнул рукой и сказал:
— Ну ладно, зови его. Чем черт не шутит.
В день назначенный явился в полицейское помещение бородатый приземистый мужичонко в смуром кафтане, родом из пригорода, весьма известный по части колдовства и розыска потерянных или украденных вещей. Явился, как говорили, неохотно, притащили его почти что силком. Одно дело — помогать бабам, другое — содействовать властям. И однако, делать нечего — дан строгий приказ явиться. А явившись, чтобы оттянуть время, мужичок заявил, что в таком большом деле колдовать и гадать можно только утречком, на тощее сердце.
Утречком на другой день в канцелярии полицейской части собралось собрание: полицеймейстер подполковник Поросятников, пристава с помощниками, городовики, письмоводитель и канцелярская мелочь, — хоть и не все нужны, а всем любопытно. Подполковник Поросятников важен и строг. Как человек образованный, он в такие глупости, конечно, не верит; но ведь случается, что мужичок-простачок знает кое-что, что и самой полиции неведомо. После ему можно будет за такое знание настегать по причинному месту и взять его на подозрение, а пока использовать его не мешает. А кроме того, заговаривают же разные старухи зубы лучше врачей, и травами лечат, и всякими нашептываниями. Где Бог не помог, там и черт кое-что значит. Наконец, попытка не пытка, спрос не беда, и положение очень уж безвыходное.
Когда все собрались, бородатый колдун потребовал миску чистой воды и щепотку соли. Еще потребовался ему чистый плат, за отсутствием которого подполковник Поросятников пожертвовал своим носовым платком, достаточно свежим. Колдун накрыл воду платком, кинул под плат соли, подул под платок и на четыре стороны, перекрестился и стал шептать. Шептал он долго, ясно слов не произнося, а про себя думал, как бы из такого дела унести целыми ноги. Окончив заклинания, отошел от миски шага на три, ахнул и закричал:
— Таперя все на колени и молитесь до единого!
Грохнул сам, остальные ждали, как поступит господин подполковник. Полицеймейстер переступил с ноги на ногу, помялся, однако делать нечего: подобрал сабельку, чтобы не громыхала, и с недоверчивой улыбочкой стал на одно колено, а за ним повалилась и вся канцелярия.
— Молитеся рьяно да повторяйте за мной! «На море на окияне, на острове на Буяне, стоит железный сундук, а в том сундуке булатный нож. Поди ты, булатный нож, к такому-сякому вору, руби его тело, коли его сердце, чтобы он, вор незнаемый, не утаил ни синь пороха, а выдал бы все сполна».
