– Это очень хрупкое произведение искусства, – протестовал он. – Я был бы гораздо спокойнее, если бы вы поручили упаковку и транспортировку специалистам из особой фирмы. Могу рекомендовать…
– Пожалуйста, не тревожьтесь, – успокоила его Тара. – Отныне я принимаю на себя всю ответственность.
– Такая прекрасная вещь, – сказал продавец. – Если его поцарапают, я просто умру на месте.
Он жалобно сжимал руки, глядя, как алтарь выносят и грузят в фургон. Неделю спустя Тара улетела в Кейптаун.
На следующий день после того, как сундук прошел таможню в Кейптауне, Тара устроила в рабочем кабинете Шасы небольшой прием для избранных, чтобы познакомить его с подарком. Премьер-министр не смог быть, но три министра пришли. Вместе с Блэйном, Сантэн и десятком других гостей они собрались в кабинете Шасы выпить шампанского «Болинже» и восхититься подарком.
Тара убрала столик розового дерева, который раньше стоял у стены, и на его место поставила сундук. Шаса представлял себе, что его ждет. Сантэн намекнула, и, конечно, банк Ллойда сообщил ему о расходе.
– Шесть тысяч фунтов! – Шаса был в ужасе. – Да столько стоит новый «роллс»!
О чем только думает эта чертова баба? Покупать ему какие-то экстравагантные подарки, за которые к тому же он сам платит – какая глупость! Зная вкусы Тары, он боялся увидеть подарок.
Сундук был закрыт венецианским кружевом. Войдя в кабинет, Шаса посматривал на него с опаской. Тара сказала несколько слов о том, в каком она долгу перед Шасой, какой он хороший и щедрый супруг и какой прекрасный отец для их детей.
Тара церемонно сняла покрывало с сундука, и все восхищенно ахнули. Фигуры из слоновой кости приобрели мягкий маслянисто-желтый цвет, а золотой лист время покрыло благородной патиной. Все подошли ближе, чтобы лучше рассмотреть, и Шаса почувствовал, как его необъяснимая антипатия к подарку быстро рассеивается. Он не догадывался, что Тара способна проявить такой вкус. Он ожидал, что увидит какое-нибудь пестрое уродливое чудище, но это было подлинно великое произведение искусства, и, если его чутье верно – а чутье никогда его не обманывало, – еще и превосходное вложение средств.
– Надеюсь, тебе понравилось? – спросила Тара с необычной робостью.
– Он великолепен, – искренне ответил Шаса.
– Может, лучше поставить под окно?
– Мне очень нравится, куда ты его поставила, – ответил Шаса и добавил шепотом, так что больше никто не мог его услышать: – Иногда ты меня поражаешь, дорогая. Я искренне тронут твоей заботой.
– Ты тоже был очень добр и заботлив, разрешив мне уехать в Лондон, – ответила она.
– Я могу отменить сегодняшние встречи и приехать домой пораньше, – предложил он, взглянув на ее грудь.
– Да нет, зачем же, – быстро ответила Тара, пораженная силой отвращения, охватившего ее при этой мысли. – Я сегодня очень устала. Такое напряжение…
– Значит, наш договор по-прежнему в силе – до последней буквы? – спросил он.
– Я думаю, так разумней, – ответила она. – А ты?
* * *
Из Лондона Мозес улетел прямо в Дели и провел несколько дружеских встреч с Индирой Ганди, главой партии «Индийский национальный конгресс». Она очень тепло приняла Мозеса и пообещала всяческую помощь и признание.
В Бомбее он поднялся на борт грузового судна, ходившего под либерийским флагом и под командованием капитана-поляка. Мозес устроился матросом в плавание до Лоренцо-Маркеш в португальском Мозамбике. Пароход зашел в Викторию на Сейшельских островах, оставил там груз риса и отправился в Африку.
В гавани Лоренцо-Маркеш Мозес попрощался с жизнерадостным поляком-капитаном и сошел на берег вместе с пятью членами экипажа, которые направлялись в знаменитый квартал красных фонарей. Связной ждал Мозеса в дешевом ночном клубе. Этот человек был членом подпольной организации, которая только недавно начала вооруженную борьбу с португальским правлением.
Они ели сочные мозамбикские креветки, которыми славился клуб, пили терпкое зеленое португальское вино и обсуждали развитие вооруженной борьбы, обещая друг другу поддержку и помощь товарищей.
Когда они поели, агент кивком подозвал одну из официанток. Та подошла и после недолгого игривого разговора взяла Мозеса за руку и через дверь в глубине бара отвела в свою комнату в конце коридора.
Через несколько минут к ним присоединился агент. Девушка тем временем караулила у двери, чтобы предупредить о неожиданном рейде колониальной полиции. Этот человек протянул Мозесу приготовленные для него путевые документы, небольшой тючок второсортной одежды и достаточно эскудо, чтобы Мозес мог пересечь границу и добраться до золотых шахт Витватерсранда.
На следующий день Мозес присоединился к сотне рабочих на железнодорожной станции. Мозамбик служил важным источником рабочей силы для золотых шахт, и деньги, которые зарабатывали его граждане, были значительным вкладом в экономику. Соответственно одетый, с подлинными документами, Мозес, неотличимый от стоящих в длинной очереди рабочих, сел в вагон третьего класса, и равнодушный португальский чиновник на него даже не взглянул.
Во второй половине дня они отъехали от побережья и поднялись во влажную тропическую жару лесистых холмов низкого вельда, а на следующее утро приблизились к пограничной станции Коматипорт. Когда поезд, дребезжа, медленно переправлялся по железному мосту через реку, Мозесу показалось, что он пересекает не реку, а большой океан. Его наполняла странная смесь отчаяния и радости, страха и ожиданий. Он возвращался домой, но его дом был тюрьмой для него и его народа.
Странно было снова слышать гортанный, резкий африкаанс; для слуха Мозеса этот язык, язык угнетателей, был тем более отвратителен. Чиновники здесь разительно отличались от вялых и нерадивых португальцев. Устрашающе сообразительные и деловитые, они пристально разглядывали его документы и резко расспрашивали на ненавистном языке. Однако Мозес уже скрылся за маской типичного африканца. Лицо его ничего не выражало, глаза были пустые: черное лицо среди миллиона черных лиц. И его пропустили.
Когда Мозес вошел в магазин на «Ферме Дрейка», Сварт Хендрик его не узнал. Мозес был в поношенной, плохо сидящей одежде и в надвинутой на глаза старой шапочке для гольфа. Только когда вошедший выпрямился и снял шапку, Сварт Хендрик вздрогнул и ахнул от удивления, потом схватил брата за руку и, нервно оглядываясь, потащил в маленькое помещение в глубине магазина, которое использовал как кабинет.
