Гарри Сайдботтом
Воин Рима 1
Восток в огне
![]()
Пролог
"И пусть те, кто осаждает крепость, стремятся одолеть любого врага, сидящего в ней, достигнув двух вещей: первая — узнать их секреты, вторая — позволить им напугать себя до жути. Пусть тайно пошлют человека, что внушит им беспокойство, лишит их всякой надежды на спасение, кто скажет им, что их коварные секреты раскрыты, что про их твердыню говорят открыто, что все знают о её сильных и слабых сторонах, куда направят тараны, где поведут подкопы, куда приставят лестницы, где взойдут на стены, где разожгут пожары — все, чтобы их сердца наполнились ужасом"
Из священных текстов Сассанидов, перевод Джеймса (2004), 31
Лето 238 г. н.э.
Война – это ад. Гражданская война – ад ещё худший. Эта гражданская война откровенно не задалась. Всё шло не по плану. Вторжение в Италию захлебнулось. Войска пострадали от перехода через Альпы в сезон, когда весна растопила снег на перевалах. Они ожидали, что их будут встречать, как освободителей. Их уверяли, что достаточно им будет только вступить в Италию, как все бросятся им навстречу, сжимая в руках оливковые ветви, пуская вперёд детей, моля о пощаде, падая к их ногам.
Все пошло не так, как они надеялись. Одолев перевалы, они обнаружили себя на вражеской территории. Жители бежали, унеся с собой всё, что могли захватить,даже двери своих домов и храмов. Некогда людные долины были пустынны. Когда солдаты проходили через город Эмона, единственными его обитателями, которых они встретили, были стаи волков.
Уже больше месяца армия стояла лагерем под стенами города Аквилея на севере Италии. Легионы и ауксилии страдали от голода, жажды и усталости. Наскоро организованная система снабжения была разрушена. В окрестностях почти ничего не осталось. То, что жители не укрыли за стенами, было разграблено воинами, едва они прибыли. Негде было даже укрыться. Все постройки в пригородах были разобраны на стройматериал для осадных работ. Река была полна трупами с обеих сторон.
Осада не давала результата. Разрушить стены не получалось, не хватало осадных машин, а защитники держались крепко. Каждая попытка приступа с помощью лестниц и осадных башен оканчивалась кровавой неудачей.
Но в чем нельзя было отказать командиру осаждающих, императору Максимину Фракийцу, так это в храбрости. Каждый день он объезжал верхом стены города, рискуя получить стрелу со стен осажденного города, и воодушевлял своих людей на позициях. Обходя ряды бойцов, он обещал отдать город и всех укрывшихся в нём на милость победителей. Словом, в его храбрости сомнений не было. Вопросы вызывали его решения. С каждой новой неудачей император становился всё более необузданным. Он громил всё, что попадалось под руку, словно раненое животное, или, как говорили многие, словно крестьянин полуварварского происхождения, которым его продолжали считать. Офицеров, руководивших неудачными попытками штурма, казнили всё более изощрёнными способами. С особой же изобретательностью подходили к представителям знати.
Голод, жажда и грязь терзали Баллисту сильнее, чем обычно. Ему едва миновало шестнадцать зим, но он уже был более шести футов роста и продолжал расти. Никто не страдал от недоедания больше него. Длинные светлые волосы юноши спускались на спину. Остатки брезгливости удерживали от умывания в водах реки. Со вчерашнего дня к запахам, окружавшим его, присоединились запахи гари и обугленной плоти.
Несмотря на молодость и статус дипломатического заложника все сочли правильным, что Баллиста, как один из сынов Вотана, возглавил отряд германских нумериев. Оценив высоту стен и построив лестницы нужной длины, римляне отправили юношу вперёд во главе около пятисот варваров в качестве расходного материала. Они шли вперёд, пригибаясь под градом метательных снарядов. Мощное сложение и отсутствие брони делало германцев хорошими целями. Вновь и вновь раздавались хлюпающие звуки, когда снаряды находили цель. Воины падали толпами. Выжившие продолжали смело рваться вперёд. Вскоре они оказались перед гладкими стенами. Когда германцы отложили щиты, чтобы поднять лестницы, их потери возросли ещё больше
Баллиста оказался на лестнице одним из первых. Он карабкался, помогая себе одной рукой, щит он держал над головой, меч оставался в ножнах. Падающий камень угодил в щит, чуть не сбросив его с лестницы. Стоял невообразимый шум. Баллиста увидел, как длинный шест появился над стеной и застыл над одной из лестниц. На конце шеста была закреплена большая амфора. Шест медленно повернулся, опрокидывая амфору, и горящая смесь серы, смолы, масла и битума полилась на людей на лестнице. Люди кричали, их одежда горела, стягиваясь и приставая к телу, плоть обугливалась. Один за другим они падали с лестницы. Зажигательная смесь полилась на тех, кто стоял внизу. Люди пытались сбить огонь руками, катались по земле. Ничто не помогало.
Когда Баллиста поднял глаза, он увидел, что другой шест появился над его лестницей и амфора начала наклоняться. Не задумываясь ни на мгновение , он прыгнул с лестницы. На какой-то момент он подумал, что сломал или подвернул колени и сейчас сгорит заживо. Но инстинкт самосохранения помог пересилить боль, и крикнув своим людям следовать за ним, Баллиста бросился прочь.
Юноша как-то размышлял о неизбежности заговора. Как бы тот ни был впечатлён римской дисциплиной, он понимал, что ни одна армия не выдержит столь долгой осады. Поэтому Баллиста не удивился, когда после очередной неудачи к нему пришли.
И теперь, когда юноша готовился сыграть свою роль, он осознал весь ужас своего положения. У него не было желания играть в героя. Но также у него, по сути, не было и выбора. Если он ничего не сделает, то либо Максимин Фракиец казнит его, либо его убьют заговорщики.
Скульптурное изображение Максимина Фракийцы (слева) и вариант реконструкции его облика (справа)
Скульптурное изображение Максимина Фракийцы (слева) и вариант реконструкции его облика (справа)
Заговорщики оказались правы. Палатку императора сторожило очень мало людей. Многие из них спали, ведь это были тягучие часы сразу после полудня, когда усталым людям особенно хотелось вздремнуть. Время, когда осадные работы замирали. Время отдыха императора и его сына.
Кивнув одному из заговорщиков, Баллиста шагнул внутрь пурпурного шатра со стоящими снаружи штандартами. Неожиданно он осознал, какой сегодня замечательный день:теплый, с легким ветерком, в самый раз для июня в Италии. Медовые пчелы жужжали вокруг. Высоко в небе парили ласточки.
Преторианец на посту преградил путь Баллисте своим копьем :
— Куда прешь, варвар?
— Мне надо поговорить с императором, - ответил Баллиста на правильной латыни, но с сильным акцентом.
— А кому не надо? - возразил без интереса преторианец, - А теперь пошел на хрен, сопляк.
— У меня есть информация о заговоре против императора, - Баллиста повысил голос, - Некоторые офицеры и аристократы планируют убить его.
Баллиста наблюдал за нерешительностью гвардейца. Страх не предупредить о возможном заговоре подозрительного и мстительного императора в конце концов пересилил опасение разгневать вспыльчивого правителя, дела которого шли все хуже и хуже.
