Он вздохнул:
– Просто я… кажется, привязался к одному человеку. Раньше она была одна, а теперь – нет.
На другом конце провода молчали.
– Я ничего ей не сказал. А ведь следовало. Прямо не знаю, что делать.
– Она была одна?
– Ну да. И в то же время нет. Я точно знаю, что к ней чувствую, но теперь не могу сделать шаг. Слишком поздно.
– Слишком поздно?
– Ну, не знаю. Ты думаешь, еще не поздно? Считаешь, можно признаться? В данных обстоятельствах?
Еще одна затянувшаяся пауза.
– Алекс?
– Джонс… Даже не знаю, что сказать.
– Прости. Мне не следовало тебе звонить.
– Нет-нет. Хорошо, что мы говорим о таких вещах. Но… Я теперь замужем.
– Знаю.
– И думаю, твои чувства ко мне не совсем… уместны. Ты же знаешь, как Найджел к этому относится…
– Что?
– Я польщена. Честно. Но…
– Нет-нет, Алекс. Я говорю не о тебе. О боже, что я сказал?
На этот раз тишина наступила от смущения.
– Ал, прости. Я не так выразился. Как всегда.
Она поспешно рассмеялась, изображая равнодушие:
– О, не беспокойся, Джонс. Для меня это большое облегчение. Я просто неверно истолковала твои слова. – Она говорила как учитель младших классов, решительно и оживленно. – Так кто эта девушка на этот раз?
– В том-то все и дело, что она не такая, как все.
– В каком смысле? Блондинка ради разнообразия? Из каких-нибудь экзотических краев? Или ей уже за двадцать?
– Нет. Я с ней работаю. Она дизайнер.
– Хоть что-то новое, а то все одни официантки.
– И мне кажется, я ей нравлюсь.
– Тебе кажется? Так ты еще с ней не спал?
– Вот только отец ребенка взял и вернулся.
Короткая заминка.
– Ее ребенка?
– Ну да, у нее ребенок.
– У нее ребенок? Ты полюбил женщину с ребенком?
– Я не сказал, что полюбил. И тебе совсем не обязательно говорить таким тоном.
– После всего, что ты мне наговорил о детях? Какой еще тон у меня может быть, Джонс?
Он откинулся на спинку стула.
– Ушам своим не верю! – Голос на том конце провода звучал резко, возмущенно.
– Алекс, прости. Я не хотел тебя обидеть.
– Ты меня не обидел. Я теперь замужем. Ты не можешь меня обидеть. Для меня все это давно в прошлом.
– Я просто хотел выслушать какой-то совет, а ты единственная, кого я знаю…
– Нет, Джонс, ты хотел, чтобы кто-то примирил тебя с фактом, что ты впервые полюбил, но неудачно. Так вот, я на роль утешителя больше не гожусь. Несправедливо, что ты ко мне обращаешься. Понял? А теперь мне пора. У меня встреча.
* * *
В день открытия Дейзи проснулась в час, когда обычно спят, и лежала в кровати, глядя, как рассвет просачивается сквозь льняные шторы ручной работы. В семь она встала, прошла в ванную и проплакала почти десять минут, стараясь не разбудить малышку, а потому всхлипывая в египетское хлопковое полотенце. Потом она ополоснула лицо холодной водой, набросила халат, взяла в руки детский монитор и прошлепала в соседнюю комнату, к Даниелю.
В комнате было тихо и темно. Он спал, укрывшись одеялом.
– Дан! – позвала она шепотом. – Даниель!
Он, вздрогнув, проснулся, повернулся к ней лицом и чуть приоткрыл глаза. Потом рывком приподнялся и, наверное по старой привычке, откинул край одеяла, приглашая ее к себе. От этого бессознательного жеста у Дейзи стиснуло горло.
– Нам нужно поговорить, – сказала она.
Он протер глаза:
– Прямо сейчас?
– Другого времени не будет. Я должна сегодня собрать вещи. Мы должны собрать вещи.
Он с минуту ошалело смотрел в пустоту.
– Могу я для начала выпить кофе? – сонным голосом спросил он.
Она кивнула и, почти смущаясь, отвела взгляд, пока он выбирался из кровати и надевал боксеры. Все движения, запахи были настолько знакомы, что вызывали у нее странное ощущение, будто она смотрит на собственное тело под другим углом.
Он и ей приготовил кофе, протянув чашку, когда она устроилась на диване. Волосы у него торчали во все стороны, как у маленького мальчика. Дейзи смотрела на него, а внутри у нее все переворачивалось, и слова превратились в желчь на языке.
Наконец он уселся.
Посмотрел на нее.
– Ничего не получится, Дан, – сказала она.
Потом, в какой-то момент, как ей запомнилось, он обнял ее за плечи, и она еще подумала, какая нелепость, что он утешает ее, когда она признается, что больше его не любит. Он и в макушку ее чмокнул, и это ощущение, как назло, тоже утешало.
– Прости, – сказала она, уткнувшись ему в грудь.
– Это все из-за того, что я поцеловал ту девушку?
– Нет.
– А я думаю, да. Я знал, что не следовало тебе говорить. Нужно было просто забыть об этом. Но я старался быть честным.
– Дело не в девушке. Правда.
– Я по-прежнему тебя люблю, Дейз.
Она подняла на него глаза:
– Знаю. Я тоже тебя люблю. Но я больше не влюблена.
– Не принимай поспешного решения.
– Но оно не поспешное, Дан. Я поняла это еще до того, как ты вернулся. Послушай, я пыталась убедить тебя, что отношусь к тебе по-прежнему, что стоит спасти те чувства… ради Элли. Но все не так. Ничего не осталось.
Тогда он отпустил ее руки и отстранился, услышав в ее голосе незнакомые твердые нотки, что-то необратимое.
– Мы так долго были вместе. У нас общий ребенок. Нельзя же взять и все выбросить. – В его голосе звучала почти мольба.
Дейзи покачала головой:
– Я и не собиралась. Но мы не можем вернуться к прошлому. Я изменилась. Я теперь другой человек…
– Но я люблю тебя такой, какой ты стала.
– А мне это больше не нужно, Даниель. – Голос Дейзи теперь окреп. – Я не хочу возвращаться к тому, что у нас было, к тому, какой я была. Я сделала то, на что никогда прежде не была способна. Я стала сильнее. И мне нужен кто-то…
– Сильнее?
– Кто-то, на кого я могу рассчитывать. И буду знать, что он не исчезнет при первых трудностях. Если мне вообще кто-то нужен.
Даниель схватился руками за голову:
– Дейзи, я ведь уже попросил прощения. Это была ошибка. Одна-единственная. И я прилагаю все усилия, чтобы ее исправить.
– Я знаю. Но ничего не могу с собой поделать. Если мы останемся вместе, я буду смотреть на тебя все время, пытаясь предугадать, что еще ты выкинешь, бросишь нас опять или нет.
– Ты несправедлива.
– Но именно это я чувствую. Послушай… Не будь Элли, все равно это случилось бы. Мы стали бы тогда другими. Не знаю. Просто мне кажется, что пора нам отпустить друг друга.
