Клементина осознала, что Ханна говорит с ней.
– Что?.. О, нет, сначала я должна выгрузить масло и яйца, пока они не испортились. И сегодня я правда не могу попусту тратить время. Нужно вернуться домой до темноты, иначе Гас начнет беспокоиться.
Тем не менее Клементина задержалась на мгновение, поскольку должна была кое-что сказать Ханне и боялась, что позже такой возможности не представится. Миссис Маккуин чувствовала, как горят щеки, и знала, что это не только от жары. Она сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.
– Ханна... то средство против зачатия, которое ты дала, кажется, не помогло. Я снова в тягости.
– О, дорогая... – Ханна обняла подругу за талию, и Клементина прижалась ней, как ребенок, ищущий утешения. — Черт бы побрал Гаса Маккуина! – воскликнула миссис Йорк. – Когда же до этого кобеля наконец дойдет, что он не должен взбираться на тебя каждый раз, едва ему приспичит?
Клементина напряглась и отстранилась от нее.
– Ты не имеешь праватак говорить, Ханна Йорк.
Щеки Ханны вспыхнули, но она не извинилась. Они с Гасом постоянно плохо отзывались друг о друге.
– Я лишь хотела сказать, что он не бережет тебя, постоянно делая себе детей.
– Они также и мои дети. – Клементина закусила губу и отвернулась, ее грудь вздымалась толчками. — Только этого ребенка я не хочу, – тихо произнесла она, и слова на вкус показались самым грязным богохульством.
Тем не менее это была правда. Клементина боялась. Боялась умереть, боялась родить дитя лишь для того, чтобы потом потерять его, похоронить под тополями рядом с Чарли.
– То же самое скажет и его отец, когда узнает. Гаса и так столько всего гнетет: ранчо, засуха, болезненный маленький Дэниел и... и все остальное.
Мысли Клементины вернулись к тому, чем они с мужем занимались в постели, и к пустоте, которая потом поселилась в ее груди. Большая кровать из древесины грецкого ореха с подходящим по цвету высоким трюмо и шкафом с мраморным верхом — все это было куплено за довольно кругленькую сумму взятых в долг денег, поскольку Гас хотел порадовать ее. А она позволила мужу сделать ей дорогой подарок, чтобы угодить ему.
– Вы оба разом передумаете, как только малыш появится на свет, – попыталась улыбнуться Ханна. – Когда закончится зима и пойдут весенние дожди.
– Правда? – Клементина посмотрела на обеспокоенное лицо подруги. Щеки Ханны блестели, красные от жары и припудренные тонким слоем пыли. – С приходом весны все изменится?
Ханна поджала губы, отчего сразу показалась постаревшей.
– Возможно, и нет.
Клементина ощутила странное напряжение в животе, какой-то беспокойный трепет, хотя было еще слишком рано, чтобы чувствовать в себе ребенка. Ожидаемое счастье... Внезапно на Клементину нахлынуло воспоминание о том, как ее мать сидела в окружении душистых лилий в белом плетеном кресле, смеясь от облегчения и плача от горя, когда узнала от врача, что больше не сможет иметь детей. Сколько лет ей было тогда? Нет, не больше, чем Клементине сейчас. Все вопросы, накопившиеся за годы разлуки, она хотела бы однажды задать своей матери, ведь большинство из них до сих пор оставались без ответа. Мешочек в форме сердечка, наполненный монетами, – единственная памятка от мамы. И в конце концов Клементина, даже толком не подумав, так легко отдала свое сокровище Гасу.
– Может, у тебя родится еще одна девочка, – сказала Ханна.
Клементина прижала руку к животу, который уже округлялся под стальными ребрами корсета.
– Если у меня будет девочка, Ханна... Я воспитаю ее совершенно иначе. Пусть вырастет сильной и уверенной в том, кто она и чего хочет. И пусть она никогда ничего не будет бояться.
* * * * *
Эрлан надрывалась, пытаясь выкатить бочонок со свининой через порог на дощатый настил. Это была непростая задача, учитывая мешающий беременный живот. И хотя ее золотые лилии больше не представляли собой две крошечные дуги, она по-прежнему могла перемещаться лишь коротенькими прыгающими шажками.
О, сегодня воздух был жарким и сухим, как дыхание дракона. И эта пыль! Эрлан нахмурилась при виде нового стекла в окне. Она вымыла его только утром, а сейчас написанные на стекле позолоченной краской слова «Лавка Сэма Ву» едва читались.
Китаянка задалась вопросом, было ли когда-нибудь настолько жарко и пыльно в Фучжоу. Странно, она никак не могла вспомнить, хотя в последнее время ее сны изобиловали яркими образами дома. Но при пробуждении Эрлан частенько спрашивала себя, не обманывают ли её ночные грезы. Ведь без сомнения, туман не мог быть настолько белым, рисовые поля — настолько зелеными, а солнечный свет — настолько мягким и золотистым. Неужели ее воспоминания о доме износились и поблекли сильнее, чем мечты.
Однако скоро ей не нужны будут ни мечты, ни воспоминания. Ее долг почти погашен, а сделка — выполнена. В коробке из-под сандалий под кроватью лежали тысяча сто шестьдесят американских долларов в банкнотах и серебре. А в животе рос ребенок.
Ее план осуществлялся за исключением того... за исключением того, что когда Эрлан заключала договор с лавочником Ву, когда обещала подарить ему сына, то не представляла, как много будет значить для нее это дитя. Не представляла, как они с малышом будут делить одно тело и кровь, вдыхать жизнь из одного и того же воздуха. И сейчас китаянка задавалась вопросом, как вообще сможет когда-либо оставить ребенка, своего ребенка, здесь, в этой чужой земле, когда для нее настанет время вернуться в родной лао-чиа.
Эрлан прогнала ужасную мысль прочь, не в силах ее вынести. Так или иначе, женщина в положении не должна задерживаться на печальных размышлениях, чтобы ребенок не родился для несчастной жизни. Беременность считалась везением, а боги частенько сердились на тех, кто не ценил дарованного счастья.
Среди группы шахтеров, направляющихся в «Четыре Вальта» на вторую смену, Эрлан увидела великана. Но если Джере Скалли и заметил ее, то виду не подал. Прошло много месяцев с тех пор, как он последний раз заходил в лавку. Эрлан была столь жестока с ним, столь холодна, что наконец-то его отвадила. И была этому рада. О, да, действительно рада, поскольку мужчина пугал ее своими разговорами о поцелуях и вечной любви после смерти.
Китаянка заметила Клементину Маккуин, выгружающую горшки с маслом и ящики с яйцами из кузова рессорной повозки. А Ханна спешила помочь подруге. «Скорее всего, днем состоятся посиделки с виски», – с внезапным предвкушением подумала Эрлан. Ей нравилось, когда они втроем собирались, чтобы поболтать о своих мужчинах, детях и домах, которые оставили и которые обустраивали в жестокой дикой Монтане.
