высоко задирает нос и так странно им шмыгает. Он заколол Марию Йордан.
– Пожалуйста, Додо, ты не должна использовать такие слова, они ужасны.
– Но так написано в газете.
Мари быстро пробежала глазами по короткой статье. Юлиус был арестован полицией по подозрению в совершении преступления. Предположительно, он напал с ножом на беззащитную женщину.
– Зарезал, здесь написано. Не заколол.
– Значит, так сказала тетя Гертруда.
С газетой в руках она вошла в гостиную, где Китти сидела в своем мексиканском плетеном кресле с телефонным аппаратом на коленях. Черный витой шнур аппарата, ведущий к месту крепления в стене, был натянут до предела.
– Боже, нет, Лиза, дай ей поспать. Я перезвоню позже. Бедная мама. Как она испугалась. Я не хочу злорадствовать, но с этой Йордан всегда были одни неприятности… Нет, я не злопамятна. У нее были и хорошие стороны… Да, я знаю, что когда-то она работала у нас, но она не любила Мари, и я никогда ей этого не забуду. Как Пауль это воспринял?… Я могу себе представить. О, мой бедный Пауль. У него и так достаточно забот… – Она замолчала, увидев вошедшую Мари, помахала ей рукой и быстро сменила тему: – А малыш хорошо пьет? Как здорово. У тебя, наверное, много молока. Что? Ты могла бы кормить еще одного ребенка? Только не перекармливай его, иначе он станет ленивым соней. Давай заканчивать, Лиза, извини. Мари пришла. Да, я передам ей… И еще, я приеду сегодня днем… Скажи маме, что я утешу ее.
Глубоко вздохнув, она положила трубку и посмотрела на Мари многозначительным взглядом.
– Ты читала? Разве это не ужасно?
– Да. – Мари кивнула, она была занята, тщательно перечитывая короткую статью еще раз. Мельцер, вилла. Они ничего не упустили. Пауль ни слова не сказал об этом.
– Они всеми силами препятствовали выставке картин Луизы Хофгартнер, потому что боялись аугсбургских сплетен, – сказала Китти. – И теперь вот это. Камердинер с виллы Мельцеров – жестокий убийца! У меня мурашки по спине от мысли, что этот Юлиус приносил мне чай и печенье в комнату.
В дверь позвонили, и было слышно, как дети пробежали по коридору, чтобы открыть.
– Ханна! Ты уже читала?
– Юлиус – убийца!
– Примерно сто двадцать ударов ножом.
Дверь на кухню распахнулась, и тут же послышался сердитый голос Гертруды:
– Ах, Ханна! Где ты была все утро? Ты теперь здесь или на вилле со своим Гумбертом? Что ты имеешь в виду? В комнатах не убрано, и корзина для белья в детской комнате переполнена. Вот! Возьми кастрюлю. Горячо! Осторожней, не урони.
– Мне… мне жаль, – сказала Ханна, но дверь на кухню уже снова захлопнулась.
В сопровождении троих детей Ханна появилась в гостиной, держа в обеих руках горячую кастрюлю.
Мари поспешила поставить на стол деревянную подставку, чтобы Ханна могла опустить на нее тяжелую ношу, а затем все вместе накрыли на стол. Китти тоже приняла участие, поставив цветущую узамбарскую фиалку рядом с кастрюлей с шупфнуделями.
– О, это так ужасно, – вздохнула Ханна, доставая из ящика салфетки. – Представьте себе, фрау Мельцер: в течение трех часов полицейские допрашивали всех людей на вилле. Госпожу Алисию и госпожу фон Хагеман, а во время обеденного перерыва они допросили господина Мельцера. И всех служащих, включая Эльзу, которая чуть не умерла со стыда. Ведь ее подозревали в том, что она знала убийцу.
– Насколько можно верить тому, что Юлиус убил ее? – спросила Мари.
– Он стоял рядом с ней и держал нож в руке, – вздохнула Ханна. – О, фрау Мельцер – никто из нас не может в это поверить. Может быть, это все-таки ошибка.
Появилась Гертруда с горшочком растопленного масла и полила им шупфнудели.
– Хватит уже рассказывать об убийствах, – проворчала она, садясь за стол. – У детей уже стеклянные глаза. Сегодня ночью они не смогут заснуть.
– Мы не возражаем. – Лео встряхнул левой рукой, затекшей от упражнений. – Если только Хенни, потому что она еще маленькая.
Хенни пришлось подождать со своим протестом, потому что сначала нужно было проглотить два шупфнуделя. Затем она громко заявила, что у нее глаза не стеклянные.
– Но я видела Лизель в школе. Она сказала своим подругам, что полиция допрашивала ее маму. И что она была там и все видела.
– Августа? – изумилась Китти. – Что ей было нужно у Йордан?
Гертруда пожала плечами и дала Хенни ложку квашеной капусты…
– По крайней мере, эту каплю нужно съесть, – решительно потребовала она. – Только шупфнудели с маслом – будет слишком жирно!
– Кислая капуста, квашеная капуста, пареная капуста.
– Может быть, она делала покупки у Йордан? – размышляла Китти. – В конце концов, Августа получила наследство и, как говорят, теперь ведет довольно расточительный образ жизни.
– Возможно, – задумчиво пробормотала Мари.
У нее были свои собственные предположения на этот счет. Одна из ее состоятельных клиенток по секрету рассказала, что обращалась к госпоже Йордан погадать на картах. Она была в восторге, потому что почти все предсказанное сбылось, и посоветовала Мари тоже попробовать. Все ее подруги уже были там – должно быть, эта женщина очень богата, потому что берет высокую плату за свои предсказания. И кто-то шепнул ей, что госпожа Йордан даже дает деньги в долг.
– И представьте себе, в тот же день два репортера появились у входа на виллу, – сообщила Ханна. – Один был из «Последних новостей Аугсбурга», а второй из «Мюнхенского курьера». Но госпожа не хотела их впускать. Тогда они пошли к входу для прислуги, но госпожа Брунненмайер выскочила со сковородкой, и им пришлось убежать. Затем они крадучись обошли дом, думая, что смогут проникнуть внутрь через террасу. Но двери были надежно закрыты. Какая наглость! Гумберт сказал, что журналисты – худшая из всех профессий. Никто с ними не сравнится. Ни один политик, ни даже массовый убийца. Они могут двумя маленькими фразами разрушить целую жизнь.
– Гумберт что-то много говорит, – заметила Гертруда, жуя. – Он снова в порядке?
Ханна кивнула и улыбнулась. Теперь Гумберту придется заменить Юлиуса. Ведь сейчас каждый на вилле должен выполнить свой долг перед господами. Госпожа Брунненмайер сказала:
– В трудные времена мы все должны держаться вместе. Как и тогда.
Она замолчала и посмотрела на свою тарелку, которая так и осталась нетронутой. Все, конечно, знали, что она говорит о том дне, когда полицейский чиновник пришел на кухню виллы, чтобы спросить о Григории. Это был молодой русский, которому Ханна помогла бежать. Тогда все поддержали Ханну, и Гумберт выручил ее, обеспечив ей алиби. Иначе все могло бы плохо для нее окончиться.
– А что же почтенная домоправительница? – с иронией
