хочу, чтобы он это знал! – велела она Паулю.
Он поехал бы в Гюнцбург даже без Мари. Он был обязан ради своей семье. Но с Мари все было бы намного проще.
Как раз когда он собирался пройти на платформу, она появилась в зале. На ней было приталенное темно-красное пальто с меховым воротником, модная шляпка почти полностью скрывала лоб и глаза. Мари остановилась на мгновение и огляделась вокруг; узнав Пауля, быстро направилась к нему.
– Доброе утро. Нам нужно спешить, не так ли?
– Конечно.
Они быстро направились к платформе, время от времени их разделяли проходящие мимо путешественники. Когда они поднимались на перрон, можно было увидеть пар локомотива, обволакивающий переднюю часть поезда.
Проводник в форме услужливо поприветствовал их и проверил билеты:
– Два вагона вперед, господа. Пожалуйста, будьте внимательны при посадке…
Шесть мест в их купе были свободны, только оставленная утренняя газета указывала на то, что один из пассажиров, который отправился в путь еще до них, сошел с поезда в Аугсбурге.
– Ты предпочитаешь сидеть по направлению движения? – вежливо спросил Пауль.
– Мне все равно. Садись, как тебе нравится.
Она уже сняла пальто, прежде чем он успел ей помочь, затем демонстративно села против направления движения, а он занял оставшееся место. Двери вагона закрылись, начальник поезда пронзительно свистнул, беловатый пар с шипением превратился в серый дым и окутал платформу и соседние здания. Сразу после этого поезд тронулся в путь.
Мари не сняла шляпу, поэтому почти не было видно ее глаз, только рот и подбородок. Особенно смущал Пауля ее рот. Он не был накрашен, губы были мягкими, только слегка потрескались от холода, верхняя губа имела изгиб в форме сердца. Он слишком хорошо знал, каков этот рот на ощупь, и это было пыткой – не иметь возможности прикоснуться к нему.
– Лиза очень сердилась?
Ему пришлось оторваться от своих фантазий, прежде чем он смог ответить.
– Да изрядно, мне придется объявить господину Винклеру, что она непричастна к нашему визиту.
Он улыбнулся, но Мари оставалась серьезной. Она пыталась дозвониться до Лизы – к сожалению, безуспешно.
– Экономка не передала ей о моем звонке.
Это был упрек, вероятно, не без оснований. Тем не менее он раздражал его. Неужели им снова придется ссориться? Неужели нельзя общаться друг с другом дружелюбно или по крайней мере вежливо во время этого короткого путешествия?
– Мне очень жаль. Я обязательно поговорю с ней.
Теперь Мари улыбнулась. Весело и в то же время немного злорадно, как ему показалось.
– Не нужно. Я ясно сказала ей, что о ней думаю.
Он кивнул и решил не углубляться в эту тему. В настоящее время госпожа фон Доберн отчаянно боролась за свое положение на вилле, которое полностью зависело от мамы. Лиза стала ее врагом, и в этом ее, безусловно, поддерживали Китти и, разумеется, Мари, а прислуга был против нее с самого начала. Паулю было жаль Серафину, потому что наверняка рано или поздно она проиграет эту борьбу. Тем не менее все в нем противилось идее уволить ее. Это было бы уступкой Мари, а он, несмотря на всю свою любовь и тоску, был не из тех мужчин, которые будут идти на поводу у жены.
Кто это всегда говорил? Неважно…
– Ты не против, если я немного посплю? Сегодня я почти не спала, – вдруг прервала молчание Мари.
Только посмотрите – она тоже не спала. Может, лучше было бы и вправду ей поспать. По крайней мере, тогда они не будут спорить.
– Пожалуйста, отдыхай. Я сам устал.
Она сняла пальто с крючка и накинула на себя как покрывало. Теперь он не видел даже ее подбородка, но вскоре ее голова немного откинулась назад. Пауль смотрел на ее ноздри и закрытые глаза под ободком шляпы. Темные ресницы. Они изредка подрагивали, вероятно, из-за движения поезда. Постоянный монотонный стук вагонов. Действительно ли Мари спала или просто притворялась, чтобы избежать разговора с ним? Неважно, он смотрел в окно, где проносились голые кусты, мелькали последние дома Аугсбурга, а затем и Дунай, вдоль которого проходила железнодорожная линия.
Зеленые луга, небольшие леса, в которых уже виднелись красновато-коричневые набухшие почки, между ними низкие домики, баржи, лениво плывущие по реке.
Действительно, она спала. Ее правая нога больше не была согнута, а вытянулась в его сторону. Еще немного, и ее темная туфля коснется его ботинка. Когда поезд остановился в Дидорфе, их ноги соприкоснулись, и он посмотрел в ее испуганные, еще сонные глаза.
– Извини.
– Ничего страшного.
Они оба отстранились и напряглись. Мари поправила шляпку, плотнее накинула пальто. Он поборол страстное желание заключить ее в объятия. Так же, как он делал это каждое утро, когда она моргала сонными глазами. Почему люди всегда должны создавать себе проблемы, спорить, хотеть оказаться правым? Не проще ли было обнять друг друга? И заниматься теми страстными и безумными делами, которые они оба так любили?
– Ты уже подумал, что ему скажешь? – спросила Мари.
– Я думал, что ты что-нибудь скажешь.
– А, понимаю. Ну, это зависит от обстоятельств, не так ли?
– Конечно.
Паулю не хотелось сейчас разбираться с проблемами Лизы, вместо этого он раздумывал, не сделать ли Мари признание в любви. Если да, тогда ему нужно поспешить, пока они все еще оставались одни в купе. Ведь это могло быстро измениться.
– Главный вопрос для меня, – продолжала Мари, – почему он не ответил на письмо Лизы? Также возможно, что он больше не живет в Гюнцбурге с братом, а переехал.
– Тогда его брат все равно переслал бы ему почту.
Мари пожала плечами.
– Только если он знает, где Себастьян.
– Посмотрим.
В общем, у него тоже было впечатление, что Себастьян Винклер не особо стремился, чтобы его нашли. Что он был за человек? Сделал ребенка его сестре и исчез. На самом деле он не ожидал такого поступка от этого порядочного и честного парня. С другой стороны, Лиза в то время еще была замужем за Клаусом фон Хагеманом.
Мари встала, чтобы повесить пальто на крючок, значит, не собиралась продолжать дремать. Он прищурился на утреннее солнце, которое теперь косо падало в купе, и подождал, пока она снова сядет.
– Знаешь, Мари, иногда мне кажется, что все эти разговоры и споры ни к чему не приводят.
Она не показала никаких эмоций, что думает об этом предложении.
– У меня, к сожалению, тоже такое впечатление.
– Потому что мы все больше забываем, что нас соединяет друг с другом.
– И потому что ты не хочешь понять, что нас разделяет.
