Фляга с заранее смешанным берсеркитом лежала за пазухой, куда грабитель ещё не добрался. Фондорин достал её, отвинтил крышечку.
– Не отрава, не бойся. Вот, гляди, сам отпиваю.
Он сделал один глоток, и соотечественник тут же вырвал сосуд из руки пленника. Понюхал, плотоядно оскалился, но выпить уже не успел.
Упругая волна, зародившись в чреве профессора, прокатилась по всему его телу. Взор прояснился, слух внимал колыханию каждого сухого листочка на голых деревьях.
Самсон Данилович встал, скинув с себя казака, словно мешок соломы. Взял бедняжку за ворот, без труда поднял над землёй и как следует тряхнул.
– А-а-а! – заорал сын степей.
– Ты тут один? Офицер есть? Кто-нибудь грамотный есть?
– Разъездом мы, барин…
И всё устроилось. Присмиревший казак подозвал своих условленным посвистом. Начальником разъезда оказался молодой хорунжий, который отнёсся к аттестату светлейшего с должным почтением и пообещал немедля доставить депешу к начальству.
В лагерь профессор возвращался довольный результатом, но не самим собою. «Ах, сколь далеки мы, просвещённые люди, от собственного народа! – угрызался он. – Сколь мало способны находить с ним общий язык!» Теперь ему сделалось стыдно, что он так больно и обидно тряс бородача за шиворот. Неужто нельзя было найти менее унизительный способ объясниться?
В приступе самоугрызенья Самсон пнул подвернувшийся на пути пенёк. Тот разлетелся на мелкие куски.
IV.
Всю ночь профессор не мог спать – не от волнения, а от проклятого мухомора. Долго сидеть на одном месте, и то было мучительно. От лейб-фармацевта он держался на расстоянии. Во-первых, патриотизм патриотизмом, но есть ведь и совесть; трудно смотреть в глаза человеку, который спас тебе жизнь, а ты собираешься отплатить ему коварством. Во-вторых, Анкр проницателен, мог заметить состояние Фондорина и что-то заподозрить.
В общем, до самого рассвета Самсон бродил по деревне да вокруг околицы. Вернее сказать, это ему казалось, что он неторопливо бродит, а встречные оглядывались и несколько раз даже спросили, куда это он несётся и не случилось ли чего-нибудь.
Император остановился в простой избе на краю Городни. Приблизиться туда было нельзя, да профессор и не пытался. В этой шахматной партии Наполеон был, конечно, фигурой первой важности – ферзём. Но что пользы от ферзя, если убрать с доски короля?
Лагерь зашевелился ещё затемно, готовясь к выступлению. Однако Фондорин знал, что Великий Человек, не выпив кофею, с места не тронется и вообще не любит перемещаться во мраке. Раньше рассвета ставка не снимется, но все должны быть готовы.
– А, вот вы где! – приветствовал профессора Анкр, когда Самсон вернулся к экипажу. – Мне очень нужно с вами поговорить, но вы будто избегаете меня. Я вижу, вас гнетут какие-то мысли. Поговорите со мной. Возможно, я разрешу ваши сомненья.
Экипаж барона был весь занят грузом – фармацевт запасся в Москве съестными припасами, тёплыми вещами и лекарствами, поэтому ехали они верхом. Фондорину это было кстати. Он действительно избегал соседства с Анкром, а если тот пытался завязать разговор, отмалчивался и вскоре отставал. Но теперь им следовало находиться рядом.
– Я желал побыть один. Мне нужно было многое обдумать. – Фондорин поглядел вокруг. Воздух из тёмно-серого стал сизым. Ещё четверть часа, и станет светло. – Но сейчас я готов к беседе. Давайте отъедем в сторону, чтоб нам никто не помешал.
Барон воскликнул:
– Отлично! Я следую за вами.
Профессор направил коня в ту сторону, где за нешироким полем пролегал овраг. Всё складывалось лучше некуда, но на душе у Самсона было мутно. Подташнивало ещё и от усталости. Действие берсеркита закончилось, глаза начинали слипаться.
– У вас подвязана рука? – спросил фармацевт, поравнявшись. – Неужели заболела рана? Это странно.
– Да. Что-то заныла. Быть может, от сырости.
– Не должна бы. Давайте я посмотрю.
– После…
Анкр посмотрел на белую ленту, которой была обвязана шапка профессора, но ничего про неё не спросил.
– Мы отдалились достаточно, друг мой. Здесь нас никто не услышит, – сказал он, удерживая лошадь Фондорина за повод. – Я догадываюсь о причине ваших терзаний. Вас тревожит судьба вашего отечества. Это естественно для человека, живущего в кругу обыкновенных привязанностей: дом, семья, родина. Но вам придётся вырваться из этого круга. Вы не такой, как все. Вы единственный!
Признаться, Самсон слушал собеседника не очень внимательно. Он прикидывал расстояние, которое отделяло их от французской колонны и от оврага. Пожалуй, в самом деле достаточно.
– Что значит «единственный»? – переспросил профессор.
– Пришло время открыть карты. Я долго приглядывался к вам и теперь окончательно убеждён, что не ошибаюсь. Даже потеря моих драгоценных помощников не столь большая плата за то, что вы живы и находитесь рядом со мной. Но вы таитесь, не доверяете мне. Я очень боюсь, что вы вновь совершите какой-нибудь опрометчивый поступок. Поэтому и решил всё вам объяснить, хоть вы ещё и не вполне готовы… – Анкр снял очки, придвинулся ближе и проникновенно вымолвил. – Вы мне очень нужны. Вы для меня самый важный человек на свете.
– Важнее Наполеона? – иронично спросил Фондорин.
– Безусловно!
Ответ был категоричен и произнесён с таким чувством, что Самсон поневоле растерялся.
– Но почему?
– Потому что кукловод важнее куклы. Хорошую куклу можно изготовить. Талантливого кукловода нужно искать десятилетиями. И я знаю, что наконец нашёл его.
Перед избами выстраивалась цепочка лейб-жандармов – личный конвой императора готовился к выступлению. Плотные облака на восточной стороне неба с каждой минутой всё больше наливались светом.
Но поражённый загадочными словами барона, Самсон уже не глядел на овраг.
– Я не понимаю ваших аллегорий! Это Бонапарт – кукла?
– Пускай не кукла. Сосуд. Идеальный по форме и материалу. Однако наполняю этот сосуд я. «Чудо маленького корсиканца», на которое вот уже столько лет ахает весь мир, на девять десятых объясняется действием моего гипермнезического эликсира и лишь на одну десятую врождёнными талантами человека по имени Наполеоне Буонапарте. Если б не регулярные дозы эликсира, этот способный полководец и дельный администратор не стал бы богом войны и гением государственного управления. Признаю, что первая моя метафора была неверна. Император, конечно, не марионетка в моих руках, ибо не выполняет моей воли. Самая трудная и утомительная часть моей миссии состоит вовсе не в том, чтоб подпитывать его мозг в канун важных событий. Куда труднее следить, чтобы действия моего подопечного не повернули в разрушительном направлении и не нарушили хрупкий баланс сил в мире…
– Я снова перестал понимать вас. О каком балансе вы говорите? И что такое «разрушительное направление»?
– Я всё вам сейчас объясню… – Со стороны дома, где провёл ночь император, донеслось «На караул!» – Анкр недовольно обернулся. – Я очень долго, вы даже не представляете, как долго, исполнял свою миссию. И я устал, я изверился, силы мои на исходе. Меня пора сменить…
Ему пришлось умолкнуть, чтобы переждать оглушительные крики «Vive l'empereur!». Должно быть, на крыльце появился Наполеон.
– Вы сказали, что всё объясните, однако привели меня в ещё большее недоумение, – с нетерпением молвил Самсон. – Не хотите же вы предложить мне сделаться личным фармацевтом вашего монарха?! Я отравил бы этого кровопийцу в первый же день!
Эти слова вырвались у него сами, но барон не рассердился, а лишь устало улыбнулся.
– Не сомневаюсь. Я ведь знаю, почему вы здесь. Пора нам прекратить обманывать друг друга. Я первый разоружусь перед вами. Бот, держите. Пусть это будет знаком моего к вам доверия.
Анкр протянул Фондорину круглый металлический предмет, по виду напоминающий карманный хронометр, однако без циферблата.
– Что это?
– Биоэмиссионный локатор. Вам ведь известно, что в природе существуют разного рода излучения, не улавливаемые человеческими органами чувств, однако регистрируемые особыми приборами.
– Разумеется. Электричество или, например, магнетизм.
– Не только. Каждый живой организм является излучателем биологической энергии, причём совершенно индивидуального, неповторимого спектра. Это открытие сделано тысячелетия назад, но содержится в строгой тайне немногими посвящёнными. Локатор способен на огромном расстоянии ощущать эмиссию тела, на которое он настроен. Это своего рода компас. После Бородинского сражения, когда вы лежали в беспамятстве, я сделал вам инъекцию, которая исполняет роль вечной метки. Настроенный на неё локатор всегда отыщет вас, где бы вы ни находились. Даже если вы умрёте и естественная биоэмиссия остановится, метка останется в костях. Этот прибор разыщет вас и в могиле, хоть через сто или двести лет.
