Как правило, после выступлений мы обсуждали те или иные острые проблемы. Я вспоминаю, что именно тогда обговаривались идеи применения принципа продналога между центром и регионами по продовольственным вопросам, о необходимости большей свободы хозяйствам, о том, что пора перестать лихорадочно свозить зерно и другие сельхозпродукты в крупные государственные зернохранилища. Поднимались проблемы преодоления дефицитности в нашей экономике, диктата производителя и другие.
Однако на сей раз разговор с Горбачёвым касался моего перехода в ЦК в качестве заведующего Отделом науки и учебных заведений. Решение принималось с учётом того, что мне не потребуется каких-то больших усилий для вхождения в дело, учитывая мою прошлую научно-педагогическую деятельность, работу в Ленинградском горкоме КПСС, Отделе пропаганды ЦК КПСС и в Академии общественных наук.
Серьёзных аргументов против у меня не нашлось, хотя работа в Академии общественных наук была, пожалуй, для меня самым плодотворным и приносящим удовлетворение периодом деятельности. Впрочем, я понимал, что речь идёт о моём приобщении к участию в больших переменах в партии и стране. Именно на этой встрече с Горбачёвым я сказал, что он может полностью рассчитывать на меня в обновлении деятельности партии. К этому я больше никогда не возвращался. Но старался следовать данному заверению.
Завершив разговор, Михаил Сергеевич позвонил по прямому телефону Ю.В. Андропову, и мы направились к нему. Беседа была непродолжительной и, естественно, вращалась вокруг вопросов, относящихся к компетенции Отдела науки и учебных заведений. Генеральный секретарь сказал, что работа на этом участке оказалась запущенной. Трапезников больше занимался искоренением идеологической крамолы, кроме того, над ним довлел синдром неудачных попыток во что бы то ни стало пробиться в академики. «Надо осмыслить коренные проблемы реформы образования в стране, изменить обстановку в научных учреждениях, дать стимулы к ускорению научно-технического прогресса и, конечно же, заняться положением дел в области общественных наук», — подчеркнул Андропов.
Это была моя вторая личная встреча с Юрием Владимировичем. А предыдущая состоялась примерно за год, когда он был секретарём ЦК по идеологии».
Мемуарист отмечает разницу в состоянии здоровья Андропова, которая обращала на себя внимание.
На второй встрече, 19 августа 1983 года, Андропов выглядел уже довольно плохо. Он сильно похудел и как-то осунулся. Было видно, что он долго не протянет. Давала знать о себе тяжёлая болезнь. Через несколько дней, в конце августа, он ушёл в отпуск, а в середине сентября попал в больницу и хотя продолжал заниматься делами, но на работу уже больше не вернулся. В феврале следующего года его не стало.
Е.К. Лигачёв (партийную карьеру в ЦК начинал при Н.С. Хрущёве, потом был сослан в Томск, где пробыл 17 лет, готовился к пенсии, но неожиданно получил новое назначение при Андропове по протекции набиравшего силу в ЦК Горбачёва под функцию, о которой стало ясно только теперь):
— В апреле 1983 года, после семнадцати лет работы в Сибири, в Томске, я был переведён в Москву и утверждён заведующим Отделом организационно-партийной работы ЦК КПСС, а говоря иначе, — отделом кадров и партийных комитетов. Впрочем, если учесть существовавшую в те годы систему партийно-государственного руководства, то речь шла о кадрах в самом широком смысле, включая советские, хозяйственные.
В тот период Генеральным секретарём ЦК КПСС был Юрий Владимирович Андропов. Впервые я с ним познакомился только в феврале того же года, а встреча апрельская, когда меня утверждали в новой должности, была по счёту лишь второй. Юрий Владимирович категорически отказался от подбора руководящих кадров по принципу личной преданности, с учётом прежней совместной работы, что было свойственно его предшественнику.
Чтобы убедиться в этом, достаточно перечислить некоторых людей, на которых опирался Андропов: Горбачёв — с Северного Кавказа, Рыжков — с Урала, Воротников — из Центральной России, Чебриков — с Украины, Лигачёв — из Сибири…
Наивный Егор Кузьмич! Он, наверное, так и не понял, какую роль отводил ему и другим новобранцам Андропов и даже в большей степени — Горбачёв. Выдвиженцы Андропова не были самостоятельными фигурами. Они были нужны для расчистки брежневских авгиевых конюшен. Но об этом чуть позже.
— Но это, разумеется, не означало, — упивается своей значимостью Егор Кузьмич, — что выбор Андропова был случайным. Да и я не случайно попал в поле его зрения, когда речь зашла о подыскании руководителя одного из ключевых отделов ЦК. В тогдашнем составе Политбюро ЦК КПСС был человек, который не только предложил мою кандидатуру Андропову, но и активно способствовал моему переводу в Москву.
В те памятные для меня апрельские дни 1983 года события развивались неожиданно и стремительно. Я прилетел в столицу на совещание по вопросам сельского хозяйства, которое проводил лично Андропов. В Свердловском зале Кремля собрались в тот раз все члены Политбюро, секретари ЦК и обкомов партии, многие аграрники — в общем, те, кто был связан с реализацией принятой годом ранее Продовольственной программы. Докладывал на совещании Горбачёв, занимавшийся в то время аграрными проблемами, — докладывал резко, остро, с критикой и местных руководителей, и центра. Помню, я послал в президиум совещания записку с просьбой предоставить слово для выступления, однако не питал на этот счёт особых надежд. За весь брежневский период, за те семнадцать лет, что я работал первым секретарём Томского обкома партии, мне ни единого раза не удалось выступить на Пленумах ЦК. В первые годы я исправно записывался на выступления, однако с течением времени надежды выветрились: стало ясно, что на трибуну постоянно выпускают одних и тех же ораторов — надо полагать, таких, которые хорошо знали, что и как надо говорить. В такого рода дискриминации я не усматривал козней против себя лично — в таком положении находились многие секретари обкомов, которые давно и добросовестно тащили свой нелёгкий груз. Например, С.И. Манякин, проработавший в Омске более двадцати лет, человек опытнейший, деловой и очень толковый, за все те годы выступил на Пленуме ЦК только один раз.
Но с приходом Андропова секретари обкомов сразу ощутили, что в ЦК начались перемены. Возникли новые надежды. Это и побудило меня на аграрном совещании в Свердловском зале Кремля подать записку в президиум.
Не прошло и часа, как мне предоставили слово.
Как всегда, текст выступления у меня был приготовлен заранее — на всякий случай. Однако я почти не заглядывал в бумажку, ибо говорил о выстраданном — о том, как за семь — восемь лет Томская область из потребляющих продовольствие перешла в разряд производящих.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
