— Впервые на работу в ЦК меня пригласили в 1961 году, — продолжает свой рассказ Егор Кузьмич. — Это был период, когда былые, ещё сталинских времён, обвинения в троцкизме, угрожающе обрушивавшиеся на меня, уже не «портили биографию» и не препятствовали работе в центральном аппарате. Не вдаваясь здесь в подробности, упомяну, что в 50-х годах я был секретарём райкома партии в том самом районе Новосибирска, где создавался знаменитый Академгородок. Весь стартовый период Академгородка бок о бок работал с академиками Лаврентьевым, Христиановичем, Марчуком, Будкером и другими выдающимися советскими учёными, от которых многому, очень многому научился. Впоследствии меня избрали секретарём Новосибирского обкома партии по идеологии, и уже с этой должности пригласили в ЦК — заместителем заведующего отделом агитации и пропаганды Бюро ЦК КПСС по РСФСР. А затем, после очередной реорганизации, потрясавшей в те годы партаппарат, утвердили замзавом орготделом этого же бюро.
Первые два-три года мне было интересно работать в ЦК: расширился кругозор, пришло более глубокое понимание многих общественных явлений. Словом, «интеллектуальный багаж» основательно пополнялся, а это, повторяю, всегда интересно. Но постепенно я стал ощущать всё возрастающую тоску по живой работе с людьми. Интерес к делу падал, я буквально тяготился, мучился, возвращался вечерами домой в скверном настроении. И в 1965 году, посоветовавшись с женой Зинаидой Ивановной, написал на имя Брежнева заявление, в котором просил направить меня на партийную работу куда-нибудь подальше от Москвы, желательно в Сибирь. Разумеется, фразы «куда-нибудь подальше от Москвы» в заявлении не было, однако предварительно я поговорил со своим непосредственным руководителем — заведующим орготделом Капитоновым и уж с ним-то говорил откровенно, начистоту. Капитонов меня поддержал.
Ф. Бурлацкий, близко знавший Лигачёва, с которым на одной машине на работу ездили, утверждает другое: Егора Кузьмича после снятия Хрущёва в октябре 1964 года направили в Томск вторым секретарём обкома, а уж потом он выбился в первые. С приходом Брежнева аппарат ЦК подвергся грандиозной чистке от хрущёвских кадров. Егор Кузьмич разделил их участь. Но Лигачёв по-иному интерпретирует свой переезд из Москвы в Сибирь.
Прошу обратить внимание на одну существенную деталь — Егор Кузьмич говорит, что его в своё время обвиняли в «троцкизме». Запомним это утверждение, к нему мы вернёмся несколько позже, когда проанализируем документ, прервавший карьеру комсомольского функционера Лигачёва в конце 40-х годов.
— В послесталинский период, — повествует об истории своей жизни Егор Кузьмич, — ротация руководящих партийных кадров — их перемещение из центра на периферию и обратно — носила вполне определённый и отнюдь не случайный, а целенаправленный, я бы сказал, волнообразный характер. Когда Хрущёв окончательно утвердился у власти, отправив в политическое небытие своих оппонентов — Молотова, Маленкова и Кагановича, он в 1959 году начал новый цикл замены московских кадров. В этот период многие партийные работники под различными предлогами были отправлены из Москвы. В частности, первый секретарь Московского обкома партии Капитонов стал работать в Иванове, второго секретаря МГК Марченко перебросили в Томск и так далее.
Но при Брежневе сразу же начался обратный процесс. Капитонова быстро, уже в 1964 году, вернули в Москву и утвердили заведующим орготделом. Отозвали из Томска в столицу Марченко… В общем, Брежнев собирал тех, кого разогнал Хрущёв, и в свою очередь перемещал тех, кого Хрущёв собрал. В частности, весьма опытного и известного в партии деятеля, кандидата в члены Президиума ЦК КПСС Ефремова отправил в Ставрополь, чуть позже спровадил на пенсию Председателя Совмина России Воронова…
Правда, эта «волнообразная» тенденция меня не касалась, — мои связи с хрущёвской командой ограничивались лишь тем, что на работу я ездил в служебном автомобиле вместе с Бурлацким и Арбатовым. Бурлацкий, как тогда шутили за глаза, носил в этой команде чемоданы, причём даже не самому Никите Сергеевичу, а его зятю Аджубею. Правда, сегодня, видимо, за давностью лет, всё смотрится иначе: Бурлацкий выглядит чуть ли не главным советчиком Хрущёва, а вот об Аджубее почти не слышно.
Возвращаясь к событиям 1965 года, скажу, что не сомневался: моё заявление на имя Брежнева будет быстро рассмотрено. В ту пору мало было охотников покидать Москву, переезжать в провинцию, а вдобавок в Сибирь. А я, кстати, переезжал из Москвы в Сибирь уже в третий раз. Однако прошла неделя, вторая, третья, а никаких сигналов сверху не поступало. Лишь примерно через месяц последовал вызов к Генеральному секретарю. В его кабинете находился и Капитонов. Я, конечно, понял, что в предварительном порядке мой вопрос решён положительно: для отказа генсек к себе не приглашает. Но куда именно мне предложат поехать, не знал.
Брежнев, в те годы ещё энергичный и деловой, сказал:
— Садись… Ты, наверное, переживал, что мы тебя долго не приглашали? Но не в тебе дело, с тобой всё ясно, мы тебя знаем… Тут была задержка с Марченко, долго подбирали ему место. Значит, просишься в Сибирь? Мы вот тут подумали и решили послать тебя в Томск. Как на это посмотришь?
То, что меня направляли в Сибирь, — это было просто счастье! Но что касается Томска, то здесь я особой радости не ощутил: знал, что Томская область запущенная, лежит вдали от больших дорог. Тогдашний секретарь обкома, что называется, спал и видел, когда же его вернут в столицу. Соответственно шли в области и дела. Однако все эти соображения я, естественно, оставил при себе и сразу дал согласие. А когда вышел из кабинета генсека, то подумал, что вариант не такой уж плохой: во всяком случае, в этой сибирской области можно от души поработать, понять, на что ты в действительности способен.
На этом Егор Кузьмич закончил экскурс в прошлое своей карьеры. Далее следуют обстоятельства головокружительного выдвижения в центр при Андропове.
— В то утро, когда я услышал от Горбачёва неожиданное известие, мне мгновенно припомнились события 1964–1965 годов, связанные с приходом в ЦК Капитонова. Окончательно стало ясно: в партии действительно начинается новый этап — замена заведующего орготделом указывала на то неопровержимо. И ещё подумалось: странно всё-таки распорядилась судьба — семнадцать лет назад, уезжая «из-под» Капитонова в Сибирь, мог ли я предположить, что меня будут прочить на смену ему? Кстати, Капитонов — человек порядочный, честный, и вопрос носил объективный характер: независимо от личных качеств тот, кто при Брежневе занимался кадрами, при Андропове, конечно, должен был покинуть свой пост. Это разумелось само собой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
