– Как ты устал! – вдруг сказала Рэйко.
Ее прекрасно очерченные губы приблизились к глазам Онодэры и подобрали с его щеки слезу, которую он не заметил. Онодэра, как ребенок, нежно обнял Рэйко. Он будет отдыхать рядом с этой женщиной, подумал он, вместе с этой женщиной… И тут он понял, что его усталость – это боль и печаль, страх и страдание за Японию, которой суждено погибнуть, а перенапряжение – первый симптом надвигающегося невиданного бедствия… Нет, он не станет копаться в причинах своей усталости. Надо отдохнуть, как следует, отдохнуть, чтобы мужественно – пусть с показным мужеством! – пережить гибель Японии. А сейчас… уже пора повернуться спиной и бежать. И отдыхать вместе с этой женщиной… Это не предательство и не трусость. Это достойный человека поступок. Упорство, выходящее за границы разумного, и страдание ради страдания делают человека нетерпимым и твердолобым чудовищем. Онодэра, не переставая, убеждал себя, что может бежать с полным правом. Бежать и отдыхать, отдыхать до тех пор, пока совсем не обленишься, до тех пор, пока душа и тело вновь не обретут свежести и не наполнятся жаждой деятельности…
После смерти отца Рэйко вскоре потеряла и мать. Полученную в наследство недвижимость она успела обратить в наличные. И хотя цены на землю после землетрясения упали, она все равно получила крупную сумму. На эти деньги после свадьбы Рэйко и предлагала ехать в Европу.
– Немедленно сними деньги со счета, – сказал он, – и сразу обменяй на иностранную валюту, на драгоценности. И билеты на самолет купи сразу. Завтра же…
– Но у меня еще остался лес, – сквозь дрему проговорила Рэйко. – Его тоже продать?
– Да, продать, не мешкая. Пусть за бесценок…
Он хотел добавить: а если не сумеешь продать, плюнь ты на этот лес, все равно все сгорит, исчезнет, провалится в океан…
– Откровенно говоря, я не знаю, люблю ли тебя… Ну, не могу разобраться… – крепко сжав ее руки, сказал Онодэра, когда они прощались в аэропорту Нарита. – Дело в том, что я не знаю, что такое брак, – я ведь женюсь в первый раз… А раньше никогда не думал об этом… Но мне кажется, что мы будем понимать друг друга…
– А больше ничего и не нужно… – она крепко сжала в ответ его руку. – Этого достаточно…
Дня через четыре после того, как было принято решение о двухнедельном сроке официального правительственного сообщения, по стране поползли тревожные слухи: ожидается невиданное землетрясение, оно сметет с лица земли Токио, префектура Тиба и все побережье Сенан и вовсе погрузятся в море, на дно, а потому ничего другого не остается, как временно бежать за границу… Газеты молчали, но слух распространялся с молниеносной быстротой, люди встревоженно шептались на работе, дома, на улицах. Посыпался град заказов на самолеты международных рейсов. Все иностранные самолеты, приземлявшиеся в Японии, теперь вылетали переполненными. Были введены дополнительные рейсы, но удовлетворить всех желающих было невозможно. На все рейсовые самолеты международной линии билеты были распроданы на три месяца вперед. Начались трудности с билетами и на пассажирские суда. Все акции на бирже в мгновение ока катастрофически упали. И вдруг, неизвестно откуда, появились покупатели. Продажа акций продолжалась. Неизвестного происхождения деньги поддерживали уровень цен на них. Цены держались на одном уровне два дня, а потом, хотя и медленно, по стали вновь падать. Появились признаки того, что акции вовсе обесценятся. На Кабуто-мати и Китахама[9] перешептывались, что биржи вот-вот закроются на неопределенно долгий срок… начнется паника… И вообще, наступает конец… Все застыли в ожидании, не зная, как быть, ждать или идти на риск и продавать акции по бросовым ценам.
В правительственных кругах заволновались, откуда могла просочиться информация. Но в суматохе подготовки к официальному сообщению было не до расследований. Вскоре составилось мнение, что правительственные круги специально распускают тревожные слухи. Однако прошла неделя, а слухи не стихали, а росли. И в правительстве, и в координационном совете сочли необходимым ускорить официальное сообщение.
– А я думаю, что официальное сообщение следует отсрочить еще на неделю, – заявил секретарь правящей партии на координационном совете. – Если, конечно, иностранные источники нас не опередят… Ведь за это время многие собственными силами и средствами покинут Японию.
– За неделю или там за две уехать смогут считанные семьи, – стукнул по столу кулаком секретарь главной оппозиционной партии. – Сумеют бежать только те, у кого есть деньги. А с народом что будет? Правительственное сообщение нужно сделать незамедлительно! Сделать и взять под контроль эвакуацию.
– Тот, кто способен выехать сам, и после сообщения сам эвакуируется, – заметил один из членов совета. – И вообще желательно, чтобы одновременно с сообщением были приняты чрезвычайные меры для срочного пресечения паники…
В правительство хлынули запросы относительно распространившихся слухов. Заволновались и газетчики. До открытия чрезвычайной сессии парламента оставалось еще несколько дней, но почти все депутаты были уже в сборе. Начальники управлений вконец измучились, отбиваясь от их вопросов. Никто спокойно не работал, и никто спокойно не жил. Люди чувствовали, что что-то должно произойти, и никто не сомневался, что это что-то обязательно произойдет.
Представители деловых кругов начали действовать сразу же после тайной встречи с руководителями правительства, а через неделю их действия уже приносили свои плоды. Закупка судов Японией, за которой судовладельцы различных стран уже более года наблюдали с пристальным и тревожным интересом, сейчас шла бешеным темпом. Предлагались любые деньги даже за подержанные и устаревшие суда. Общий тоннаж принадлежащих Японии судов резко увеличился. Разумеется, при этом старались пользоваться подставными лицами, приписывали суда к иностранным портам, по все равно за последнюю неделю уже наметилось резкое повышение цен на суда и комиссионных для посредников. В результате в Международный союз судовладельцев посыпались протесты. В вопросах аренды судов Япония действовала тоже с непонятной одержимостью, что грозило значительным повышением стоимости фрахта. Бешено возросли переводы наличных денег из японских отделений и фирм со смешанным капиталом в зарубежные отделения японских фирм и в головные конторы, находящиеся за границей. Двухнедельный срок рассматривался в деловых кругах как время для полной свободы действий. Дельцы, присутствовавшие на встрече, сочли наиболее удобным для себя считать, что премьер санкционировал такую свободу действий. Запрет они восприняли как своего рода перестраховку правительства на случай, если ему придется оправдываться. С другой стороны, правительство в таких условиях всегда может припомнить им «старые» грехи и принять строгие меры, да еще и потребовать проценты с прибыли, полученной благодаря предупреждению… Вообще-то такое понимание для деловых кругов было естественным, а если учитывать, что в данном случае само существование правительства гибнущей страны находилось под вопросом, то поведение деловых кругов было почти безупречным.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
