- У-у, сука!.. - прошипел отец. - Завалить хочешь? Тебе что - вышку не дадут, а меня шлепнут. Крота шлепнули, и меня... За мной мокрое дело, понимаешь, мокрое, они нам сторожа ни в жисть не простят.
- Не простят, - согласилась мать.
- Так сиди и не рыпайся.
Подслушанный разговор поразил Омельяна. Ему уже шел тогда пятнадцатый год, и не понять того, о чем разговаривали родители, он не мог. Значит, он сын бандита... Вот почему они живут как бы в стороне от всех, вот почему у них нет ни друзей, ни хороших знакомых.
Омельян не сомкнул глаз до утра. Лежал неподвижно, уставившись в потолок, который наискось пересекала широкая щель. Отец уже несколько раз говорил, что надо отремонтировать дом, однако все время отговаривался тем, что нет денег. И обещанного пальто так и не купил ему, Омельян бегает в школу в старом, потрепанном. А от отца только и слышал - много ешь, быстро ботинки изнашиваешь, даже на тетрадки и учебники приходится выклянчивать.
Да и сам отец три года ходит в одних сапогах - мол, ему, скромному счетоводу "Межколхозстроя", только и хватает получки, чтоб прокормить семью... Правда, есть у них одна действительно ценная вещь: лучший приемник из тех, что когда-то завезли в район. Отец по вечерам слушает передачи из-за границы, ловит всякие "голоса" и очень радуется, когда передают что-нибудь обидное про советскую власть.
Омельян с детства привык не любить эту власть. И мать, и отец не раз говорили, как хорошо им жилось бы, если б не революция. У деда Омельяна было имение где-то под Могилевом, и отец радостно встретил фашистов, надеясь, что ему вернут усадьбу, в которой до войны был открыт дом отдыха. Но немцы устроили там госпиталь.
Омельян как-то пробовал расспросить отца, чем тот занимался во время войны и сразу после нее, но убедительного ответа так и не получил А оно вон что значит - бандит: с каким-то Кротом ограбили ювелирный магазин и убили сторожа.
Омельян вспомнил, как отец учил его быть скрытным, не болтать лишнего посторонним. И главное - не выражать своих мыслей. А потом, когда Омельян пошел в школу, наставлял, как и что следует говорить учителям и товарищам, как выслуживаться перед классным руководителем, донося на учеников, не брезгуя ничем ради собственной выгоды.
"Так, сынок, - любил он повторять, - лучше дурачком прикинься, а с дурака что возьмешь, ты же в подходящий момент всяким там умникам ножку и подставишь..."
Учился Омельян легко и в классе пользовался авторитетом. Страдал лишь оттого, что не мог носить такие же костюмы и ботинки, как у товарищей.
Подслушанный ночной разговор, с одной стороны, встревожил Омельяна, но, с другой, придал некое душевное равновесие.
Встревожил, потому что Омельян хорошо сознавал, что бы случилось с ними, если бы кто-нибудь узнал о прошлом отца. Сын бандита, у которого руки в крови! В конце концов, он не отвечает за отцовские преступления, но пятно все же останется... Несколько успокаивало то, что родители, как оказалось, были весьма находчивыми людьми и переменили фамилию. Наверно, сразу после ограбления магазина купили чужие документы и ловко воспользовались ими. И совсем уж придало уверенности то, что у них было золото, драгоценности. Теперь он равнодушно проходил мимо пижонов в модных куртках, знал, что когда-нибудь он сможет приобрести все, что захочет, когда у него будет много-много денег - ведь отец непременно поделится с ним...
Летом умерла мать. Она месяц пролежала в больнице. Когда Омельян приходил, мать смотрела на него грустно, словно хотела что-то сказать. Омельян знал, что именно, но и вида не подавал, что узнал ее тайну. А мать так и не решилась открыться сыну, умерла тихо и незаметно. Так же тихо и незаметно отец и похоронил ее - на похоронах были только соседи и несколько сотрудников конторы, где мать работала уборщицей.
Через месяц после смерти матери отец предложил Омельяну пойти на заработки. "Межколхозстрою", где он работал, нужны были подсобные рабочие, и платили там неплохо.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Омельян долго смотрел прямо в глаза отцу, взвешивал, сказать или нет и что может из этого выйти, наконец все же произнес тихо, так, что сам едва слышал сказанное:
- А для чего мне подрабатывать? Денег у тебя столько, что и мне еще останется...
Они разговаривали вечером при тусклом свете маленькой электрической лампочки, и все же Омельян заметил, как побледнел отец, потом щеки его покрылись красными пятнами, он сжал кулаки и угрожающе спросил:
- Это ты о чем? О каких деньгах?
Омельян знал, что теперь не имеет права отступать.
Если отступит, проиграет: будет, как и мать, клянчить у отца каждый рубль. И он решительно сказал, будто речь шла о предмете давно обсужденном и выясненном:
- А о золоте. О том, что в тайнике.
Отец даже передернулся. Нагнулся к Омельяну близко-близко и поднял руки, будто хотел схватить за горло. Спросил хриплым чужим голосом:
- Что ты мелешь? Спятил, что ли? "Золото, деньги"...
Омельян на всякий случай чуть отодвинулся.
- Папа, - сухо заговорил он, - я знаю все о тебе. О том, как ограбили с Кротом ювелирный магазин и убили сторожа. И про золото, спрятанное вами с мамой.
- У-у, сука! - рубанул отец ладонью перед самым носом Омельяна. разболтала...
Омельян не защищал мать: пусть отец думает что хочет...
- Залежались у тебя деньги, папа... - сделал он попытку пошутить. Заплесневели.
- Не твое дело, - насупился отец. - Нет у меня ничего.
- Есть, папа, есть! - Омельяну почему-то стало весело. То ли почувствовал, что выиграл дуэль с отцом, то ли просто избавился от груза, лежавшего в последнее время на его плечах. - И вот что скажу тебе: давай все пополам!
Он не успел уклониться и получил звонкую оплеуху. Схватился за щеку, хотел заплакать, но все же преодолел боль и обиду, веско сказал:
- Я бы не советовал тебе, папа... А то если кто-нибудь узнает...
- Ты мне угрожаешь - родному отцу! - Он даже захлебнулся от ярости. Да я тебя собственными руками...
Отец потянулся к горлу сына. Омельян знал, что действительно может задушить, но у него был беспроигрышный козырь, и он швырнул его прямо в отцовское лицо:
- Попробуй только тронуть! Я оставил у товарища письмо, и если что, он распечатает его. А там обо всем написано.
Отец опустил руки.
- Вот воспитал на свою голову... - сокрушенно покачал головой.
- На свою, на мою! - глумился Омельян. Знал, что победил отца, и захотелось немного поиздеваться над ним. - Отдай мне мою часть. Золото и камешки.
- Ишь какой шустрый! Подождешь. После моей смерти получишь.
- Долго ждать! - нагло возразил Омельян. - Я хочу сегодня и чтобы по-честному.
Отец задумался, руки у него мелко дрожали.
- Мальчишка ты еще... Начнешь роскошествовать, люди заметят...
- Не бойся, папа. Не такой уж я мальчишка. Поеду к тетке в город, там и школу окончу. Чтобы тебе тут не мешать.
- Испугался? - Ироническая усмешка скривила отцовские губы. - Что ж, я не возражаю. Только вот что, золота тебе дам, а о камнях и не думай. На учете они все у милиции, засыпешься сам и меня потянешь...
- Где ты спрятал золото? - только и спросил Омельян. Он уже осмотрел обе комнаты, чердак и погреб, обстучал стены и пол, но тайника не нашел.
Отец взял в сенях лопату, и они вышли в сад. Все оказалось очень просто: под забором отец выкопал из земли обвязанную тряпкой крынку, отряхнул с нее землю и понес в дом.
Омельян сдержал свое слово: через неделю он отправился к тетке Вере. Как и где продавал он в городе золотые вещи, отец не знал, да и делал это Омельян ловко. По крайней мере, ни тетка Вера, которой он ежемесячно от имени отца платил по сорок рублей, ни товарищи по школе, а потом по институту никогда не видели, чтобы Омельян Иваницкий транжирил деньги.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Единственный одноклассник, с которым по окончании школы Иваницкий поддерживал знакомство, был Спиридон Климунда. Хотя на первый взгляд ничего общего у них не было и не могло быть. Спиридон вообще вряд ли кончил бы школу, если б не был чемпионом по настольному теннису и не выступал за школу на разных соревнованиях. Чемпиону прощалось многое, и учителя натягивали ему тройки.
