делать каких-либо выводов, пока не смогу полностью изучить запись и доказательства.
Когда я углубился в это дело, меня поразили как сходства, так и различия этого случая с делом троицы из Уэст-Мемфиса. В некотором смысле дело Нокс – это фотонегатив дела троицы, вызвавший такой же эффект.
Оба случая были связаны с ужасными, кровавыми убийствами безобидных молодых людей, которых могла ждать впереди вся жизнь.
Один из этих случаев произошел в неприглядном на вид южном городе на окраине автомагистрали между штатами, в том месте, которое многие дети называли «Западный Никудавиль», откуда они мечтали сбежать, как только достаточно вырастут. Другой случай произошел в историческом городе на холмах Умбрии, куда стекались продвинутые студенты со всего света.
В одном фигурантами стали обвиняемые, маргинальные чужаки из бедных и неполных семей, которых весь остальной мир считал неудачниками. Во втором – красивая девушка и благополучный молодой человек, оба определенно принадлежащие к среднему классу, с многообещающим будущим впереди.
И то и другое основывалось на сомнительном признании, полученном после многочасовых допросов в полиции без адвоката – в одном случае допрашивали испуганного и сбитого с толку 17-летнего мальчика, в другом – девушку, которая еще недавно была подростком, а также еще плохо говорила на языке тех людей, которые на нее кричали.
В обоих случаях суд прошел поспешно, с упором на обвинения в ритуальном сатанинском убийстве на основании страха и суеверий, а не веских доказательств и анализа.
Оба случая вызвали страстные, противоречивые обсуждения на международном уровне, а уверенность в приговоре нарушило несовпадение анализов ДНК, взятых у обвиняемых и из образцов, обнаруженных на месте преступления.
В деле Нокс также обнаружились сенсационные элементы, вызвавшие в воображении мирового сообщества ассоциации с делом Рэмси: там была красивая девочка и ее жестокое, бессмысленное убийство в том доме, где она жила. Однако здесь была уже взрослая красивая девушка, хотя на самом деле пострадали две девушки: одна стала жертвой, другая – подозреваемой.
Благодаря переговорам Марка с семьей Аманды я вышел на связь со Стивом Муром, бывшим агентом ФБР, который теперь работал заместителем директора по общественной безопасности в Университете Пеппердайн в городе Малибу, штат Калифорния, – неплохая работа для того, кто столь же сильно любит пляжи и теплую погоду, как и я. Стив посещал мои занятия по поведенческой науке во время обучения агентов-новичков в Куантико. Хотя мы знали много таких людей и работали с ними, но я не помню, чтобы встречал его. Он никогда не видел Аманду, но его настолько тронуло ее дело, что он решил провести собственное расследование в сотрудничестве с ее семьей, но независимо от этой семьи.
Не всеми своими коллегами из ФБР я мог гордиться за предыдущие годы работы, но когда я увидел Стива Мура, то он показался мне подходящим человеком для сотрудничества. Всю свою карьеру в ФБР он имел дело с насильственными преступлениями, а в качестве своего последнего задания руководил «Экстратерриториальным отрядом» штаб-квартиры ФБР в Лос-Анджелесе. Задача этого отряда заключалась в том, чтобы реагировать на любые террористические акты против США в Азии и Пакистане. Он согласился организовать и предоставить мне все соответствующие материалы дела, включая записи, фотографии, видео и различные расшифровки стенограмм. Он сказал мне, что слишком сильно уважает мою работу и меня лично, чтобы пытаться влиять на меня каким-либо образом, и искренне хотел знать, почувствую ли я, что он нашел правильный путь в интерпретации доказательств.
Прежде чем дело разрешилось, Стив признавался мне: «Когда вы рассказывали мне о горе, которое испытывали после дела Рэмси, я правда не понимал, насколько мелочными и подлыми могут быть люди. За всю свою жизнь я никогда не подвергался такой критике со стороны многих людей, как теперь, когда я оказался вовлеченным в дело Нокс».
Я просмотрел все предоставленные мне материалы и прочитал как положительные, так и отрицательные отзывы. Все доказательства указывали в одном направлении: Аманда Нокс и Раффаэле Соллечито невиновны.
Очевидно, итальянские органы уголовного правосудия не нуждались в моей помощи. Что я мог сделать? Стив, Марк и я решили, что надо как можно больше рассказывать людям о том, что это на самом деле за случай – совсем не непристойная история о сексуальной одержимости, столь любимая и популярная в СМИ.
Как оказалось, Аманда и Раффаэле страдали не так долго, как троица из Уэст-Мемфиса, но они все равно провели в тюрьме четыре года – причем первый год вообще без официального обвинения. Их осудили в октябре 2008 года, а освободил апелляционный суд в октябре 2011 года. Все в их деле демонстрирует аналогичные системные слабости и личные неудачи, что и дело в Арканзасе. По иронии судьбы единственное отличие состоит в том, что в Перудже настоящий убийца почти сразу попал в поле зрения полиции. Но это не остановило преследование двух других подсудимых.
Первое впечатление подавляющего большинства представителей общественности в этом широко разрекламированном деле заключалось в том, что красивая, соблазнительная «Фокси Нокси» виновата в жестоком убийстве своей соседки по комнате, совершенном в безумии сатанинской похоти. Опубликованы целые книги, заявляющие о ее вине, и даже сегодня мнение всего мира неоднозначно по поводу того, следовало ли Аманду выпускать из тюрьмы. Давайте рассмотрим этот случай и посмотрим, почему он быстро стал пародией на правосудие и почему итальянским властям следовало определить это с самого начала.
Глава 29. Факты по делу
Начнем с места преступления.
Мередит Керчер получила несколько ножевых ранений, в том числе три глубокие раны на шее.
Когда Лука Альтиери и Филомена Романелли, а затем Раффаэле Соллечито и полицейские впервые увидели ее залитое кровью обнаженное тело, глаза ее были распахнуты, на грудь натянута футболка, она лежала на полу с подушкой под бедрами и окровавленным пуховым одеялом сверху. В суде прокуроры Джулиано Миньини и Мануэла Комоди утверждали, что это свидетельство того, что преступление совершила женщина, и такое прикрытие убитого тела надо расценивать как признак сострадания или жалости.
Я не согласен с этим. По своей безнравственности это