Колонна Вулэ — Шануана перестала существовать.
Дмитрий быстро обшарил карманы капитана и достал пакет, привезенный мистером Кейнсоном. Кто-то профессионально потрудился над изготовлением этих бумаг, и они сделали свое дело. Теперь пусть французские историки сами излагают обстоятельства этого инцидента, уникального в колонизации Африки. Наверняка его участники напишут горы рапортов, объяснительных записок и воспоминаний, а журналисты придумают для него красивое название. Например — «трагедия в Данкори». Но эти бумаги не стоит оставлять для любопытных потомков.
Бросил их в костер и ждал, когда они полностью сгорят. Старательно перемешивал пепел.
— Что это ты засмотрелся на огонь? — спросил подошедший Хасан. — Поехали, лошади уже готовы.
54
— Вот и опять мы с тобой оказались вдвоем в саванне, — произнес Хасан на другой день. — Только на этот раз двигаемся в обратном направлении, с запада на восток.
Весь день гнали коней подальше от Данкори, старались не попадаться на глаза тем, кто спешил принять участие в разграблении лагеря. Сами же прихватили с собой только сумку с талерами и оружие, но забыли о продовольствии. Теперь из горсти проса, случайно найденного и седельной сумке, варили жидкую кашицу, а Хасан насадил на прутик несколько грибов и держал их над огнем.
— Обычная еда в дороге, — говорил он. — Мы их называем «земляное мясо», или «ослятина». Охотники и некоторые крестьяне собирают их, добавляют в похлебку. Ешь, не бойся.
Крупные, похожие на грузди грибы белого цвета темнели и морщились, густой сок капал на шипящие угли. Запах был аппетитный, а вкус… Конечно, тот, кто сравнил это блюдо с мясом, имел весьма сильное воображение.
Кое-как утолили голод, и Хасана потянуло на размышления о жизни. Видимо, события последних дней сильно потрясли его и сейчас не давали покоя. Но Дмитрий решительно заявил, что говорить не о чем — нигде не были, ничего не видели. Пояснил, что случившееся следует крепко забыть, чтобы случайно не проговориться при посторонних.
— Странная штука жизнь, — вздохнул Хасан. — Знаем ее начало и конец, а боимся того, что лежит между ними. Или так легче жить?
— У нас говорят: «Лихо до дна, а там дорога одна», — отозвался Дмитрий. Потом перевел напарнику это казачье присловье.
— Воистину, один находит счастье лишь в дальней дороге, а другой всю жизнь сидит дома. Вот и я, сколько лет брожу по чужим странам. Устал. Но когда-нибудь обзаведусь своим домом, где будет много-много жен и детей. Ты о своих домашних ничего не слышал?
— Нет, — отрезал Дмитрий. Говорить о доме не хотелось. Да и где он теперь? В горах Джоса, в Дикве или на Дону? — Хасан, разбудишь меня в середине ночи. В случае тревоги — стреляй.
За прошлый день стрелять приходилось уже не раз. Какието люди, завидев двух одиноких всадников, спешили им навстречу, но при этом откровенно пытались зайти со спины, разворачивались цепью. В ответ Дмитрий без промедления открывал беглый огонь на поражение. Решительно давал понять, что не желает вступать в близкое знакомство. Вторым карабином орудовал Хасан и не жалел патронов.
Такая тактика оправдывала себя на открытой местности, но впереди лежали холмы, склоны которых были изрезаны руслами ручьев и поросли редкими деревьями и кустами. Местность, самой природой созданная для засад. Поэтому на следующее утро свернули к первой же деревне, где Хасан объяснил старосте, что два купца из Кано были ограблены французами и сейчас пробираются в Кацину. Сослался на своего старого знакомого, старосту рынка этого города, и просил снабдить продовольствием, проводниками и носильщиками. При свидетелях вручил задаток.
В ответ староста заявил, что знает почтенного хозяина городского рынка и готов оказать необходимую помощь единоверцам, чудом спасшихся из рук иноземных грабителей. Однако он просил путников задержаться только на один день и не побрезговать деревенским гостеприимством. Объяснил, что именно сегодня крестьяне справляют праздник урожая и приносят жертвы «духу зерна». Как бы извиняясь добавил, что в городах ученые имамы и маламы не одобряют подобных проявлений язычества, но в этом году на всех полях такой богатый урожай, что почтить «духа» просто необходимо.
Дмитрий негромко напомнил Хасану, что надо спешить и как можно скорее известить Раббеха о том, что случилось с французской колонной. Но напарник ответил, что всю ответственность берет на себя и сообщение в Борну будет доставлено очень скоро.
Остались, а потом наблюдали, как один из крестьян в огромной маске, украшенной бычьими рогами, исполнил ритуальный танец урожая. Было много песен и плясок, «духу» поднесли щедрое угощение, которое вся деревня поглощала до позднего вечера. Хлебнувший на радостях крепкого пива, Хасан растолковывал Дмитрию, что в незапамятные времена хаусанцы жили на плодородных северных равнинах и пахали на быках. Но Сахара наступала и пришлось переселиться в эти края, расчищать поля в густых зарослях на склонах холмов. Здесь, среди скал и невыкорчеванных деревьев, тень которых защищает посевы от палящих лучей солнца, пришлось отказаться от плуга и взяться за мотыгу. Да еще во многих местах быки дохли от укусов мухи цеце. Но память о защитнике урожая, «духе зерна» в образе быка, осталась.
Утром выступили в путь и дальше шли от деревни к деревне, не опасаясь внезапного нападения. Только раз какие-то конники внезапно появились из-за поворота дороги, но местные жители заранее предупредили о такой возможности. Стрельба Дмитрия из двух наганов в упор была весьма эффективной и до самой Кацины больше никаких происшествий не случилось.
Когда на горизонте появились массивные городские стены и башни, Дмитрий обратил внимание на их необычный темно-бурый цвет. Хасан, он и в этом городе знал каждую площадь и улицу, поспешил объяснить, что при возведении этих укреплений глина замешивалась на крови быков и коров, мясо которых шло в пищу строителям. Он же указал на трехступенчатую квадратную башню, поднимавшуюся над городскими стенами. Сказал, что это минарет Гобирау, самое древнее здание в странах хауса, и ему не меньше трех сотен лет. Строил его святой человек, который с вершины минарета мог обозревать окрестности и даже видел священный город Мекку.
Сомневаться в этом чуде Дмитрий не стал, только спросил:
— Это тот самый мастер, что построил мечеть в Зарии, за которую ему отрубили голову?
— Эх, ты все перепутал! Тот был мой земляк, искусный строитель Мухаммед Дуругу. В Зарии он возвел здание мечети необычной красоты, со сводчатыми потолками и колоннами. Это потом эмир Гвари заманил его в свой город и хотел заставить всю жизнь строить дворцы и мечети только для него одного. Мастер отказался, и разгневанный эмир приказал его обезглавить!
