Повсюду, за исключением окрестностей столицы, организованы группы городских жителей и распределены по ближайшим фермам. Им предписано осваивать десять процентов городских доходов на строительстве жилых домов, а также особо крупных морозильных сооружений для хранения продуктовых запасов во всех этих сельских комплексах, куда предполагалось переселить горожан, если будет объявлено чрезвычайное положение. За отказ от этих работ грозило тяжелое наказание.
Жилые дома строили таким образом, чтобы они могли быть переоборудованы под зернохранилища. Пока эти дома еще никем не заселялись. Раз в месяц комплексы в обязательном порядке посещались горожанами, приезжавшими сюда группами для ознакомления с местностью. По истечении трехлетнего периода крестьяне могли выкупить постройки, заплатив половину стоимости использованных материалов (стоимость затраченного труда в расчет не бралась), однако они не имели права сносить строения в течение последующих десяти лет. Продукты питания в морозильных камерах оставались собственностью горожан, однако они не могли храниться более пяти лет; после этого их либо продавали, либо отдавали бесплатно нуждающимся.
Обо всем этом и радел Клэйн, подсовывая Кэлэджу на подпись подготовленный им лично текст. Что ж, он своего добился. А Лилидель испытывала удовлетворение от того, что способствовала реализации умного замысла. Это она, узнав о содержании указа, проконсультировалась со специалистами сельского хозяйства и дала исполнителям несколько дельных советов.
Специалисты вначале возражали против проекта. Один из них высказался откровенно:
— Вам не следует так поступать с фермерами. Они не пойдут на это — им невыгодно. Разве что позволить им безвозмездно использовать постройки не через три года, а раньше.
Лилидель чуть было не согласилась тогда с этим приговором проекту, однако вовремя вспомнила, что проект завизирован ее сыном и все думали, что он-то и есть его автор. Вот что заставило ее быть настойчивой.
— Чепуха! — заявила она специалистам, пекущимся лишь о фермерах. — Надо смотреть вглубь, думать о завтрашнем дне… Короче, будем выполнять все по проекту. — И добавила: — Более того, мы расширим проект — включим в число объектов обеспечения и город Линн.
Прошло время, и она сказала Кэлэджу:
— Парадокс в том, что лорд Клэйн создал тебе репутацию мудрого деятеля и укрепил твое положение.
Однако, несмотря на успех, Лилидель не была спокойна. Клэйн не показывался уже больше года. Что с ним? Ведь не умер же… Интересно получается: проект с успехом реализован, а мутант и не знает, что выиграл, собственно, Кэлэдж, а он проиграл. Так что зря Кэлэдж противился осуществлению проекта.
— Ну к чему все придумано? — ворчал он. — Что дадут эти меры? Не вижу в них никакого резона.
Лилидель терпеливо объясняла:
— Они нужны. Ты не должен забывать о наших врагах. Вспомни хотя бы о космолете, который явился с одной из малоизвестных внешних планет. Ох и поволновался твой отец, когда он вторгся… Наш флот провел атаку, но это врагов мало обеспокоило, и космолет все торчал в Линне. Мне казалось, что надо объявить им войну и преследовать, пока не уберутся, но ими занялся Клэйн. Кто знает, что нас ждет. Но важно не только то, что принимаются все необходимые меры, чтобы спасти людей, а и то, что люди одобряют эти меры. Они полагают, что ты взял ответственность на себя, это вызывает у них уважение.
Кэлэдж как-то раздраженно бросил:
— Но я всего лишь подписал какую-то бумагу! — Ему осточертел весь этот шум вокруг программы предупредительных мер, и он устал от материнских назиданий.
Мать пристально посмотрела на него, думая о том, сколько же хлопот он ей доставляет. Ей было трудно понять странные ассоциации, которые порождал его разум в связи с тем или иным событием.
— Что ты хочешь сказать?
Кэлэдж пожал плечами.
— Мне докладывают, что официальный указ с моей подписью, скрепленный печатью, получил каждый из районов. А я подписал — всего один!
У Лилидель кровь отлила от щек.
— Фальшивки! — прошептала она. — Вот на что они способны… В каком же свете нас это выставляет… Необходимо все обдумать. — Ее била дрожь.
Она велела принести документ, и они принялись изучать его.
— Здесь подпись моя, настоящая, — сказал Кэлэдж. — И печать та самая…
— И таких сотни! — подавленно воскликнула Лилидель.
Она не знала о существовании фотостата.
Прошла неделя, а она все еще не решалась что-либо предпринять, потому что не знала — на руку им эта история или надо ждать беды, и чем все это закончится. А между тем сотни гигантских космических кораблей начали парить над горными районами Земли. Из каждого корабля высаживались тысячи ужасных монстров. Это прибыли Риссы… То, чего все так боялись, свершилось.
Лилидель сразу позабыла о злосчастном указе. До него ли, когда жизнь грозила превратиться в ад. Такое не могло и во сне присниться.
Никто в Линне не знал, что лорд Клэйн был жив и здоров. Год с лишним тому назад снабдив все секции «Солнечной Звезды» необходимыми для полета инструкциями, он занял свое место перед пультом управления, и космолет стартовал.
Первые несколько минут полет проходил нормально, как всегда, но потом откуда ни возьмись стала наплывать темнота. Она сгущалась очень быстро, и у людей, находящихся в рубке управления, лица исказились страхом.
Клэйн это заметил, но не покинул пульта, хотя он чувствовал, что сердце его куда-то проваливается — ведь судьба их была в его руках.
Через три часа, когда ускорение стало так велико, что казалось — все внутренние органы сжимаются, он снизил его до одного G, чтобы дать возможность приготовить еду для тысяч людей на нижних палубах. Пообедав наверху в своих апартаментах, он через полтора часа, довел ускорение до прежнего предельного показателя.
Прошло целых пять часов, прежде чем он снова уменьшил ускорение до одного G, чтобы в течение полутора часов можно было опять что-то приготовить и перекусить. Затем еще четыре часа было максимальное ускорение. В этот период он на короткое время снизил давление, которое было невероятно высоко, — чтобы по секциям раздали новые инструкции.
Командир космолета распорядился о семичасовой продолжительности сна и дал разъяснения относительно ускорения: оно будет несколько выше нормы, но не столь высоким, как в первые часы полета. Он хотел, чтобы люди воспользовались этим и рациональнее вели свою жизнь на корабле, чтобы обрели уверенность в себе и в нем.
Затем он позволил своим офицерам ознакомить наконец всех членов экспедиции с распорядком дня. Сутки делились так: два часа — завтрак, три — ускорение, полтора — обед, пять — ускорение, полтора — ужин, четыре — ускорение, семь — сон. На завтрак отводилось времени больше, чем на обед и ужин, с учетом одевания и гигиенических процедур.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
