Александр II теряет сознание; он спрашивает: «Жив ли наследник?» Затем он хочет перекреститься, но рука не подается – и он повторяет: «Холодно, холодно». Его любимый брат великий князь Михаил Николаевич обращается к нему со слезами в голосе: «Узнаешь меня, Саша?» И царь тихо отвечает: «Да». И когда великий князь его спрашивает, как он себя чувствует, он тихо заикаясь отвечает: «Пожалуйста, скорее домой... отвезите меня во дворец... я хочу... там умереть». И потом прибавляет: «Прикройте меня платком» – нетерпеливо тут же еще раз требует прикрыть его. Это требование было последнее, высказанное сознательно.
Ужас выразился на лицах присутствующего народа, не понимавшего еще полного значения совершившегося. Обнажаются головы, и люди крестятся.
Между тем сани, на которых помещался монарх, печально двигались вперед. Гроза разразилась, и в ожидании страшного грядущего все молча провожали удалявшиеся сани.
Сани остановились у подъезда дворца, где находится лифт. Видно руки у всех сильно дрожали, ибо никто не может отпереть дверей. Наконец они отперты, но лифт мал, а монарх за это время истекал кровью: вокруг саней стояла широкая канава крови.
Теперь ничего другого не оставалось, как на руках отнести монарха в его кабинет; наскоро там была поставлена кровать; здесь же была подана первая медицинская помощь – все было, однако, напрасно. Сильная потеря крови ускорила смерть, но и без того спасти монарха не было бы никакой возможности.
Странно все-таки, что медицинская помощь была подана столь поздно. <...>
Великий князь Михаил Николаевич дал знать наследнику и всем членам семьи о случившемся.
В кабинете первая у кровати монарха – самая несчастная из женщин – княгиня Юрьевская, старавшаяся просьбами и рыданиями призвать супруга к жизни и вызвать его сознание. Княгиня уверяет, что Александр II еще раз открыл глаза и сознательно посмотрел на нее.
Вскоре прибыл наследник цесаревич со своей августейшей супругой. Ужас выразился на их лицах, и они рыдали подобно маленьким детям. <...>
Кабинет наполнился августейшими членами царской семьи и высшими сановниками. Какой-то неподдающийся описанию ужас выразился у всех на лице, – как-то забыли, что и как случилось, и видели лишь ужасно искалеченного монарха...
Железнодорожные сообщения приостановлены. Чиновники вяло и неохотно исполняют свою службу. Город на военном положении. Беcпрестанно получаются сведения о новых арестах.
Комната, в которой умер монарх, убрана, мебель из нее удалена. На простой железной полевой кровати, сопровождавшей Александра II в последнем походе, лежит царь. Кровать стоит посреди комнаты, и лицо монарха обращено к находящемуся в углу образу.
На в бозе почившем форма Преображенского лейб-гвардии полка. Руки сложены на крест, на груди образ. Нижняя часть тела прикрыта тонким покрывалом, и можно было различить формы взорванных ног. Ужасно!
Выражение лица спокойно, монарх умер в сознании исполненного долга – и черты лица не искажены. Только в некоторых местах маленькие раны, у левого глаза большая рана.
Комната наполняется членами семьи и высшими сановниками. Вот пришли священнослужители. Первая панихида по усопшем. Молитвы прерываются рыданиями, как самих священнослужителей, так и присутствующих. «Вечная память» провозглашается лишь тихо. Напев раздирает душу! Вечная память тебе, дорогой отец! Народ твой никогда не забудет тебя и твоих дел!..
Только двое из преступников остались тверды и до последнего момента храбры: Желябов и Перовская. Порядочно, соответственно своему званию, они вели себя как истые преступники, признав себя вполне виновными, и все красноречивые слова прокурора не произвели никакого впечатления на их односторонние умы и фанатические характеры. <...>
Как и следовало ожидать, все преступники были приговорены к смертной казни чрез повешение. Судебные заседания были гласны, и речи как судебного следователя, так и подсудимых преданы гласности. Я помню очень хорошо, как читалась нарасхват оправдательная речь Желябова, но при всем том ни у кого в народе не заговаривало чувство малейшего сожаления к преступникам. Ужас совершенного был так велик, что и тайные приверженцы искренно отреклись от лжеучения – и таким образом взрыв Александра II удобрил лишь почву для дальнейшей консервативной политики. Дело цареубийц было делом реакции...
День казни назначен. Это 3 апреля. Еще накануне все знали, что казнь совершена будет всенародно в 9 часов следующего утра. Улицы от суда до Семеновской площади переполняются народом уже с самого раннего утра. На поворотах улиц устанавливаются войска.
На Семеновской площади, месте казни, народ расположился тысячами. Посередине площади черная виселица. На выстроенном деревянном возвышении в приблизительно 5 футов вышиною и шириною в 20 футов в квадрате стояли брусья, связанные поперек брусом. На поперечном брусе было прикреплено 6 железных колец. Сзади брусьев три столба с железными цепями. Ими имелось в виду приковать преступников, в случае если бы они вздумали оказывать противодействие во время чтения судебного приговора. Тут же находилась лестница, по которой палачи взбирались для укрепления веревок на кольцах. Пять черных гробов стояло здесь – и в каждом из них немного щепок для головы будущего владельца гроба. Неподалеку от возвышения небольшое пространство уложено досками. На нем установились офицеры и сановники, тут же было отведено место для представителей иностранной прессы.
Одним словом, все было так обставлено, что место казни производило самое ужасное впечатление, а народ спокойно стоял, созерцая и ожидая с нетерпением момента казни.
У подножия виселицы уже выстроились четыре помощника палача Фролова. Все бывшие тюремно-заключенные и одетые в платье арестантов со штемпелем тюрьмы на спинах.
8 часов утра. Закрытый экипаж въезжает на площадь. На козлах сидит жандарм, из экипажа выскакивает казак, за ним следует палач Фролов, одетый в черный костюм русского крестьянина.
Палачи обыкновенно бывшие убийцы, – они с жестокостью и хладнокровием животного исполняют свой долг, но никогда еще на долю палача не выпала более симпатичная, более приветствуемая народом казнь, чем настоящая. Фролов однако в своей «работе» до того уже успел огрубеть, что он и сегодняшнюю службу исполняет также равнодушно и как-то насмехаясь над любопытством народной массы.
Его сопровождает помощник, с мешком, в коем находятся веревки. Фролов ступает на лестницу, петли готовы, и он затягивает их в кольцах.
Три четверти девятого. Народ расступается. Казаки скачут, возвещая, что присужденные цареубийцы подъезжают.
Цареубийц разбудили в 6 часов утра и известили их о том, что их сегодня ожидает. Они спокойно выслушивают сказанное и просят чаю. После чаю входит священник и предлагает им причаститься. Желябов и Перовская отказываются. Это настоящие фанатики.
В 8 часов их посадили в повозки, запряженные клячами. Эти повозки выкрашены в черный цвет. В одной повозке Желябов и Рысаков, в другой Кибальчич, Перовская, Михайлов (Инесса Гельфманн беременна, и ее казнь отложена. Впоследствии она была помилована). На них черные платья тюремно-заключенных; ноги у них скованы, руки связаны на спине; у всякого на груди дощечка с надписью «Цареубийца».
Во время езды по городу мимо толпы, народ только изредка плюет в сторону цареубийц, в общем он безучастен. Сострадания никто не показывает, до того казалась народу справедливой казнь.
Повозки у возвышения на Семеновской площади, преступников отвязывают. Нервно возбужденный Желябов начинает говорить: «Несчастный народ, слушай...» Но барабан немедленно заглушает его слова.
Подсудимых подводят к виселице. Войска, выстроившиеся до сего вокруг возвышения, подымают на караул, – и начинается чтение приговора суда.
Молча цареубийцы выслушивают оный. Чтение кончилось. Священнослужители подходят к преступникам и подносят им распятие. Старший священнослужитель благословляет их к новой жизни, священники уходят, прокурор передает заговорщиков палачу, стоявшему уже в красной рубахе. Они целуют друг друга, пред смертью. Озлобленные, они приготовляются к отходу в тот свет. Ни слова прощения, ни слово «прости» не сходит с их уст. Со смертью тела для них умирает и их дух, и другой – загробной – жизни для них не существует. <...>
Начинается казнь. Вся процедура продолжается четверть часа. Кибальчич первый. Секунда – и он безжизненно висит на петле в воздухе. Михайлова петля не выдержала, и она два раза обрывается. Дрожь проходит по телу присутствующих, но начальник генерал Дризен делает выговор палачу... Михайлов висит крепко.
Наконец все повешены. Полчаса висят их тела в воздухе и возвещают о том, что на земле называют правосудием. Ужасная картина – эти висячие тела, гонимые ветром туда и сюда!..
По веревке их спускают затем в гробы. Врач констатирует смерть. Гробы увозят на подготовленных для сего повозках.
