кошке, что носят барышни в корзинках.
Покинув поезд, мы наняли машину, которая, звеня и подпрыгивая, понеслась по дурной дороге.
Казалось, наша компания покидает прекрасный мир современной цивилизации и погружается прямо в Средневековье. Освещённая скудным солнцем железнодорожная станция осталась позади, и теперь перед нами была серая и угрюмая местность. Клочья тумана летели через дорогу, лес сменился однообразными болотами. Там что-то ухало, раздавались вой и крики. Наконец показался замок, и вид его радости мне не прибавил. На высокой башне был установлен прожектор, но он мне казался глазом какого-то ужасного существа, что поминутно обшаривает своим взглядом окрестности.
Холмс был невозмутим и по приезде сразу завалился спать.
Наследник уныло бродил по замку и даже не удосужился поглядеть на мёртвого дядюшку, который пока хранился в погребе.
За завтраком мы сошлись за длинным дубовым столом. Наследник пожаловался на жизнь, в которой претерпел множество лишений. Семья его держала в чёрном теле, и у него не было даже собаки. Вдруг он разрыдался и покинул нас.
Через некоторое время зазвонил колокольчик, и появилась жена дворецкого. Она прислуживала нам за завтраком. Сам дворецкий то и дело пробегал через залу с озабоченным видом, бросая на нас таинственные взоры. Он мне сразу не понравился. Мой жизненный опыт говорил, что все дворецкие ― убийцы. И всё время думаешь, что ты их где-то видел.
Холмс задумчиво курил, не притрагиваясь к еде.
Зато доктор Мортимер повеселел и ел за троих.
Мы разошлись по комнатам, и я заснул, как только моя голова прикоснулась к подушке.
Следующий день показался мне таким же тоскливым, как и пейзаж за окном. Мы напились с наследником и развлекались стрельбой по воронам. Потом Холмс взял нас на прогулку, он хотел осмотреть место смерти прежнего владельца замка.
Оказалось, что это поле рядом с болотом. На краю поля располагался пожарный пруд, а рядом стоял гигантский ангар, в котором сэр Свантессон строил свой самолёт (по рассказам доктора Мортимера выходило, что несчастный был помешан на полётах). Никаких признаков насильственной смерти на трупе не было обнаружено ― он явно пал жертвой несчастного случая.
Винт одного из моторов сорвался и пробуравил его тело. Холмс не стал рассказывать ему, что уже получил по почте полицейский снимок этой трагедии. На нём несчастный Свантессон выглядел даже комично ― со своим пропеллером в спине. Но информированность не всегда нужно демонстрировать, и я мысленно аплодировал другу…
Дворецкий показал нам всё с ужимками завзятого чичероне.
Самолёт был недостроен, хоть воздушный винт и вернули на место. Холмс поднял голову и увидел на кабине неровные буквы. Мы поняли, что даже надпись на фюзеляже была недописана. Дворецкий, смутившись, пояснил, что старый лорд хотел назвать его в честь покойной жены Рейчел.
Весь оставшийся день Холмс бегал по усадьбе как ищейка.
Мы снова напились с наследником, и теперь меня уже не пугало уханье и стоны на болотах.
Тем более, доктор Мортимер объяснил нам, что это обычное явление, когда на поверхность вырываются пузыри скрытого внутри газа.
Добрый доктор прочитал нам описание довольно бессмысленного обряда посвящения, и наследник послушно повторял за ним слова. Затем на юношу надели коническую шапочку, и он поклялся в случае опасности для человечества установить внутри пирамиды то, что ему принесут другие посвящённые.
Все с облегчением вздохнули и разошлись.
― Не нравится мне этот доктор Мортимер, ― задумчиво произнёс Холмс, когда мы остались наедине.
― Почему же? ― Не знаю, ― ответил Холмс. ― Пока не знаю. У него странная фамилия, что-то в ней отдаёт смертью. Вообще у меня сложные отношения со всеми, кто на «М».
― Ну, мне тоже кажется, что я его где-то видел, но это не повод. Знаете, Холмс, я ведь служил в Афганистане с прекрасным человеком, Себастьяном Морраном, он как-то вынес меня с поля боя. И тогда никакая буква «М» мне не мешала, а потом я стукнул его по голове рукояткой револьвера, его судили, чуть не повесили, и только тогда ваши опасения насчёт буквы оправдались. Но кто настоящий Морран? Когда он был им: когда спас меня или когда… ― язык у меня немного заплетался.
При этом я разглядывал фотографии на стене, что давно победили в цене живопись.
С появлением простых фотографических аппаратов я тоже пристрастился к этому занятию, как ни мешали мне мои дрожащие руки старика. Я заметил:
― Люблю фотографировать детей. У жены есть дочь от первого брака, она чудесно вышла на снимке, когда в саду, на качелях…
― Знаете, Ватсон, я бы рекомендовал вам поостеречься.
― Чего?
― Того.
― Да как вы могли подумать?
― Я всегда думаю, но, увы, другие люди чаще всего говорят, не подумав.
Я обиженно замолчал, а Холмс уставился на стену с фотографиями.
Это были снимки француза Фавра. Старый Свантессон на них был изображён в корзине воздушного шара, затем на крыле старинного самолёта, потом в кабине самолёта поновее, и вот он уже стоял на траве, подбирая стропы парашюта.
На одной из фотографий я узнал дворецкого, что потешно запутался в верёвках аэростата, на другой ― доктора Мортимера, оказывающего дворецкому первую помощь.
Самая большая запечатлела огромный четырёхмоторный бомбардировщик в ангаре ― крылатый вестник смерти, который стал причиной смерти своего творца.
«Наследник вряд ли будет достраивать самолёт, ― подумал я. ― Он вообще странный и что-то слишком часто по пьяни лезет ко мне целоваться. Впрочем, в Австралии, верно, принята такая фамильярность».
Вдруг мой друг стремительно подошёл к фотографии, висевшей на стене, и быстрым движением закрыл все лица, кроме одного.
Я выдохнул:
― Вот так и поверишь в переселение душ.
― Да, недаром он был на букву «М», ― это Мориарти.
― Но Мориарти мёртв.
― Это сын Мориарти, Ватсон. И теперь нам предстоит понять, с какой целью нас сюда завлекли. Впрочем, и так понятно. Нам, вернее ― мне, хотят отомстить… Это месть, и наверняка слово «Rache» написано не краской, а кровью. Я, кажется, это уже вам говорил, но не помню, когда. В возрасте есть свои преимущества ― вы тоже этого не помните, и я могу повторять остроты дважды.
― Всё в мире повторяется дважды, ― примирительно сказал я.
― Хорошая мысль. Вполне литературная. Кстати, вы заметили, что мы с вами похожи на двух героев Сервантеса?
― Я вовсе не так толст, Холмс.
― Это неважно. Я имею в виду, что все герои ходят парами ― дон Кихот и Санчо
