куда он денется! Пусть пробует!
Я не видел происходящего, замельтешившие вокруг люди мешали, но слышал, откуда голоса, и бежал туда. И следом за мной неслась, чуть отставая, метров на двадцать, вся таверна. Вчера была драка благородных с купцами-северянами, сегодня опять что-то интересное — да тут не новый город, а Гайд-Парк, прям! Что бы предложить для аналогии? Ну, в приевшейся скукоте это как концерт Киркорова посреди деревни Гадюкино Устьжопинского района, два дня подряд.
Наконец, вырвались на оперативный простор. Волонтёры и стража выгнали менестреля на пятачок левее термы, где берег был не покоцан. На берегу лежало множество куч с брёвнами, землёй, гравием и прочими стройматериалами, но бедолага не мог меж ними спрятаться — окружавших было сильно больше и они перекрывали все пути к отступлению. Выгнали на берег, где цепочка преследователей и остановилась в ожидании. Не ломая людям кайф, тут как раз на сцене появился и я.
— Граф! Что я сделал? За что? — Сильвестр сразу узрел меня в дымке уже зашедшего, но всё ещё освещающего землю солнца (тут высокая рефракция, кажется это так называется). Рожа его была залита слезами, сам трясся от напряжения и страха. Я решил ещё попугать, активировал в руках огненный шар и начал перебрасывать его из руки в руку, как делал когда-то в Аквилее, пугая Ансельмо. — Я же не сделал ничего! И девчонку эту… Я же отдал! И пошлину заплатил! Хотя она моя же, мы же договарива… Ой!
Бросок огнешара. Я, конечно, его потушил, не дав долететь до тушки этого обормота, да и сам пробой энергии не то же, что поток раскалённого газа от факела, конфорки или костра. От быстрого контакта с чистым источником обжечься сложно. Но он всего этого не знал и бросился в воду, где встал, по колено, расставил руки и ждал своей участи. Ибо плавать, как понимаю, не умеет.
— Ну сеньор Рикардо же! Ну что я сделал-то?!
Так, всё, успокоиться. Успокоился, Пуэбло, сукин сын! — прикрикнул я на себя. Ибо хватит агрессии. Весело, да, но это МОЙ человек. Он оступился, не понял политику партии, но, блин, а я до него эту политику доносил? Он поступил ровно так, как поступил бы на его месте любой другой представитель местных, имеющих сформированный с рождения менталитет этого мира. Не лучше, не хуже. Барином себя почувствовал? А не будь моего воспитания ТАМ, как бы себя я на его месте вёл?
— Сильвестр! — громко, чтобы все слышали, произнёс я, ибо раз массовка собрана — надо на неё играть. Пипл не простит, если шоу закончится тихим шушуканием главных героев. Тем более я не собирался ничего ни от кого скрывать и секретничать. — Сильвестр, подонок! Скажи, я дал тебе денег на выкуп талантливой молодёжи, которую можно обучить музыке?
Робкий кивок.
— Так, сеньор же граф, я этого и не скрываю! И Тори отдал… Потому, что…
— Заткнись! — одёрнул его, ибо если выяснится, что он и Викторию имел, как более старших сеньорин своей труппы… Убью гада! Просто так убью! — Сильвестр, что я сказал тебе на эти деньги делать? Припомни, пожалуйста, дословно?
— Я должен был найти таланты! По городам и сёлам! — всхлипнув, начал держать отчёт музыкант, оглядывая не только меня, но и всю стоящую в двадцати шагах сзади массовку. — Должен был обучить всему, что знаю. Сколотить труппу и выступать с нею. А когда артисты наберутся опыта, отправлять их в свободное плавание. Чтобы они работали, выступали, дарили людям музыку и поминали добрым словом и меня, и вас, сеньор граф.
От такого откровения народ сзади впал в ступор, что-то заобсуждал, и моя личность для многих заиграла новыми красками. Меценат — это друг императора Октавиана Августа, меценатство процветало в Риме, а тут уже давным-давно народ забыл, что это. Может Таррагона может себе позволить содержать артистов и музыкантов на благотворительные деньги, но, наверное, только она.
— А что сделал ты? — Я снова на публику заиграл огненными шарами. Сзади послышался удивлённый и одновременно довольный гул при виде них — для местных это сильное проявление одарённости, на грани фантастики.
— Я их нашёл. Пока четверых. Обучаю, — продолжал оправдываться Сильвестр, размазывая по щекам слёзы. — Одного там же, в Санта-Фе. Конюх из таверны. У него слух хороший. Остальных потом, как на юг двигался, по деревням… И… Всё, как вы сказали! Ну сеньор граф же! Кончита на дудках играет. Брод на колёсной лире, но учится и более сложным инструментам. Вивиана струнные осваивает. Гитара, скрипка, большая скрипка.
«Последняя — это типа виолончели что-то», — отметил я про себя.
— Ну, а Тори пока ударные, и гитаре учу… Учил. Всё как договорено! — вскинул мордаху он.
— Мудак ты грёбанный, Сильвестр. — Снова запустил в него шаром, но сразу целил мимо. Но визгу было! Испуганный музыкант залез в воду по пояс, и затрясся. Я же спокойно продолжал:
— Скажи пожалуйста, какой мой указ обсуждает всё королевство? Какой указ я принял, как только взял бразды правления графством в свои руки?
Пауза. Непонимание на лице. Потише гудеть стала и массовка, видимо, тоже задалась этим вопросом.
— Многие говорят, что он вреден, и подаёт дурной пример, — подсказал я. — Кто-то, наверное, единицы, считает, что он в корне правильный. Прогресс должен быть, ничто не стоит на месте. А большинство признают, что он хорош, но только как средство защиты от орков. Ну же, давай! Фантазируй! — Снова огненный шар, в метре правее. Сильвестр окунулся по плечи, взвыл, но снова вынырнул, продолжая стоять на том же месте. Точно, не научили плавать.
— М-может быть… Отпустили своих крестьян? Сервов?
Не сам догадался, подсказали. Негромкие, но слышимые выкрики из толпы. Вопросительные — типа, граф, этот указ или ошибаемся?
— Правильно! — подтвердил я. — Первым делом я освободил рабов! А знаешь, почему я это сделал, Сильвестр?
В пол-оборота повернулся к толпе. Так, а сзади и светлость, и легат, и Йорик, и партнёры по бизнесу, и вообще все-все-все, кто только есть в посёлке. И ещё несколько сотен слушающих. Замечательно! Вновь обернулся к музыканту.
— Потому, морда твоя, что запоминай! Как аксиому! Ночью разбуди — чтобы смог ответить. Раб! Работает! Плохо! Запомнил? Ещё раз повтори! Раб! Работает! Плохо! Не стремится работать! И первым делом, если может, или делает ноги, или портит тебе средства производства. А просто потому, что ему это не нужно, не интересно. Понятно? И крестьяне, работающие на себя, принесут мне гораздо больше пользы, чем если их же работать заставлять!
— Нет, тут, наверное, мне многие возразят, — снова встал
