В конце концов совершенно очевидно, что всякий историк, оглядываясь назад и зная заранее о дальнейшем развитии событий, рискует сделать ошибочный вывод. Правда о событиях 1944—1945 годов скрыта под толстым слоем всевозможных версий и истолкований, авторы которых не всегда стремились выяснить истину, особенно во время холодной войны. Лидерам стран-союзниц стали приписывать и даже вменять в вину иллюзии, ошибки, безрассудства...
Тем не менее нельзя забывать о том, что союзники объединились и сражались бок о бок во имя одной цели — победы над Гитлером. Если бы Германия одержала верх, разбирать их ошибки было бы уже поздно. Более того, если бы Великобритания и Соединенные Штаты, разрабатывая свою антигитлеровскую стратегию, преследовали лишь одну цель — помешать Советскому Союзу и коммунизму завоевать авторитет в мире, они бы не справились с рейхом и, как следствие, не одержали бы победу. Выбор, стоявший перед Черчиллем, равно как и перед Рузвельтом, был очевиден: любой ценой сохранить Великий альянс, единый, могучий, способный победить или все потерять в погоне за политическими выгодами, которыми им в случае победы Гитлера и воспользоваться-то не пришлось бы. Словом, первым и единственным безусловным требованием времени была победа — любой ценой.
Падение
В начале мая 1945 года мир праздновал долгожданную победу. Уже несколько недель подряд войска союзников маршировали по Германии. 4 мая маршал Монтгомери в своей штаб-квартире, размещенной посреди песчаных равнин Люнебурга, принял капитуляцию северо-западной немецкой армии. Уже 7 мая Уайтхолл заполонили толпы ликующих людей. Черчилль, оглушенный приветственными криками и рукоплесканиями, с трудом пробился сквозь людское море к зданию парламента. Народное ликование навеяло на него воспоминания о том, как 11 ноября 1918 года он появился на балконе Букингемского дворца в сопровождении самого короля и всей королевской семьи. Целых три дня освещенный праздничной иллюминацией Лондон пребывал в эйфории — изнуренные войной жители больше пяти лет ждали этого великого момента. В те дни вся Европа ликовала и радовалась победе. Однако война еще не была закончена, хотя кампания против Японии никогда не вызывала такого энтузиазма, как борьба с гитлеровской Германией. Несколько дней спустя во время большого приема на Даунинг стрит Черчилль со слезами на глазах поблагодарил всех присутствовавших, работавших вместе с ним на протяжении всей войны, приближая победу. «На ваших касках засияют лучи славы», — пообещал им премьер-министр[364].
Не успели стихнуть торжества по случаю победы, а Черчилль уже решил положить конец военной коалиции. Несколько раз посоветовавшись с лидерами лейбористской партии, 23 мая он подал в отставку, чтобы создать правительство переходного периода. Новый кабинет министров, в который вошли в основном консерваторы, должен был управлять страной до выборов в законодательное собрание, не проводившихся уже два года. Это правительство, просуществовавшее два месяца, окрестили «правительством-сиделкой» (Caretaker Government).
Цель Черчилля была проста: он пришел к власти в 1940 году без поддержки парламентского большинства и депутатского мандата и поэтому теперь хотел, чтобы его право занимать высокий пост премьер-министра было подтверждено законной процедурой народного голосования. Тогда он возглавил бы правительство на демократических основах и в качестве лидера партии консерваторов, самой большой фракции парламента на тот момент, — таким образом, все традиции были бы соблюдены. В конце концов на протяжении пяти тяжелейших лет Черчилль руководил страной с удивительной для его лет активностью, а потому у него были все шансы сохранить за собой статус Лидера нации, Лидера вдохновенного, с большой буквы «Л», невосприимчивого к мелочности и ограниченности большой политики. Кроме того, Черчилль считал себя не только одним из трех гигантов антигитлеровской коалиции, он был уверен в том, что его опыт и умение сослужили бы хорошую службу новому президенту Соединенных Штатов Трумэну, совершенно незнакомому с кухней международных отношений. Одним словом, вместо того чтобы отойти от дел, Черчилль, не принимая в расчет ни своего возраста, ни своего здоровья, решил сражаться и одержать победу на выборах. Жажда власти пылала в нем с той же силой, что и полвека назад.
Помеха политического свойства, возникшая на его пути, состояла в том, что, придавая такое значение симпатии избирателей, Черчилль не уделил должного внимания разработке своей программы. В результате названия предвыборных манифестов двух крупнейших партий Британии представляли собой разительный контраст, говоривший, увы, не в пользу консерваторов. Они озаглавили свой манифест самым банальным образом: «Декларация м-ра Черчилля о политике для избирателей». Лейбористы же сделали акцент на будущем, которое предстояло строить совместными усилиями: «Посмотрим в лицо будущему без страха!» Пришло время реформ, победа поселила в сердцах граждан надежду на справедливое и гармоничное будущее. Пора было покончить с безработицей и трущобами — вот что ни у кого не вызывало сомнений. У многих слово «реконструкция» ассоциировалось с планированием. После войны все больше британцев высказывали пожелание, чтобы государственное регулирование экономики, эта уступка обстоятельствам, обернулось настоящим планированием в целях создания разумного, основанного на консенсусе общества.
Помимо этого, агитация лейбористов строилась на оптимистическом обыгрывании старых требований: «Хлеб, работа, жилье». В то же время партия лейбористов не побоялась напомнить о военных неудачах, признать свою вину и попытаться ее загладить, охарактеризовав свою программу как «реальное выражение сути событий в Дюнкерке и противостояния Блицкригу» и сделав акцент на политике постепенных реформ. Лейбористы утверждали, что только плавные, постепенные реформы способны дать хорошие результаты. Ключевыми словами их многообещающей программы, составленной вполне в духе времени, были «прогресс», «социальная справедливость», «мир», «согласие народов», они нашли живой отклик в сердцах людей, окрыленных победой и ждавших от будущего только хорошего.
Консерваторы же, напротив, никак не могли избавиться от межвоенных пережитков, точнее, от пережитков тридцатых годов, когда в правительстве безраздельно властвовали тори. Однако то время оставило горький осадок в сердцах граждан, недаром его окрестили «дьявольским десятилетием», десятилетием, на протяжении которого Англия была «страной снобизма и привилегий, управляемой стариками и идиотами», как сказал Джордж Оруэлл. Конечно, Оруэлл чересчур сгустил краски, и сегодня его высказывание сочли бы «мрачной гиперболой», однако в 1945 году большинство британцев было с ним согласно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
