Джон выключил телевизор, и темнота окутала комнату. Ни один из них не пошевелился.
– Джон?
– М-м-м?
– Я хочу, чтобы ты знал, что нас с Рэнди не тянет друг к другу физически. – Она подумала, что ее можно не так понять. – Я хочу сказать, что мной руководило не это и…
– Замолчи, Клэр.
Она поежилась. Она говорила не так, как нужно.
– Я просто хочу, чтобы ты наверняка знал, что моя привязанность к Рэнди не имеет ничего общего с сексом. Это тяга совершенно иного рода.
Джон подъехал к двери и нажал на выключатель на стене.
– Увидимся в понедельник? – спросил он. На его щеках и шее были красные пятна, и она поняла, что он хочет отделаться как можно скорее от нее и от ее импульсивной, бессвязной болтовни.
Она заморгала от неожиданного яркого освещения комнаты. Ей бы хотелось, чтобы она могла поговорить с ним подольше. Она хотела рассказать ему, что старается научиться справляться со всем сама. Она сказала бы, что это дается нелегко. Что ей бывает страшно.
Но вместо этого она встала со вздохом и наклонилась, чтобы слегка коснуться губами его виска.
– Да, до понедельника, – сказала она. – До свиданья.
49
Вашингтон
Ванесса и Брайан взяли напрокат водный велосипед в Тайдал-Безин в воскресенье утром, и, когда они отчалили от берега, Ванесса почувствовала долгожданную изоляцию от остального мира. Вишневые деревья, окружающие озеро, роняли лепестки своих цветов, и они покрыли воду выцветшим бледно-розовым одеялом. Небо было безоблачное, ярко-синего цвета. Прямо перед ними возвышался силуэт величественного памятника Томасу Джефферсону.
Прошлым вечером они перебрались из «Омни» в меньший, менее известный отель, сняв номер на имя Брайана. Они надеялись, что ищейки потеряли их след, и они позвонили своим начальникам, чтобы дать им знать, что возьмут еще несколько дней отпуска. Город был красивый, повсюду были признаки весны, и они решили сбежать от мучителей Ванессы, не уезжая из самого Вашингтона.
На середине пруда Ванесса перестала нажимать на педали. Она скинула свой легкий жакет и подставила лицо солнцу. Брайан взял с нее пример, сняв свой пиджак, а потом, обняв ее рукой, пустил велосипед плыть свободно по воде.
Впервые в жизни Ванесса узнала, какими пугающе быстрыми и безжалостными могут быть репортеры. Они откопали достаточно информации о ее подростковых годах, чтобы разжечь сомнения относительно доверия ее словам. Но они были не единственными ее мучителями.
Терри Руз выследила ее вчера вечером. Ванессе уже звонили некоторые другие участники цепочки. Большинство из них выражало изумленное, но сдержанное сочувствие. Однако Терри была в полной ярости.
– Ты поставила собственные интересы выше более важных дел, – сказала она. Ванесса просто повесила трубку.
Друг Дженкс, главный администратор детской больницы «Ласистер», позвонил ей, чтобы высказать, что ей прежде нужно было тщательно обдумать возможные последствия ее показаний на слушанье не только для нее самой, но и для «Ласистера». Но последней каплей, заставившей их сменить отель, стал звонок репортера, который сказал, что он узнал, что двадцать лет назад она бросила своего ребенка и он выведет ее на чистую воду.
– Пожалуйста, не нужно, – все, что смогла сказать Ванесса до того, как разрыдалась. Она была утомлена. Устала от телефонных звонков. Устала от вопросов.
Единственным звонком, в котором чувствовалась сердечность, был от Дарси, которая плакала в трубку, и бранила Ванессу за то, что та ничего ей не рассказала. Брайан предположил, что, если бы она ответила на все звонки Клэр, она могла бы найти поддержку также и там, кроме всего прочего. Он, вероятно, был прав, но у нее не было сил разговаривать с сестрой прямо сейчас.
– Я позвоню ей, когда мы вернемся в Сиэтл, – пообещала она. И действительно, позвонит. Ее злость на Клэр прошла, ей стало понятно, что она была направлена не на того человека. Ее сменила растущая симпатия. Клэр сражалась со своими воспоминаниями. Ванесса видела слишком много женщин в разгаре этого сражения, чтобы смогла отмахнуться от страданий сестры. Но сейчас ей нужно было отстраниться от всего.
Водный велосипед качался слегка на воде, и солнце согревало ее лицо, и, несмотря на потрясения последних дней, Ванесса чувствовала себя в мире и ладу с собой, как никогда за последнее время. Она сделала то, что должна была сделать. Если ей поверили, хорошо. Если нет, какое это имеет значение? Уже то было ясно, что Зэд Паттерсон перепугался. Он собирался включить помощь подросткам в свой законопроект просто для того, чтобы она от него отвязалась.
– Давай не будем больше сходить на берег, – сказал Брайан.
Она покачала головой, не отрываясь от его плеча.
– Никогда больше?
– Ну, может быть, только для того, чтобы поесть. И все.
– А может быть, чтобы посетить врача, – предложила Ванесса.
– Врача?
У меня задержка на полторы недели. Рука Брайана крепче сжала ее плечи.
– Стресс?
– Может быть. Я немного подверглась стрессу.
Они замолкли на мгновенье. Она могла чувствовать, как Брайан переваривает новость, и она улыбнулась про себя.
– У тебя раньше когда-нибудь была задержка на полторы недели?
– Никогда.
– Ван. – Его голос был хриплым, и она обхватила его руками и прижала к себе, пока их велосипед легко скользил по воде под безоблачным небом.
50
Парк аттракционов Винчестер-виллидж,
штат Пенсильвания
Винчестер-виллидж была пустынна. Клэр и Рэнди шли между скелетом американских гор и огромными, простирающимися до неба лапами, которые летом держали машины, набитые визжащими подростками. Парк аттракционов не должен был открываться до конца мая, и он вызывал чувство, как будто вы были в городе-призраке, безжизненном и забытом. Трудно представить его ожившим.
У нее не возникло никаких препятствий для получения разрешения посетить парк в мертвый сезон. Она позвонила в отдел связей с общественностью парка и поговорила с человеком по имени Скотт Меррик, сказав ему, что она – внучка Винцента Сипаро и что она не видела его карусель с детства, не будет ли возможности посмотреть на нее сейчас. Меррик сказал, что ее примут с распростертыми объятиями в любой день, и вообще он сам большой любитель карусели, и они поболтали по телефону несколько минут о лошадках Сипаро эры ее прадеда. Меррик сказал, что он ездил на них верхом, когда был ребенком. Он едва бы мог отличить лошадок, вырезанных ее дедом от тех, которые вырезал ее прадед, за исключением подписи и растительного узора, который украшал упряжь Джозефа Сипаро. Этот человек действительно разбирался в раскрашенных лошадках.
