не найдёте кого-то менее раздражающего, кто бы справился с вашими вспышками гнева. А теперь, если вы закончили вести себя как гигантский карапуз, ваша мать здесь, сэр.
Позади неё в дверном проёме стояла моя мать, которая выглядела так, словно отчаянно хотела сбежать. Дерьмо.
Кайла Роллинс, по всеобщему мнению, была красивой женщиной. Она была высокой и изящной. Всё в ней казалось неземным и хрупким. Её густые тёмные волосы были гладко зачёсаны назад. В ушах красовались простые золотые серьги-колечки. На ней было платье цвета слоновой кости и пальто верблюжьего цвета до колен. Её лицо выглядело моложе и свежее, и я предположил, что она снова посетила доктора Рейнольдса. Я должен был бы заметить, если бы в последнее время уделял внимание её банковским счетам.
После моего отца она больше не выходила замуж. И, за исключением недолгой работы в продуктовом магазине Гровера летом после его ареста, она никогда не оставалась на работе. В колледже я проявлял «творческий подход», обеспечивая себя и свою мать легальной и не совсем легальной работой, продавая ответы на тесты и поддельные удостоверения личности.
— Я могу прийти в другой раз, — сказала моя мать, и её тёмные глаза метнулись к выходу.
Я встал и прошёл от стола к двери, чтобы обуздать своё мудачество.
— Иди домой, Петула. После того, как проинструктируешь охрану, — сказал я, кивая в сторону матери. Мне не хотелось, чтобы Энтони Хьюго нацелился и на неё.
— С удовольствием, — рявкнула она.
— Что я могу для тебя сделать, мама? — спросил я более мягко.
— Это на самом деле не так важно, — сказала она своим туфлям на танкетке от Джимми Чу, отступая к двери.
— Всё в порядке, — настаивал я как можно мягче. — Что тебе нужно?
Я был внешне похож на него. Я предполагал, что именно это напоминание о старых призраках всегда заставляло её вести себя так неуверенно по отношению ко мне.
— Ну, я только что вернулась со встречи с координатором мероприятий в отеле. Возникла проблема с поиском некоторых блюд из меню, а бюджет… больше не соответствует, — быстро закончила она, словно срывая какой-то невидимый лейкопластырь.
Я призвал последние остатки своего терпения.
— Ничего страшного. Я выделю больше средств, если ты считаешь, что изменения необходимы.
— Я думаю, это хорошая идея?
Большинство её утверждений звучали как вопросы, как будто она просила кого-то другого постоянно говорить ей, что она думает и чего хочет.
— Я не возражаю.
Она прочистила горло.
— Ну, как у тебя дела?
— Хорошо, — сказал я грубовато. — Я решил продать дом в Нокемауте.
— О. Это… здорово.
Мы никогда не обсуждали то, что произошло в том доме. Мы никогда не упоминали его имени. Мы даже не обсуждали тот факт, что он умер. Мы оба были довольны тем, что замели это под коврик, а затем избежали появления гигантского бугра посередине.
— Как ты? — спросил я.
— О, прекрасно, — она заколебалась, затем снова опустила взгляд. — На самом деле, я кое с кем встречаюсь.
— Правда? — это я тоже пропустил. Я винил Слоан в том, что она отвлекала меня от присмотра за моей матерью. Ещё один пункт в длинном списке того, за что я её винил. Мой гнев снова хлынул, как лава из вулкана. Злость и глупое желание, которое было похоже на удар ножом в живот.
— Ничего серьёзного, — быстро сказала она. — Мы только познакомились.
— Я рад за тебя, мам, — я говорил искренне. Не было причин, по которым мы оба должны были расплачиваться за действия моего отца.
— Что ж, я позволю тебе вернуться к работе, — сказала она, махнув своей тонкой рукой в сторону моего стола.
— Мы скоро поужинаем, — решил я.
— Я бы с удовольствием, — отозвалась она.
— Охрана проводит тебя домой.
Её глаза расширились.
— Что-то случилось?
— Вовсе нет, — солгал я.
— О, хорошо. Что ж, прощай, Люсьен.
— Пока, мам.
Нам удалось встретиться в середине, чтобы неловко обняться, а потом она ушла.
У меня в кармане завибрировал телефон.
Нэш: Привет, придурок. Ты что, серьёзно уволил мою женщину?
Господи.
* * *
— Что с тобой не так? — потребовал я ответа.
Мой друг Эмри сидел, ссутулившись в своём кресле, и тёр глаза тыльными сторонами ладоней.
— С Сашей всё в порядке? С семьёй?
Я приехал сюда, чтобы Эмри мог сказать мне, что я был прав, и чтобы я наконец-то смог забыть все мысли о Слоан.
— Симфония была великолепной. Саша замечательная. И с семьей всё замечательно. Ты, мой вызывающий мигрень друг — вот что со мной не так, — сказал он, поднимая очки и рьяно протирая линзы.
— Я не думаю, что психолог должен так разговаривать со своими пациентами. Особенно с теми, чьи гонорары помогли купить тот пляжный домик, который тебе так нравится, — напомнил я ему.
— Ты можешь привести лошадь к воде, но некоторые животные такие упрямые, что придётся наполовину утопить их, прежде чем они начнут пить.
— Эта метафора звучит иначе. Кто тут лошадь, я или ты?
— Ты мужчина, чья личность настолько тесно связана с тем, как он воспринимает своего отца, что ты сам подрываешь свои шансы на счастье. Он не заслуживал счастья, так что, по умолчанию, ты тоже его не заслуживаешь.
— У меня нет времени на счастье.
«И способности к нему тоже нет», — добавил я про себя.
— Люсьен, ты любишь её, — просто сказал Эмри.
— Не говори глупостей, — усмехнулся я, хотя внутри у меня всё сжалось.
— Ты любишь эту девушку-ставшую-женщиной, которая встала между тобой и твоим обидчиком. Которая боролась с несправедливостью, с которой ты столкнулся из-за этого. И всё же ты продолжаешь отталкивать её, притворяясь, что ты какой-то бесчувственный искусственный интеллект, занятый искоренением тех, кто в этом мире злоупотребляет властью, а она просто ещё один враг, хотя на самом деле ты чувствуешь себя недостойным её. Но ты никогда не почувствуешь себя достойным, пока не перестанешь отталкивать любовь. Как только ты получаешь что-то хорошее в своей жизни, ты делаешь всё возможное, чтобы избавиться от этого. Таким образом, ты продолжаешь этот крайне раздражающий цикл саморазрушения.
Какое-то время я просто сидел.
— Как долго ты это скрывал?
Эмри резко встал и обошёл свой стол. Он рывком открыл нижний ящик и достал бутылку скотча.
— Слишком долго, — он наполнил два бокала и протянул один мне, прежде чем плюхнуться обратно в кресло.
— Это не имеет никакого отношения к тому, чувствую ли я себя достойным.
Он выдавил улыбку, затем покачал головой.
— Самое неприятное, что ты это знаешь. И всё же продолжаешь принимать те же решения. Что
