— Не похоже на простое совпадение, — продолжил судья. — Теперь о тех небольших подарках, которые я вручил вам сегодня.
— Вот мой, — откликнулся Коббет, доставая из кармана рубашки завернутый в фольгу «орешек».
— А свой, — сказала Лорел, прижав руку к груди, — я положила в маленький медальон на цепочке.
— Пусть он там и остается, — предупредил ее Персивант, — ни за что не снимайте цепочку. Ли, пусть твой подарок тоже всегда будет с тобой. Это дольки чеснока, вы знаете, зачем они нужны. И вы, наверное, уже догадались, почему я добавил так много чеснока в спагетти сегодня за ужином.
— Вы думаете, что где-то здесь прячется вампир, — предположила Лорел.
— Довольно необычный вампир. — Судья набрал в грудь побольше воздуха. — Честель. Честель Рэй.
— Я тоже так думаю, — ровным голосом проговорил Коббет.
Лорел кивнула. Ли посмотрел на наручные часы.
— Полвторого ночи, — объявил он. — Наверное, нам пора расходиться, если мы хотим хоть немного поспать.
Пожелав судье спокойной ночи, Лорел с Коббетом отправились в свои, расположенные по соседству коттеджи. Девушка вставила ключ в замочную скважину, но повернула его не сразу. Внимательно вглядываясь в залитую лунным светом улицу, она прошептала:
— Кто это там? Или лучше спросить — что это там? Ее спутник посмотрел в ту сторону.
— Ничего, ты просто немного взволнована. Спокойной ночи, дорогая.
Лорел вошла в номер и заперла дверь. Ли быстро пересек улицу.
— Мистер Коббет, — прозвучал в темноте голос Гонды.
— Интересно, что вам понадобилось здесь в столь поздний час, — сказал он, подходя ближе.
Актриса распустила свои темные волосы, которые теперь свободно струились по ее плечам. «Это самая прекрасная женщина из всех, что я когда-либо видел», — подумал Коббет.
— Я хотела еще раз вас проверить, — сказала она, — удостовериться, что вы не забудете про свое обещание и не пойдете на кладбище.
— Я всегда держу слово, мисс Честель.
Он почувствовал, как вокруг них сгустилась гнетущая тишина. Замерли даже листья на деревьях.
— Я надеялась, что вы не будете рисковать, — продолжила актриса. — Вы с друзьями только недавно в городе и можете вызвать у нее особый интерес. — Она подняла на Коббета взгляд своих вспыхнувших в темноте глаз. — И это совсем не комплимент.
Гонда повернулась, чтобы уйти. Ли шагнул вслед за ней.
— Но сами вы ее не боитесь.
— Бояться собственной матери?
— Она принадлежала к семейству Рэй, — ответил Коббет, — а все Рэй пили кровь своих родственников. Мне рассказал об этом судья Персивант.
И снова взгляд ее прекрасных темных глаз.
— Этого никогда не случится со мной и моей матерью. Они оба остановились. Своей тонкой сильной рукой Гонда схватила его за запястье.
— Вы мудры и отважны, — сказала она. — Мне кажется, что вы приехали сюда с добрыми намерениями, и совсем не ради нашего шоу.
— Я всегда стараюсь руководствоваться добрыми намерениями.
Над их головами сквозь ветви пробивался лунный свет.
— Вы зайдете ко мне? — пригласила актриса.
— Я прогуляюсь до кладбища, — отозвался Коббет. — Я обещал вам, что не буду туда заходить, но я могу постоять у ограды.
— Не заходите внутрь.
— Я же дал вам слово, мисс Честель.
Гонда направилась обратно к коттеджам, а Ли, минуя ряд молчаливых вязов, зашагал к погосту. Пятна лунного света испещряли могильные камни, между ними, словно черная вода, разлились глубокие тени. Казалось, из-за ограды за ним наблюдают.
Присмотревшись, Ли заметил какое-то движение среди могил. Он не мог ничего точно разглядеть, но там определенно что-то было. Коббет различил (или ему показалось?) очертания чьей-то головы, неясные, словно существо было завернуто в темную ткань. Затем еще один силуэт. И еще один. Они собирались в небольшую группу и как будто следили за ним.
— Вам лучше вернуться в ваш номер, — произнес голос Гонды где-то совсем рядом.
Оказывается, она последовала за ним, неслышная, словно тень.
— Мисс Честель, — сказал Коббет, — ответьте мне, если это возможно, на один вопрос. Что произошло с городом или деревней Грисволд?
— Грисволд? — отозвалась актриса. — А где это? Грисволд означает «Серый Лес».
— Ваш предок или родственник, Хорес Рэй, родился в Грисволде, а умер в Джеветт-Сити. Я уже говорил вам, что ваша мать была урожденная Рэй.
Ему казалось, что он тонет в этих сияющих глазах.
— Я не знала об этом, — сказала Гонда.
Ли посмотрел на кладбище, где двигались невидимые тени.
— И руки мертвых тянутся к живым, — промурлыкала Честель.
— Тянутся ко мне? — спросил он.
— Возможно, к нам обоим. Наверное, сейчас, кроме нас, в Деслоу не бодрствует ни одна живая душа. — Она снова посмотрела на Коббета. — Но вы можете себя защитить.
— Почему вы так думаете? — удивленно спросил он, вспомнив о дольке чеснока в кармане рубашки.
— Потому что эти существа на погосте лишь наблюдают, но не пытаются на вас наброситься. Вы их не привлекаете.
— Как, по всей видимости, и вы, — ответил Ли.
— Я надеюсь, вы не смеетесь надо мной, — едва слышно проговорила Гонда.
— Нет, клянусь своей душой.
— Своей душой… — повторила Честель. — Спокойной ночи, мистер Коббет.
И она ушла, высокая, гордая, грациозная. Ли наблюдал за ней до тех пор, пока женщина не скрылась из виду, а затем направился назад в мотель.
На пустой улице ничто не двигалось, только кое-где светились огоньки в закрытых на ночь магазинах. Коббету померещилось позади негромкое шуршание, но он так и не оглянулся.
Подойдя к своему номеру, Ли услышал, как закричала Лорел.
Судья Персивант, сняв куртку, сидел в спальне и изучал потертую коричневую книжку. «Скиннер» — было написано на корешке, «Мифы и легенды нашего края». Он уже столько раз перечитывал этот отрывок, что мог повторить его почти наизусть: «Чтобы победить чудовище, его необходимо схватить и сжечь, по крайней мере, сжечь его сердце. Выкапывать из могилы его нужно днем, пока оно спит и не ведает опасности».
«Есть и другие способы», — подумал Персивант.
Должно быть, было уже очень поздно, или, вернее сказать, очень рано, однако судья не собирался ложиться. Только не тогда, когда снаружи кто-то крадется, тихо ступая по бетонной галерее перед коттеджем. Ему показалось, или неизвестный замер, как раз перед его дверью? Большая, с набухшими венами рука Персиванта потянулась к воротнику, где под рубашкой висел мешочек с чесноком, его амулет. Будет ли этого достаточно? Судья любил чеснок — такая сочная вкусная приправа для салатов и соусов. Неожиданно Кейт увидел свое отражение в зеркале комода: старое широкое лицо, усы, белеющие, словно полоска снега на темной земле. Ясное четкое отражение, выражение лица не умиротворенное, но полное решимости. Персивант улыбнулся сам себе, обнажив неровные, но все еще свои собственные зубы.
Он поправил манжет и посмотрел на часы: около половины второго. В июне, несмотря на летнее изменение времени, рассвет наступает рано. Перед восходом солнца вампиры отправляются в свои гробницы, печальные убежища, где они, согласно Скиннеру, «спят и не ведают опасности».
Судья отложил книгу в сторону, налил себе бурбона, добавил несколько кубиков льда и немного воды, сделал глоток. Это был уже не первый стакан за сегодня, хотя обычно, по совету врача, он позволял себе лишь одну порцию виски с содовой в день. В эту минуту Персивант был благодарен за резкий вкус, чем-то напоминающий вкус грецкого ореха. Если не злоупотреблять, виски могло быть естественнейшей в мире вещью, самым добрым товарищем. Судья взял со стола папку с исписанными неразборчивым почерком листами — свои выписки из трудов Монтегю Саммерса.
Саммерс утверждал, что вампиры обычно происходят из одного источника: эта зараза распространяется от короля или королевы, чьи кровавые пиры доводят жертв до могилы, после чего те в свою очередь восстают из гроба. Если найти и уничтожить первопричину, остальные упокоятся с миром, превратятся в обычные мертвые тела. Брэм Стокер придерживался этой же теории, когда писал «Дракулу», а Брэм Стокер, без сомнения, знал, что делал. Персивант обратился к следующей странице, содержащей стихотворение из «Загадок и тайн разных народов» Джеймса Гранта. Это была баллада, написанная архаичным языком, повествующая о мрачных событиях, произошедших в «городе Пешта» — возможно, имелся в виду Будапешт?
И мертвые тела, заполонившие кладбища,Зловещий пир устраивали, пили кровь,В полночный час вторгались к нам в жилища,Страх иссушал живые души вновь и вновь…
И несколькими строками ниже:
И вот погост огорожен решеткою железной,Засовы заперты, чтоб мертвых удержать,Но против нечисти когтей усилья бесполезны,Разбиты все замки, и беззащитны мы опять.
Персивант много раз пытался узнать, кто автор стихов и когда же было написано это замысловатое произведение. Возможно, баллада вовсе не была старинной, может быть, она появилась только в 1880 году, незадолго до того, как Грант опубликовал свою книгу. В любом случае, судья чувствовал: он знает, что скрывается за этими строками, что за переживания отражены в них.
