А офицер еще раз заглянул в мое удостоверение, а потом что-то сказал в стоящий на столе прибор. Через пару минут пришел матрос, и принес книгу. Я заметил у этих русских одну странность, как только кто-нибудь из них со мной знакомится, так сразу на белый свет появляется книга. Иногда меня даже заставляют подписаться под моей собственной фотографией в книге. Неужели я так популярен? А после того допроса строгий офицер отправил меня не в камеру, а в санчасть. Русский доктор не стал со мной церемониться. Горсть таблеток, литр горячего и сладкого чая, а сверху, сказав "с праздником", еще и стакан водки. Как меня раздевали и укладывали на больничную койку - этого я уже не помню.
Когда я проснулся, то узнал, что проспал больше суток, что простуды удалось избежать, и что меня хочет видеть командующий русским флотом. Пока я спал, русские не только высушили, но даже и постарались выгладить мой безнадежно испорченный морской солью костюм. Перед посадкой в катер на меня надели такой же, как и у остальных, красный спасательный жилет. Наш путь лежал на тот самый корабль-"левиафан", который напугал меня днем ранее. Я все время вглядывался в горизонт - не покажутся ли японские корабли. Ведь они должны были быть неподалеку, но, несмотря на улучшившуюся погоду, не увидел ни дымка. Тогда я еще не знал, что построенные в Британии и Германии грозные броненосцы и стремительные крейсера, или покоятся на морском дне, или находятся в русском плену на отмелях вблизи Порт-Артура.
Знаете господа, я смелый человек, но вот после прибытия на огромный русский корабль, меня ожидало самое серьезное в моей жизни испытание. Палуба этого корабля оказалась плоской подобно полю для игры в бейсбол. Тут и там на ней были расставлены странные аппараты, назначения которых я не понимал. Меня и двух сопровождающих посадили внутрь одного такого аппарата, и заставили пристегнуться ремнем к сиденью. Неожиданно все вокруг завыло, а тонкие лопасти наверху слились в прозрачные круги. Аппарат подпрыгнул вверх, на мгновение завис в воздухе, и полетел.
Эти русские - очень жестокие люди - предупреждать же надо. А я и не знал, что у них есть такая совершенная техника, причем, совершенно не похожая на аппарат братьев Райт. Как потом выяснилось, про братьев Райт я погорячился, такая техника, причем фантастически совершенная, у них тоже была.
Наш полет на встречу с адмиралом продолжался примерно полтора часа. Внизу я увидел еще один корабль этой странной эскадры. Несмотря на странность форм, он был хотя бы нормальных размеров. Площадка, на которую должен был сесть наш аппарат, с высоты казалась меньше спичечного коробка. Но человек, который управлял этим аппаратом, мастерски опустился прямо в центре буквы "Н". Как ни странно, штаны мои остались сухими, видимо, я уже начал привыкать к русскому образу жизни. А то было бы как-то неудобно появляться перед адмиралом с "подмоченной репутацией".
Контр-адмирал Виктор Ларионофф, оказался подтянутым мужчиной, чуть старше меня. Преждевременная седина и загорелая кожа лица показывали, что свой чин он заработал не за канцелярским столом. Английский язык адмирала был вполне понятным для восприятия, и я почти не напрягался, пытаясь разобрать то, что он мне хотел сказать. Поскольку наша беседа была неофициальной, то тут же на столе появилось неизменное русское орудие пытки - самовар с чаем. Нам, американцам, помешанным на кофе, трудно понять склонность русских к чаю. Наверное, тут сказываются их азиатские корни - не знаю.
За те два часа, пока мы вместе с адмиралом и с еще одним сухощавым сухопутным офицером, назвавшимся полковником Бережным, пытались выпить чай из этого чудовища, вмещавшего не меньше ведра, я узнал, какие именно события я пропустил, пока тащился на джонке из Кокуры в Чемульпо. Это был полный крах, профессиональный позор, и катастрофическая неудача. Если бы те японские придурки не арестовали меня тогда в Кокуре, и я сел бы на пароход до Фузана, то... Черт с ними, с теми пятью иенами и фотоаппаратом. Я имел все шансы 9-го февраля быть в Чемульпо, и лично наблюдать исторические события.
А в конце нашего разговора, адмирал Ларионов поднял меня из глубин отчаяния к вершинам надежды. Русские не стали меня арестовывать за попытку проникнуть на фронт, как сделали бы японцы. Они даже пообещали, что если я соглашусь работать на их эскадре, дать мне возможность побывать в самых горячих местах. И все ля того, чтобы я мог честно и правдиво информировать читателей моей газеты и весь мир о тех событиях, что происходят на этой войне. Мне было предоставлена возможность отсылать свои статьи и заметки посредством радио в Фузан, откуда их передавали по телеграфу в мою газету.
Но, к моему несчастью, Япония была уже блокирована, и у нас наступили дни затишья. Когда же я увидел прибытие русских броненосцев, то понял, что скоро предстоят большие дела - ведь просто так эти большие парни из базы не выходят. И точно, вчера вечером адмирал Ларионов пригласил меня к себе, и предложил увидеть одну очень интересную операцию русского флота. Корабль, который в ней задействован, не самый большой, но на нем находятся сразу два члена Российской императорской фамилии. Британцы затевают против русских грязную провокацию. С провокаторами парни адмирала Ларионова справятся, но нужен честный и авторитетный журналист, который всем расскажет, как все было на самом деле. Недолго думая, я согласился, потому что совсем отупел от безделья,
- Иес, мистер Ларионов, Нет проблем. Когда отбываем?
И вот я здесь, на этом корабле, среди людей, о которых мне предстоит писать. Крепкие парни, наверное, мы с ними сработаемся...
02 марта (16 февраля). 1904 года. Полдень. Дворец Великого князя Александра Михайловича. Набережная реки Мойки, 106. Капитан Тамбовцев Александр Васильевич.
Время идет, и мы потихоньку обрастаем нужными знакомствами в питерском высшем свете. Сегодня дворец Великого князя Александра Михайловича посетил наш старый знакомый, министр иностранных дел Петр Николаевич Дурново, вместе с министром Императорского Двора бароном Владимиром Борисовичем Фредериксом.
Я много читал об этом почтенном и честном человеке, обладавшим огромным авторитетом у членов императорской фамилии. Если удастся с ним сработаться, то многие вопросы нам можно будет решать легко и безболезненно. Николай II и Александра Федоровна, а так же вдовствующая императрица Мария Федоровна с уважением относились к барону Фредериксу, называя его "Old gentleman" ("Старый джентльмен").
Владимир Борисович, статный и высокий 70-летний мужчина с роскошными седыми усами, поздоровался со мной, и первым делом попросил разрешения закурить. Я не стал возражать, и барон достал из кожаного футляра коричневую гаванскую сигару, которую он с удовольствием стал раскуривать.
А Петр Николаевич Дурново, на правах старого знакомого, стал излагать причину, по которой он с министром Императорского двора решили нанести нам визит.
Дело заключалось в следующем. По дипломатическим каналам из Берлина пришла информация о том, что кайзер Вильгельм II и морской министр адмирал фон Тирпиц хотели бы посетить Петербург для переговоров с царем.
С одной стороны, учитывая родственные связи Гогенцоллернов и Романовых, в этом визите не было ничего необычного. Встретились кузены, поговорили о делах семейных, и немного - о делах государственных, покрасовались на парадах, сфотографировались на память, да и разъехались по домам. Но учитывая то, что во внешней политике России произошли сильные изменения, такая встреча, несомненно, вызовет весьма бурную реакцию во Франции и Англии. И так уж подконтрольные британскому и французскому капиталу газеты, словно с цепи сорвались. Они извергают потоки грязи на Россию, которая в их материалах выглядит настоящим исчадием ада.
По этой причине оба министра хотели бы обсудить со мной возможные меры противодействия той информационной войны, которую начали против России и Германии европейские СМИ. И не только европейские. Многие российские "прогрессивные" издания старались исподтишка лягнуть царя и его министров. А это уже касалось непосредственно барона Фредерикса, так как в его обязанность входила цензура всех публикаций, связанных с императорской фамилией.
- Скажите, Александр Васильевич, - что можно противопоставить этой лавине инсинуаций, направленных на очернение Государя, и проводимой им политики? - спросил у меня Дурново. - Мы, конечно, можем арестовать тиражи некоторых газет, даже закрыть их, но ведь это не решение проблемы. Так мы лишь прорекламируем эти издания, и вызовем дополнительный интерес к тому, что было опубликовано в арестованных номерах.
- Петр Николаевич, - сказал я, - газеты, или, как их еще называют, СМИ - средства массовой информации, - это страшное оружие. Информационные войны зачастую бывают не менее опасные, чем воины с применением ружей и пушек. И, как в каждой войне, оборона - это вид ведения боевых действий, заведомо ведущих к поражению. Надо наступать на противника, проводить обманные маневры, воинские хитрости, словом всеми доступными способами разгромить своего врага, и заставить его перейти в глухую оборону. Я в самое ближайшее время набросаю небольшую инструкцию по ведению информационной войны, и передам ее вам, Петр Николаевич.
