— Не поверите, конечно, но просто заблудился.
— Ну ладно — широко зевнул мент — чеши.
— Куда? — не поверил в удачу Агей.
— Домой, куда или — к любовнице — встал он, с хрустом потянулся и выпроводив Андрюху, пошел в дежурку, где качали Сэву.
За заляпанным чернилами дермантиновым столом, такому же сопливому лейтехе рассказывал сон рябой кобылы второй задержанный.
— Воровать грех, в Библии так писано, а убивать, тем более, музыканта, понимаете…
«Попов Александр Викторович — читал через плечо своего напарника опер, отпустивший Агея, и тот — Попов, братья они, что ли? Вообще-то говорят, что не знакомы».
— Послушай, Попов, а ты откуда?
— Я — то? С Первомайска.
«Наебали, сволочи» — от досады покраснел он. «Врюхался» — сообразил Санька и схватившись за сердце, сполз с табуретки, наглухо привинченной к полу.
— Что с тобой?! — всполошились менты.
— «Скорую», сердце… — и Сэва закатил шары.
Бить врачей нехорошо, но этому, чтобы дать деру, пришлось врезать. Рвал Санька весело и шустро, в голове вертелись мыслишки о том, что с самых пеленок в его организме не хватало железа. Девять грамм он отхватил на «Акации» и вот теперь совсем рядышком посвистывало еще несколько грамм. «Пронеси, господи! Пить брошу, курить, колоться…» — спустя десять минут он, тяжело отдуваясь в подъезде какой-то пятиэтажки, ухмылялся той чепухе, которая лезла ему на бегу. Через два часа Сэва был на квартире, где его уже не ждали подельники, но на всякий случай тормознули прямо в шприце два куба ханки, а случаи действительно бывают разные.
Андрюху так и не дождались. Где он потерялся?
***
Двадцать восьмого, какого-то по-особому теплого в жизни Святого марта, его с больнички везли в Управление внутренних дел. Такой солнечно-мокрой весны он не помнил, грязь с водой фонтанами била из — под колес «УАЗика». В норковой шапке, сбитой на затылок и распахнутой китайской кожанке, на заднем сиденье рядом с Олегом курил Кладников.
— Бурдинский с тобой хочет встретиться.
— А кто вы?
— Я — то? — в приоткрытую форточку стряхнул он пепел сигареты — майор Кладников Виктор Лаврентьевич, с Управления по борьбе с организованной преступностью.
— Это вы этой зимой Гасана убили?
— Выходит, что я.
— Виктор Лаврентич, убийство это плохой поступок или хороший, однозначно ответить можете?
— А ты как думаешь?
— Я думаю, что плохой.
— Я думаю также.
— Вот я убью человека, мне за это лоб зеленкой помажут, а тебе за тоже самое — медаль дадут, наверное, а?
— Я уже получил, орден за личное мужество. «За то, что мякнул чьего-то сына, отца и мужа, государство его поощрило» — помассировал занывшую часть головы Святой и горько улыбнулся.
— Добро должно быть с кулаками — стрельнул в форточку бычок майор.
— Да-а, интересная штука жизнь, скорей бы сдохнуть, чтобы не видеть всего этого дерьма.
В маленьком кабинете первого этажа Управления безбожно дымил Беспалый.
— Привет! — вроде бы искренне обрадовался он приятелю.
— Кое-как уболтал Кладникова, чтобы он нам встречу организовал. Лаврентич, пятнадцать минут нам дай?
— Пятнадцать, но не больше, мужики — глянул на часы майор и выйдя из кабинета, притворил за собой дверь.
Опасливо дыбанув вслед Кладникову, Женька на ухо подельнику прошептал.
— Давай грузиться?
От неожиданности Олег отшатнулся от Беспалого, внимательно посмотрев в его бегающие глаза.
— Ты что, Женька, ведь всего месяц назад ты втыкал пацанам, что менты — козлы, надо бороться с ними до последней капли крови. Объясни мне, что ты тут несешь, может я тебя пойму?
— Олега, да я тебе и не предлагаю давать показания, просто я решил с тобой посоветоваться.
Кладников видимо подслушивал, а может — и нет, но беседу подельников прервал.
— Ну, что, мужики, на чем остановились?
— На том, что показаний давать я не буду — заявил Беспалый.
— Да ты что, Бурдинский, что случилось?
— Ничего, просто передумал.
— Чтоб ты сдох, паршивец, — плевался всю обратную дорогу на «пятерку» Лаврентич — зачем я тебе с Бурдинским базар устроил, он парень хороший, а ты его сейчас сбил с толку. Я его спрашиваю — стрелял чеченцев? Он говорит — да, но не за деньги, а за идею.
— На счет идеи, Виктор Лаврентич, тема особая, как-нибудь потолкуем, а на счет Беспалого, то — пусть грузится, это его личное дело, но решать судьбы других он не имеет права, а раз вам помогает, значит, выгадывает что-то для себя и в идею не верит. Сегодня он высветил мне свою личину обыкновенной лагерной акулы, которая ничем не брезгуя, пытается выскользнуть из ваших сетей. На пацанов, с которыми Женька был под пулями, ему видимо насрать.
На следующий день Святого выписали с больницы и ночью перевезли на КПЗ, а чуть забрезжил за решеткой рассвет, в хату к нему бросили Ловца. Его и Князя за мордобой гребанули в ресторане и устроились на этот раз они намертво. Ржавыми провалами узких зашторенных окон камеры выходили во двор Управления Министерства Безопасности и шесть дней, что протоптались между собой подельники, оперативники этого ведомства накрутили на магнитную пленку.
Седьмого апреля в четыре двадцать утра Олега, тщательно прошмонав, нарядили в тяжелый бронежилет и, положив на заднее сиденье белой «семерки», лихоматом по пустым улицам Читы утянули в аэропорт. Миновав служебные ворота территории аэродрома, тачка встала у самого трапа мокрой «АНнушки». Бронежилет сняли, а вот наручники — нет.
— Так полетишь — зло попрощался с арестованным Кладников — придется потерпеть.
— Ты что, Лаврентич, не выспался?
Тот смолчал и, разбрызгивая мутную жижицу замерзших за ночь луж, умчался.
Взлетали в уже подернутое восходом безоблачное синее небо. Взревел правый мотор, за ним левый и, стряхнув с крыльев последние капли из мороси, серая птица поползла к старту.
— Стюардесса! — подбросило в середине салона сорокалетнего мужчину с кавказской мордой — стойте! Не полечу я! Остановитесь!
Двигатели стихли, но пока к самолету не подъехали менты, из салона никого не выпустили.
По мятой красной роже дежурного по аэропорту мусорилы видно было, что он с бодуна.
— Что стряслось, Любаша?
— Вот — стюардесса ткнула в чурека лакированным ноготком, — лететь не хочет.
— Ваш паспорт, пожалуйста.
Он терпеливо подождал, пока пассажир шуровал по многочисленным своим карманам и потом, развернув в кожаных корочках его документ, вслух прочитал. — Имаев Хамза, национальность — чечен…
— Кто?! — аж подскочил старший конвоя и, отведя в сторонку старшего лейтенанта, зашушукался с ним, ожесточенно при этом жестикулируя. Спустя минуту пассажиры, удаленные от «АНнушки», тревожно обсуждали происходившее, а еще через десять — самолет шерстили миноискателями, но видимо не легавые.
