Он глянул на меня тяжело и гневно, но тотчас развернулся и быстрым шагом двинулся дальше по коридору, продолжая командовать эвакуацией. Картина осталась у меня в руке. Но сил продолжать браваду не было.
— Коновалов, — окликнул я его, — что сделают с ее телом?
— Лишнего транспорта на Землю сейчас нет. — Несмотря на приличное расстояние, он услышал меня. — И госпожу академика, и госпожу гендиректора кремируют. Если отыщете коды, потом заберете их прах и переправите по своему усмотрению. А теперь извините, мне надо позаботиться о живых.
— Мне тоже, — ответил я тихо, так что он уже не мог услышать. Набрал номер Анны. На экране бродили круги видеофонного вызова — занято. Я на ходу вызвал Первого и попросил доступа в корпоративную сеть услуг. Тот некоторое время не отвечал, видимо, связываясь с Матвеем, а потом и вовсе отключился, но вместо него в видеофоне появилось гладкое, как у Шалтая-болтая, лицо виртуального оператора. Я заказал кар к центральному входу главного здания «Нако» и еще один — к дому Аполинарии Родионовны. У Анны снова оказалось занято, и я нашел местный телефон и позвонил бабушке Стерн. Она принципиально не пользовалась видеофоном, но ее поставленный глубокий голос лучше любой камеры демонстрировал эмоции пожилой дамы.
— Какое счастье, Носферату Александрович! — воскликнула она. — Объясните им, что я никуда не поеду! Это глупость, безобразие и бред! Да-да, Витязь, и не смейте трогать мои вещи. Все останется на своих местах!
— Полина Родионовна, я скоро буду у вас. — Спокойствие, которое давалось мне с таким трудом, оказалось заразительным. Старушка перестала возмущаться. — Позвольте Витязю собрать ваши вещи. Мне жаль, но настало время осуществить вашу мечту, пусть и не так, как вы предполагали. Вы полетите на Землю, моя дорогая Полина Родионовна. Вернетесь на родину предков, в Россию. Гробов там не так уж много…
«Возможно, очень скоро здесь их будет значительно больше», — добавил я про себя.
— Но есть люди, с которыми вы почувствуете себя как дома. Моя мать, думаю, обрадуется знакомству с вами и поможет устроиться. Марта, наша помощница по дому, не сомневаюсь, будет в бешенстве. У них обеих такой же безобразный характер, как у вас, поэтому вы не заскучаете. Соглашайтесь, моя дорогая.
Я улыбнулся на последнем слове, зная, что старая дама почувствует это.
— Умеешь ты уговаривать, негодник, — пробурчала она. — Какая же гадкая старуха откажется от хорошей склоки. Твоя домработница — достойная соперница в утренних пикировках? У нее хватит образования?
— В ней кровь кайзеров, — заверил я, — отсутствие школы она с лихвой восполняет доставшейся от предков волей, а за изяществом можете обращаться к моей маман. Вам ведь по нутру мое чувство юмора — оно унаследовано от Саломеи Шатовой… А еще — у нее постоянно валяется на столике в прихожей несколько лишних пригласительных в оперу, а на входе в любой музей достаточно сказать, что вы от Саломеи Ясоновны, — и вам открыты двери всех галерей.
— Все это слишком вкусно, — не сдавалась бабушка Стерн. — В чем подвох? Зачем ты мне все это рассказываешь, хитрый мальчишка? Мы ведь полетим вместе, да?
— Увы, моя дорогая Полина Родионовна, я не смогу. Есть дела. Но я постараюсь присоединиться очень скоро. Сейчас к вашему крыльцу подъедет кар. Окажите мне любезность — вылетайте на Землю как можно скорее, не заставляйте мою матушку ждать.
— Ферро, — в трубке послышался голос Анны. Полина Родионовна пробурчала что-то о невоспитанной молодежи, передавай ей телефон. — Ты можешь рассказать, что происходит?
— Могу, — ответил я. — Есть угроза для материка. В детали вдаваться не буду. Просто прошу — забирай нашу хозяйку, Райсов и улетайте.
— А ты?
— Марь оставила мне кое-какие полномочия. Мне придется немного задержаться, но я улечу с последним транспортом.
— Точно?
— Обещаю, — солгал я.
— Давай я перезвоню со своего, включи видеорежим.
Захотелось увидеть ее. Может быть, в последний раз. Взглянуть в ее серые глаза.
— Нет.
— Ты ведь простишь меня, Ферро? — прошептала она совсем тихо. — Ты же понимаешь, что я не имела права скрыть от комиссара информацию. Ведь ничего не случилось…
— Конечно, я тебя прощаю, — липовое прощение наполнилось искренней нежностью. Я все еще любил ее, но… самое грустное уже случилось. На этой планете мне больше некому доверять. Анна сделала свой выбор. И отчего-то я уже не нуждался в том, чтобы она передумала, чтобы осталась со мной на эти пять часов. Мне хотелось, чтобы она была счастлива, благополучна, безупречна, как всегда, но где-то там, на Земле, моя связь с которой с каждой минутой, с каждым сказанным словом становилась все тоньше. А невидимая пуповина, какой перед смертью соединила меня с Чигги Машка, за считаные часы грозила превратиться из паутинки в стальной трос. Права была бабушка Стерн — на этой планете появилось два очень дорогих мне гроба, и нити воспоминаний и сожалений накрепко связали меня с Грианой.
Я попросил Анну поторопиться со сборами и попрощался, сославшись на срочное дело. На этот раз не солгал. Передо мной уже были двери Машкиного кабинета. Я, припомнив, как это делала Машка, вытянул из стены пульт и посмотрел на мониторы. На всех щелкал цифрами обратный отсчет, а под ним темнели три пустые строчки. Я провел рукой над сенсорами.
«Введите код», — зажглось в верхней строке.
— Надеюсь, ты не переоценила мои способности, Мари, — пробормотал я и уселся в кресло.
В кабинете было прибрано, но от того порядка, что всегда любила Марь, не осталось и следа. Окно закрыли стеклопластовым щитом поверх покореженной рамы, на ковровом покрытии под ним еще виднелись осколки.
Я снова осмотрел рисунок с лотосом, не усидел в кресле и прошелся по кабинету. Раз или два в дверь сунулся кто-то из «соток», но не счел необходимым со мной заговорить. Я взял со стола графин и вылил остатки воды в плошку с чахлым папилио ноктурналис, перемазав пальцы желтой пыльцой. Поискал подсказки на столе, выдвинул пару ящиков — те, что не были заперты. Среди документов — по-чиггийски и по-русски — обнаружилась тоненькая пачка фотографий. Несколько — еще наших школьных. Мои валялись где-то на книгах в библиотеке. Машка хранила свои бережно. Я перебрал их, и воспоминания, солнечные и добрые, нещадно впились когтями в горло, перекрывая дыхание. Но неутомимый разум тотчас отыскал желанную точку опоры.
Я выскочил из кабинета, надеясь, что кар ждет у входа.
Чем заполнить первую строчку, я вспомнил сразу. Двадцать третье февраля в шестом классе. То, что Машка потом называла исключительно «случай с физруком». Мы забрались в преподавательскую каморку в спортзале, чтобы исправить в школьной базе мою двойку за кросс, а Машке вывести две пятерки по легкой атлетике и нарисовать трояк — она ужасно не хотела бегать за школу на городских соревнованиях, а с ее успеваемостью лучшей кандидатуры не находилось. Мы едва успели выключить компьютер на столе физрука, как в двери чиркнула карточка. Умница Машка, конечно, прикрутила блок на замок, но физрук был сильным мужчиной, сильнее магнитного замка. Он пришел не один — привел даму. Мы забились в кладовку для мячей и просидели на них, переплетясь, как шнурки на кроссовках, и тихо хихикая, пока физкультурник и его гостья не закончили зарядку для хвоста. Маша уже тогда понимала, что знание — власть над миром. Стоит ли говорить, что моя двойка исчезла сама собой и до конца школы я не получал по физкультуре ниже четверки, а Машка не только не отправилась на городское соревнование, но и вообще волшебным образом оказалась освобождена от физкультуры и появившееся время тратила на кружок по робототехнике?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
