Бриджит отчаянно завизжала, увидев, как женщина срывает шляпку с головы графини, но в ответ раздался только злобный смех:
— Эта вещица стоит немало! А кружева — и того дороже!
И грязная рука с силой рванула на себя ворот жакета Даниэль. Раздался звук треснувшей материи, утонувший в общем диком хохоте.
— За эти вещички можно получить не одну бутылку джина! — продолжала издеваться «амазонка». — Разве не так, подружки?
Даниэль вдруг снова почувствовала себя парижским бродягой. Выбросив вперед ногу, она ударила обидчицу носком сапога по колену, но тут же поняла, что совершила ошибку: кто-то сильно толкнул Даниэль в спину на стоящих впереди женщин. И тут же на нее набросилась вся толпа. Женщины царапались, кусались, били кулаками и ногами, чья-то длинная рука рванула ее за ворот. Одежда затрещала, и все та же рука впилась ногтями в оголившуюся грудь Данни. Только тогда молодая графиня вспомнила про оружие. Держа одной рукой Бриджит, она принялась бешено отбиваться другой от наседавших со всех сторон разъяренных преступниц и, улучив какую-то долю секунды, выхватила из кармана пистолет. Раздался выстрел. Даниэль целилась поверх голов, но в темноте пуля могла кого-нибудь и задеть. Раздался пронзительный визг, и все нападавшие при виде дымящегося оружия дружно повалились на пол. Даниэль понимала: пройдет несколько мгновений, и они поймут, что для следующего выстрела пистолет требуется перезарядить. Поэтому она бросилась в открывшийся перед ней живой коридор, крепко сжимая руку Бриджит, и через несколько секунд очутилась по другую сторону решетки…
…Джастин услышал выстрел, когда входил в здание тюрьмы, и с бешено колотящимся сердцем помчался туда, откуда донесся звук. Добежав до уже запертой решетки камеры, он увидел трех мужчин и собственную супругу — оборванную, в крови, державшую за тонкую ручонку дрожащую от ужаса девочку.
Даниэль находилась в полной прострации и даже в первые секунды не узнала Джастина. Только услышав виноватое бормотание Малькольма: «Милорд, я… я…», графиня обернулась и увидела разъяренное лицо своего супруга.
— Отдайте мне это все, — процедил сквозь зубы Линтон, жестом указывая Малькольму на плащ Даниэль, ее кольца и кошелек, которые тот по-прежнему продолжал держать в руках. — А теперь идите и помогите Томасу управиться с лошадьми. Их у него сейчас целых восемь.
— Слушаюсь, милорд, — с отчаянием в голосе ответил Малькольм и побежал к выходу. Он был твердо уверен, что после сегодняшних событий его непременно уволят без всяких рекомендаций. Но ведь он всего-навсего исполнял приказание! Или ему следовало самому войти в этот ад? По коже честного кучера побежали мурашки…
— Линтон, — сказала Даниэль, смотря на супруга какими-то странными, пустыми глазами и жестом указывая на трясущегося от страха начальника тюрьмы, — я внесла залог за девочку, заплатив этому человеку сто гиней. Подобного подарка он не заслужил. Поэтому вы с полным правом можете потребовать от него вернуть эти деньги. Если, конечно, пожелаете. — Голос Даниэль неожиданно задрожал. — Взгляните, что они сделали с ребенком за четыре часа! Дайте мне плащ.
И, выхватив свой плащ из рук Джастина, Данни накинула его на Бриджит.
— Этот плащ понадобится вам самой, — ледяным тоном сказал Линтон. — Вы только посмотрите на себя!
Он забрал плащ и закутал в него Даниэль, накинув ей на голову капюшон.
— Ребенку будет достаточно простого одеяла. Принесите!
Приказ относился к начальнику тюрьмы. Тот побледнел и виновато пробормотал:
— Я… я… не знаю, есть ли у меня одеяло.
— Тогда отдайте мне ваш сюртук.
Начальник понял, что одежду у него все равно отберут, и, беспрекословно раздевшись, протянул сюртук графу.
— Деньги, — жестко напомнила Даниэль. — Я без них не уйду. Они лежат на столе в кабинете этого мерзавца. Он не получит из них ни пенса. А если откажется принести, то я…
— Замолчите! — прервал ее граф. — Вы будете делать только то, что я вам скажу.
Маленькая Бриджит вдруг закрыла лицо руками и горько зарыдала.
— Посмотрите, что вы с ней сделали! — крикнула Даниэль, с презрением глядя на начальника тюрьмы. — Иди ко мне, малышка. Я сейчас отведу тебя к маме. Она уже давно дожидается за этой стеной. А потом мы все поедем ко мне домой. Там ты отмоешь волосы от всей этой мерзости, а я постараюсь подыскать приличную одежду вместо той, которой ты лишилась. — Даниэль повернулась к мужу: — Сейчас вы заберете у него деньги, и на этом кончим.
— До конца еще очень далеко, Даниэль, — ответил граф с плохо скрываемой угрозой. — Вы можете отдавать любые, какие посчитаете нужными, распоряжения в отношении несчастного ребенка и его семьи. Я же займусь этим… типом. — И он кивнул в сторону начальника тюрьмы. — Ну а затем у меня будет очень серьезный разговор с вами.
Последняя фраза была сказана очень тихо и предназначалась только для ушей Даниэль. Та закусила губу, поняв, что стены воздвигнутого ею здания решительности и самоутверждения начинают рушиться. Рушиться под тяжестью осознания того, что ужас, от которого она несколько минут назад избавилась, неумолимо сменяется страхом перед яростью Линтона. Эта ярость пока еще находилась под его контролем, но грозила в любой момент вырваться наружу. Даниэль смотрела в глаза Джастина со страхом и мольбой, но не увидела в них и намека на снисхождение. Вздохнув, Данни повернулась к Бриджит и, взяв ее снова за руку, направилась через длинный коридор к выходу.
Линтон, сохраняя ледяное самообладание, ни на минуту не забывал о том, через что пришлось пройти его жене. А также о том, что заставило ее рисковать не только собой, но и их будущим ребенком. В какой-то момент весь его гнев вдруг обратился против самого себя: ведь именно он предоставил жене слишком широкую свободу! Он ее муж, а все мужья требуют от своих жен безоговорочного подчинения, таков многовековой уклад. И Даниэль тоже должна была целиком подчиняться своему мужу, то есть ему, Джастину Линтону. Он слишком долгое время был с ней доверчивым, терпимым и добродушно-веселым. Жена же предала его доверие, воспользовавшись готовностью супруга понимать ее всегда и во всем, постоянно прощать ее.
Джастин повернулся и излил весь свой гнев на начальника тюрьмы… Через несколько минут Линтон уже шел через тюремный двор со злополучными ста гинеями в кармане, оставляя далеко позади тот ад, свидетелем которого стал.
Если бы Джастин был способен владеть своими эмоциями, тогда, возможно, на него произвела бы впечатление сцена, происходившая в тот момент у ворот тюрьмы. Бриджит заливалась слезами в объятиях всего своего семейства. Закутанная в плащ Даниэль стояла чуть поодаль. Лошади вели себя смирно под надежным присмотром двух кучеров и мальчишки, который, как оказалось, умел разговаривать с ними на их языке. Вокруг экипажа собралось немало зрителей, которые одобрительными возгласами и слезами умиления выражали свою радость по поводу счастливого воссоединения эмигрантской семьи.
