— Кому принадлежат эти башни? — спросил аббат у черного всадника. — В дружественных ли они руках?
— Там никто не живет, — ответил незнакомец, — или, во всяком случае, в них нет неприятеля. Но убедите этих юношей поспешить, ваше преосвященство. Сейчас не время для пустого любопытства и созерцания битвы, в которой они не принимают участия.
— Тем хуже для меня, — сказал Генри Ситон, услышав эти слова. — Я бы предпочел сейчас сражаться под знаменами моего отца, чем стать управляющим двора в Холируде за терпеливое и добросовестное выполнение моих нынешних мирных обязанностей по эскорту королевы.
— — Место под знаменами вашего отца вскоре станет весьма опасным, — заметил Роланд Эвенел, который, повернув коня на запад, все еще не мог оторвать взгляд от сходящихся армий. — Уже сейчас видно, что вон тот кавалерийский отряд, наступающий с востока, достигнет деревни раньше войск лорда Ситона.
— Это всего лишь кавалерия, — сказал, приглядевшись, Ситон, — они не удержат деревню без поддержки аркебузиров.
— Вглядитесь внимательней, — сказал Роланд, — и вы увидите, что за каждым из всадников, с такой скоростью мчащихся из Глазго, сидит пехотинец.
— Клянусь небом, он прав! — воскликнул черный рыцарь. — Одному из вас придется отвезти эту весть лорду Ситону и лорду Арброту, чтобы они не торопили своих кавалеристов до подхода пехоты, а постарались вести правильное наступление.
— Поручите это мне, — попросил Роланд. — Я первый разгадал план врага.
— Но, с вашего позволения, — воскликнул Ситон, — дело идет об отряде моего отца, и скорее мне бы следовало поспешить ему на выручку.
— Я готов подчиниться решению королевы, — сказал Роланд Эвенел.
— Как, снова жалобы? Опять за споры? — воскликнула королева Мария. — Разве в той туче войск мало врагов Марии Стюарт? Нужно ли еще ее друзьям враждовать между собой?
— Но, ваше величество, — возразил Роланд, — юный владелец Ситона и я оспаривали друг у друга только право покинуть вашу особу, чтобы передать важное сообщение войску. Он считает, что его имя дает ему полное право на это, а я полагаю, что лучше подвергнуть этой опасности меня, как лицо менее значительное.
— Нет, — сказала королева, — если один из вас должен покинуть меня, то пусть это будет Ситон.
Генри Ситон, полный благодарности, отвесил королеве столь низкий поклон, что белые перья его шлема смешались с разметавшейся гривой его красивого боевого коня. Затем с торжествующим видом он уселся покрепче в седле, решительно взмахнул копьем и, шпорами заставляя коня преодолевать все препятствия, поскакал по направлению к знамени, осенявшему все еще поднимавшийся по холму отряд его отца.
— Мой брат! Мой отец! — вскрикнула Кэтрин, охваченная тяжелым предчувствием. — Они оба там, в гуще опасности, а мне ничто не грозит!
— О, если бы бог дал мне возможность, — сказал Роланд, — быть вместе с ними и за каждую каплю их крови отдать две своих!
— Разве я не знаю, что ты стремишься к этому? — ответила Кэтрин. — Может ли женщина сказать мужчине то, что я уже почти высказала тебе, если она считает его способным испытывать страх или слабодушие? В этих звуках приближающейся битвы есть что-то и привлекательное и пугающее. Хотела бы я быть мужчиной, чтобы ощущать этот восторг без примеси ужаса.
— Сюда, сюда, леди Кэтрин Ситон! — кричал аббат, в то время как они продолжали скакать и уже подъезжали к стенам замка. — Сюда! Помогите леди Флеминг поддержать королеву. Она слабеет с каждой минутой.
Они остановились и сняли Марию Стюарт с седла. Ее хотели уже вести к замку, когда она сказала им слабым голосом:
— Не туда, не туда! Я никогда больше не вступлю в этот замок.
— Будьте королевой, ваше величество, — сказал аббат, — и забудьте, что вы женщина.
— О, мне нужно забыть гораздо большее, прежде чем я смогу снова смотреть на эти слишком знакомые мне места. Мне придется забыть дни, когда я была невестой покойного… убитого…
— Это замок Крукстон, — сказала леди Флеминг, — в котором королева давала свою первую аудиенцию после того, как вышла замуж за Дарнлея.
— О боже, — воскликнул аббат, — над нами твоя десница! И все-таки возьмите себя в руки, государыня! Ваши враги — противники святой церкви, и господь решит сегодня, будет ли Шотландия католической или еретической.
Тяжелый, длительный грохот пушек и мушкетов придал потрясающую значительность его словам и произвел на королеву даже большее впечатление, чем сами эти слова.
— К тому дереву, — сказала она, указывая на тис, росший на пригорке у стен замка. — Оно мне хорошо знакомо. Отсюда открывается такой же обширный вид, как с вершины Шехэлиона.
Оттолкнув поддерживавших ее женщин, она решительным, хоть и несколько неровным шагом направилась к стволу благородного тиса. Аббат, Кэтрин и Роланд Эвенел последовали за ней, в то время как леди Флеминг, замыкая шествие, удерживала в некотором отдалении прочих членов свиты. Черный всадник неотступно, как тень, следовал за королевой, соблюдая дистанцию в несколько ярдов. Он сложил руки на груди, повернулся спиной к битве и, казалось, был занят только тем, что смотрел на Марию Стюарт сквозь решетку своего забрала. Королева, казалось, не видела его, она устремила свой взгляд на раскидистый тис.
— О прекрасное и стройное дерево, — сказала она, как бы уносясь в этом созерцании прочь от окружающего ее мира и преодолевая ужас, охвативший ее при первом приближении к замку Крукстон, — ты стоишь по-прежнему, веселое и доброе, как всегда, хотя сейчас к тебе доносятся звуки битвы, а не любовные клятвы. Все унеслось с тех пор, как я в последний раз приветствовала тебя, — любовь и любящий, клятвы и клявшийся, король и королевство… Как идет сражение, ваше преосвященство? Надеюсь, в нашу пользу… И все же, что, кроме горя, может увидеть Мария в этом месте?
Ее приближенные жадно устремили взгляд на поле битвы, но ничего не могли разобрать там, кроме того, что сражение было весьма ожесточенным.
Небольшие огороды и домики этой деревушки, расположенные на всех подступах к ней, кроме непосредственно прилегающего пространства, все эти кленовые и ясеневые аллеи, столь мирно и спокойно выглядевшие в мягких лучах майского солнца, ныне были превращены в огневую полосу, окутаны дымом, а непрекращающийся гул выстрелов из мушкетов и пушек, к которому примешивались крики сражавшихся бойцов, показывал, что до сих пор ни одна из сторон не уступила другой и исход сражения еще не определился.
— Многим душам эта чудовищная канонада откроет последний путь на небо или в ад, — сказал аббат. — Верующие в святую католическую церковь да вознесут со мной молитву о нашей победе в этом ужасном сражении.
— Только не здесь… не здесь, — просила несчастная королева. — Не молитесь здесь, святой отец, или же молитесь тихо. Мое сердце разрывается между прошлым и настоящим, я не решаюсь приблизиться к престолу всевышнего. Помолитесь, если хотите, за грешницу, у которой самые нежные привязанности становились ее самыми страшными преступлениями и которая перестала быть королевой только потому, что была мягкосердечной и доверчивой женщиной.
— Не подъехать ли мне поближе к войскам, чтобы выяснить исход сражения? — спросил Роланд.
— Ради бога, поезжай туда, — сказал аббат, — ибо, если наши друзья разбиты, нам придется бежать как можно скорее. Только будь осторожен, держись в стороне от битвы. От твоего благополучного возвращения зависит не только твоя собственная жизнь.
— О, не подъезжайте туда слишком близко, — просила его и Кэтрин. — Не забудьте только посмотреть, как дерутся Ситоны и как они держатся в бою!
— Не тревожьтесь, я буду осторожен, — пообещал Роланд Эвенел и, не дожидаясь ответа, направился к полю битвы, придерживаясь более высоко расположенной и свободной от заграждений дороги и то и дело осторожно оглядываясь по сторонам, из опасения заехать в расположение неприятельских отрядов. По мере приближения к месту сражения выстрелы звучали все громче и громче, перестрелка становилась все более и более ожесточенной, и он почувствовал то биение сердца, ту смесь естественного страха, напряженного любопытства и тревоги за исход дела, которая овладевает даже самыми храбрыми людьми, когда они в одиночку приближаются к месту интересных и опасных событий.
Наконец он подъехал настолько близко, что с вала, укрытого кустами и подлеском, ему отчетливо представилось место, где схватка достигла наибольшего ожесточения. Перед ним проходила ведущая к деревне большая дорога, по которой, проявляя больше безрассудной смелости, чем трезвой осмотрительности, продвигался авангард войск королевы с целью овладеть этим выгодным стратегическим пунктом. Приблизившись к деревне, сторонники королевы обнаружили, что неприятель предупредил их. За живой изгородью и искусственными ограждениями засели уже воины прославленного Кирколди Грэйнджского и графа Мортона; в результате этого наступающие понесли немалый урон, пробираясь вперед, на сближение с противником. Но сторонники королевы — главным образом вельможи и бароны со своими родичами и вассалами — продолжали вести наступление, презирая опасность, не обращая внимания на препятствия, и к тому времени, когда Роланд прибыл на место сражения, они уже сошлись вплотную с авангардом регента в узком проходе, стремясь силой оружия выбить его из деревушки, тогда как их противники были полны неменьшей решимости сохранить добытое преимущество и с таким же ожесточением старались оттеснить осаждающие их войска неприятеля.
