я позволяю слезам каскадом стекать по моим щекам.
— Это больно, дедушка.
— От удара ножом в спину так бывает. — Он гладит меня по волосам. — Но помни, Глиндон, они не единственные, кто может нанести удар.
Я отстраняюсь, фыркая.
— Ч-что ты имеешь в виду?
— Ты — Кинг. Мы не лежим, чтобы принять удар. Мы сразу бьем в ответ.
— Я не могу. Он... намного сильнее.
— Никто не может быть сильнее Кингов. Он достает свой телефон и набирает номер, затем включает громкую связь.
Мои глаза расширяются, когда я вижу имя Леви на экране.
— Почему ты звонишь моему отцу? — шепчу я.
Дедушка прикладывает палец к губам, когда мой отец берет трубку сонным голосом.
— Дядя? Почему ты звонишь так поздно? Ты умер?
— Очевидно, нет, —- говорит дедушка своим фирменным жестким голосом. Я рано узнала, что он смягчается только по отношению к бабушки и меня.
— Тогда перезвони мне утром. И в следующий раз, когда у тебя будут поздние вечерние приступы, позвони этому ублюдку Эйдену.
— Есть срочное дело по поводу твоей дочери.
Мои глаза расширяются, и папа делает паузу, прежде чем проснуться.
— Что случилось? Вчера она прекрасно переписывалась со мной.
— Кто-то разбил ей сердце, и нам нужно переломать ему ноги.
— Дедушка! — Я пытаюсь повесить трубку, но он держит телефон вне досягаемости.
— Понятно. — У отца задумчивый голос.
— Будь здесь через двадцать минут.
— Уже еду. Позволь мне сначала отругать моих мальчиков за то, что они не смогли защитить свою сестру.
— Папа, не надо!
— Мы поговорим через несколько минут, Глин.
Бип. Бип. Бип.
Я стону.
— Дедушка, зачем ты это сделал?
— Ты сказала, что не можешь сам ударить по этому придурку, поэтому мы с радостью сделаем это.
И тут меня осенило. Дедушка пытался преподать мне урок, сказать, что я должна сделать это, чтобы все получилось.
— Если вы ударите его за меня, я всегда буду чувствовать себя беспомощной.
Он поднимает бровь.
— Может быть.
— Но если я сделаю это сама, я получу завершение.
— Кто знает?
Я протягиваю руку и целую его.
— Спасибо, дедушка! Можешь попросить Моисея отвезти меня обратно в кампус?
— Я сделаю лучше и отправлю тебя на своем личном самолете. Это если ты сможешь выдержать полет?
— Нет, не надо летать три раза за два дня. И не мог бы ты позвонить папе и сказать ему, что план отменяется?
— Кто сказал, что он отменяется? — Он ухмыляется. — Мы всегда можем ударить его после того, как ты с ним покончишь. Никто не связывается с Кингами и не живет, чтобы об этом рассказать.
* * *
К тому времени, когда я добираюсь до кампуса, во мне кипит энергия, которой меня подпитывал дедушка.
Потому что он прав.
Почему я должна разбивать сердце, плакать и чувствовать себя несчастной, когда этот ублюдок не чувствует ничего из этого и никогда не почувствует?
Самое меньшее, что я могу сделать, это ударить его по больному месту, чтобы доказать, что он не имеет на меня никакой силы.
А место, где больно, — это его эго размером с гору. Сначала я думаю о том, чтобы ткнуть ему в лицо другого мужчину, потому что знаю, как ему ненавистна сама мысль о том, что рядом со мной может дышать хоть один мужчина.
Но потом я вспоминаю, что он может и убьет их, а я не готова иметь это на своей совести. Поэтому лучший способ — заставить его поверить в это, не подвергая риску конкретного человека.
После того как Мозес, доверенный водитель и телохранитель дедушки, отвозит меня, я спрашиваю его, можно ли мне сделать фотографию, на которой я держу его руку на подлокотнике машины, и он отвечает:
— Все, что нужно, чтобы отомстить неудачнику.
Тогда я делаю снимок и выкладываю его в Instagram с подписью:
Я наконец-то нашла свой тип. Мужчины постарше, ням.
Прежде чем я успеваю отступить и подумать о последствиях, я выкладываю фото.
Затем я иду к своей машине перед общежитием, забираюсь внутрь и барабаню пальцами по рулю.
Проходит минута.
Мой телефон загорается тысячным звонком от Киллиана, который я игнорирую, как и все остальные.
Тогда он переключается на смс.
Киллиан: Кто это и знает ли он, что умрет, как только я найду тебя? Я знаю, что ты специально провоцируешь меня, и это чертовски работает. Мое обещание, что ты будешь скакать на моем члене в его крови, тоже все еще в действии.
Киллиан: Удали это и поговори со мной, пока я не начал показывать свою дьявольскую сторону, Глиндон.
Киллиан: Я говорил тебе, что если ты снова будешь игнорировать меня, то все изменится к худшему.
Киллиан: Ты выбрала войну, детка, и я здесь, чтобы выиграть.
Я бросаю телефон в карман шорт и еду к месту, где все началось и, где все закончится.
Как только я подъезжаю к обрыву на дальнем конце леса, я встаю на краю и смотрю вниз.
На бурные волны, разбивающиеся о суровые скалы, на то, как сильно вода сделала их острыми, крутыми — чудо природы, способное украсть жизнь.
И стать местом поганой встречи.
Дедушка был прав — как обычно. Чем больше я думаю о своей дружбе с Девлином, тем больше это не похоже на дружбу.
Он определенно не радовался за меня, как Сесили, Ава, Реми и даже Анника, когда я рассказывала им о чем-то, что сделало меня счастливой.
Не говоря уже о том, что он всегда любил говорить о себе, о том, как он был сиротой, как всю жизнь боролся с депрессией и как никто его не понимал.
Я всегда слушала его, потому что думала, что мы с ним родственные души и разделяем одни и те же проблемы.
Наши личности не понимают. Нашу депрессию не замечают.
Но теперь я больше ничего не знаю.
Я думаю, его смерть ударила по мне сильнее, потому что я была здесь, когда это случилось.
Прямо рядом с ним в машине.
Ветер откидывает мои волосы назад, когда на меня нахлынули воспоминания о той ночи.
— Пойдем со мной, Глин, — сказал он. — Мы можем покончить с болью раз и навсегда.
— Я... не знаю, Дев. Я не хочу этого. Я... не могу так поступить
