Я услышала, как за окном начался дождь. Словно в противовес дню, который прошел так легко и радостно для меня, сейчас я чувствовала грусть и тоску. И это одиночество – оно поистине невыносимо… Почему я не имею права видеть рядом Александра? Почему, по каким таким причинам он заставляет меня изнывать в одиночестве среди этой роскоши, которая имеет значение лишь тогда, когда доставляет радость, на этой постели, которая кажется уютной лишь в том случае, когда рядом есть родной, близкий, единственный на свете человек, тепло которого хочется ощущать? Невольная неприязнь зашевелилась у меня в душе. Что это со стороны герцога – месть? Он мстит мне за то, что я так долго его отвергала, не понимала, мучила? О, после сегодняшнего нашего взаимопонимания такое поведение было бы слишком лицемерным!
Словом, уж в который раз я не знала, что думать и на что надеяться. Надо дожидаться отъезда – тогда уж все непременно выяснится.
Утром я проснулась от осторожных шагов Маргариты.
– Ну? – спросила она многозначительно.
Я с иронией покачала головой.
– Нет… Его не было. Еще два таких дня, и я пойму, что никогда его не дождусь.
Маргарита, уже давно разрывавшаяся между своей симпатией к Александру и любовью ко мне, явно не знала, что сказать.
7
Пытаясь сдержать слезы, я еще раз прижала к себе Изабеллу и Веронику. Эти барышни, которым шел второй год, в отличие от меня разлукой вовсе не были опечалены. Скорее всего, они не очень-то задумывались над тем, что происходит.
– Эх вы! – сказала я им с укоризной. – Растите побыстрее, чтобы, когда я вернусь, вы уже не были такими глупенькими!
Изабелла делала вид, что не слышит, потрясая своей погремушкой. А Вероника, моя тихая спокойная Вероника, ползавшая на полу в поисках спрятанной Бель игрушки, вдруг поднялась на ножки, уцепилась рукой за мое платье и, своевольно подтянув меня к себе, крепко обняла, уткнувшись личиком в мои колени.
– Ах ты мой ангел! Как жаль, что нельзя тебе поехать с нами!
Они так вырастут за время моего отсутствия, что я их, пожалуй, и не узнаю. Мои дочери… Я еще раз потрепала их по шелковистым золотым кудряшкам – точь-в-точь таким, какие были у меня в детстве; в этот миг меня снова позвали, и я поняла, что уже пора.
Я наспех набросила накидку, поправила изящную шляпу на голове. В доме царила суматоха, вызванная столь неожиданным и поспешным отъездом. Вчера целый день Александр был занят тем, что передавал Полю Алэну дела по управлению поместьем. Со времени свидания у конюшен я с мужем почти не разговаривала.
В вестибюле я заметила отца Ансельма, громко разговаривавшего на какие-то не совсем скромные темы с конюхом Люком, и, быстро подбежав к священнику, схватила его за руку.
– Отец Ансельм, умоляю вас, пожелайте мне счастья.
Все время смеясь, аббат погладил себя по подбородку.
– Желаю, дочь моя, желаю! Более того, я уверен, что, когда вы вернетесь домой, вас уже будет трое!
Не в силах не улыбнуться ему в ответ, я торопливо поцеловала ему руку и выбежала на крыльцо.
Было 12 февраля 1796 года, почти полдень, но погода выдалась отвратительная. Шел проливной дождь, еще более сильный, чем тогда, когда я впервые приехала в Белые Липы. Мраморные ступени стали ужасно скользкими, клумбы были размыты, а фонтаны на целый фут наполнены водой, будто снова начали действовать. Большая карета, поданная к крыльцу совсем недавно, уже наверняка отсырела: с нее стекали целые струи воды. Дождь был весенний, почти теплый, но все равно погода казалась мерзкой.
Александр, в черном плаще и черной шляпе, в сапогах выше колен и, как всегда, вооруженный, давал какие-то приказания кучеру. Все уже было готово: чемоданы приторочены к карете, люди из прислуги, ехавшие с нами, заняли свои места. Александр заметил меня, с улыбкой чуть приподнял шляпу и сделал мне знак: идите, мол, сюда, я перенесу вас через лужу! Я и вправду вовсе не желала промочить туфли и уже сделала шаг к нему, но голос Поля Алэна остановил меня.
– Попрощайтесь же со мной, Сюзанна, мне кажется, я этого заслуживаю.
Я обернулась. Он обнял меня – сильно, почти нежно, как родной брат. Я поцеловала его на прощанье.
– Нам обоим дорог Александр. Милая сестра, обещайте, что не сделаете ему больно.
Мне были важны не сами его слова, а тон, которым они были произнесены.
– Ни-ког-да! – прошептала я горячо ему на ухо. – Мы оба объединимся, чтобы беречь его, и это будет наш с вами секрет.
Мы оба рассмеялись, ибо хорошо сознавали, сколь мало Александр нуждается в том, чтобы его берегли.
– Я готова! – объявила я радостно.
Герцог подхватил меня на руки, и от его прикосновения все качнулось перед моими глазами. Он осторожно опустил меня на подушки кареты, сел сам, предварительно сбросив насквозь промокший плащ, и захлопнул дверцу.
– Ну, моя дорогая, дайте же сигнал к отправлению.
Невольно улыбаясь, я потянула за шнур, и, словно по мановению волшебной палочки, кони тронулись с места. Крыльцо замка проплыло за мутным от дождя окошком кареты, потом проплыли фонтаны, голые клумбы и мокрые ели. В этот миг что-то зашевелилось под моими ногами; вскрикнув, я наклонилась вперед и только сейчас заметила громадного дога, того самого, которого так любил герцог.
– Как, и это животное тоже едет с нами?
– Его зовут Слугги. Он ничуть нам не помешает.
– Надеюсь, – проговорила я лукаво, – этот Слугги не отнимет у меня часть вашего времени?
– Что вы, дорогая, он и не помышляет об этом.
Главная аллея закончилась. Мы выехали на Реннскую дорогу. Путь наш лежал на юго-восток. Ночевать мы намеревались в Витре.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
ДОМ У ДОРОГИ
1
Неприятность произошла ближе к восьми часам вечера, когда мы находились на расстоянии лишь полулье от Ренна. Из-за сильнейшего дождя и того, что дороги превратились в потоки грязи, мы немного опаздывали и выбились из того графика, который сами для себя создали. Это ничем нам не грозило: ведь мы были сами себе хозяева. В карете почти не ощущались холод и сырость, мерцание углей в жаровнях создавало даже какую-то уютную атмосферу, а сгустившаяся за окном темнота лишь усиливала это впечатление. Потом вдруг сильнейший удар потряс карету; пошатнувшись, я отлетела назад, лишь немного удержанная рукой Александра, и в ту же минуту раздался громкий треск.
– Ваше сиятельство! – позвал с козел кучер.
– Одну минуту, дорогая. Я сейчас во всем разберусь. Даже не набросив плаща, он выскочил из кареты прямо на дождь и захлопнул за собой дверцу. Я стала терпеливо ждать, немного беспокоясь по поводу того, что плащ герцога остался внутри. Время шло, а Александр не возвращался. Я слышала шаги, раздававшиеся вокруг кареты, и громкие голоса, но шум дождя не давал мне разобрать их смысл. Я прислушивалась, но все напрасно. Так прошло почти десять минут; потом мне показалось просто странным, что я сижу здесь и жду, будто все происходящее не имеет ко мне отношения. Не долго думая, я взяла плащ герцога, толкнула дверцу и в одно мгновение оказалась на земле. Лишь каким-то чудом мне удалось угодить на твердое место и не утонуть в грязи.
